«Я не знаю, зачем мне жить дальше» - мать погибшего 20-летнего ополченца Донбасса

Она встречает меня на пороге маленького дома на окраине Донецка. Очень худенькая, сильно хромающая, с заплаканными глазами и в чёрной повязке на голове. Приглашает в дом. На стене фотографии молодого парня, совсем ещё мальчика.

А на столе его же фото, но уже с чёрной траурной лентой, рядом – рюмка накрытая куском хлеба.

- Вчера Вовочке 40 дней было, - говорит Ирина Владимировна.

- Ваше отчество Владимировна и сын Владимир?

- Да, мы все как-то с этим именем связаны: я Владимировна, муж по отчеству тоже Владимирович, сын Владимир, а вот теперь внук – Владимир Владимирович.

В ходунках сидит хорошенький малыш, сосредоточенно сосущий палец.

- Сколько ему?

- 19 августа будет 9 месяцев. А папа даже не увидел, как он сделал первые шаги и произнёс первое слово, - Ирина начинает плакать. Вслед за ней плачет и маленький Владимир Владимирович. Увидев это, она бросается успокаивать малыша, слёзы вскоре сами собой высыхают.

…Война забрала у этой женщины всё самое дорогое – единственного любимого сына, дом, хозяйство. Всё то, что составляло смысл её жизни. Прошлой жизни. Что будет в будущем - Ирина не знает. Да и будет ли это будущее – тоже…

До войны Ирина вместе с мужем и единственным сыном Володей жила в Марьинке. Родители работали на шахте имени Челюскинцев, неплохо зарабатывали, держали большое хозяйство.

Сын учился в горном лицее, занимался спортом. Ещё – помогал всем, кому мог.

- Он такой хороший был, такой хороший, - начинает плакать Ирина. – Бывало, схватит лопату, и бежать куда-то. Я ему: ты куда? А он: «Там бабушка одинокая, пойду ей огород перекопаю». Или доски возьмёт, гвозди, и снова со двора. Ты куда? А он: «У бабушкиной соседки забор поломался, пойду, подремонтирую». И так всегда. Никому ни в чём не отказывал, всем помогал. С 12 лет сам деньги зарабатывал. Хотя нужды в этом не было никакой. Мы с мужем неплохо зарабатывали на шахте, да и хозяйство большое было – всё у нас было, всего хватало. А он пошёл на рынок подрабатывать грузчиком. Говорит: «Мама, мне стыдно у вас деньги брать. Я уже взрослый». А самому 12 лет едва исполнилось…Никогда я его не видела даже с пивом, за водку и речи не было. Очень спорт любил. Постоянно ходил в спортзал, занимался там.

Когда в Донбасс пришла война, Володе было 17 лет. Он очень внимательно следил за всем, что происходило на Майдане в Киеве, переживал, что среди протестующих были его ровесники. Не понимал, зачем они это делают. Когда начались обстрелы Славянска, сказал родителям, что как только ему исполнится 18 – уйдёт в ополчение.

После референдума 11 мая в Марьинке начали формироваться первые отряды. Володя ходил к ребятам, помогал им, чем мог, часто оставался ночевать. Ирина кормила ополченцев, регулярно относила стоявшим на блокпостах, еду. К слову сказать, далеко не всем соседям это нравилось, не все поддерживали Ирин порыв. Говорили: «Носи-носи, корми-корми, только куда ты потом бежать будешь?!». Ира даже представить не могла, что эти злые пророчества на самом деле исполнятся в её жизни…

11-12 июля ВСУ впервые очень серьёзно обстреляли Марьинку. По мирному городку били из «Градов». Шокирующие кадры обошли тогда весь мир. Погибло множество мирных людей. Как раз 12 июля Володе исполнилось 18 лет. Не будь того страшного обстрела, не увидь парень всё то, что довелось увидеть, возможно бы, и остался дома. Но так совпало, что в его день рождения Украина убила тех, с кем он провёл всё своё детство, с кем рос, учился, кого любил. 12 июля Володя ушёл в ополчение…

Соседи отнеслись к этому крайне негативно. Одно дело – просто помогать и кормить. Другое – воевать. Ирина видела злые взгляды, слышала неодобрительные перешёптывания за спиной. «Благодаря» соседям, Ира, её муж и сын попали в списки сайта «Миротворец». Когда Марьинку захватили украинские войска, соседи сразу донесли им, что сын Ирины в ополчении. Солдаты заняли их дом, а СБУ не единожды пыталось через соседей выманить её в Марьинку. «Бывало звонит кто-то из соседей, говорят: «Ирина, приедь хоть ненадолго, покорми животных!». А я слышу, что рядом кто-то стоит и диктует соседу, что говорить. Не поехала я никуда, конечно», - говорит женщина.

- А что сейчас с домом стало, знаете?

- Нет. С соседями я не общаюсь больше. Но что могло с ним стать, если там жили или живут до сих пор военные? Явно же – ничего хорошего. Они же не просто живут. Они оттуда стреляют. Проделали дырки в стенах, установили там пулемёты. Оружие принесли во двор. Там у них огневая точка. Я уже смирилась с тем, что дома у меня больше нет…

Спасаясь от украинских солдат, Ирина с мужем бежали из Марьинки. Это случилось 29 июля 2014 года, накануне отступления ополчения из города. До этого муж и жена две недели просидели в гаражной яме – Марьинка нещадно обстреливалась украинцами. Не было света и воды, все магазины были закрыты.

- Выйдешь, бывало, в огород, хоть какой-то помидор или огурец сорвать, есть же было совсем нечего – тут же начинают бить из пулемётов. Пойдёшь в дом что-то взять – снова бьют. Уже тогда весь двор был в выбоинах и воронках от снарядов. Две недели мы просидели в этой яме. А потом решили уходить. 29 июля, в 5 утра, вышли потихоньку и побежали в сторону Трудовских в Донецк. По ногам стреляли, пули от асфальта отскакивали прямо. Не попали.

- Украинцы где-то близко от вашего дома находились?

- Да, на терриконе они были. А террикон от нашего дома в нескольких сотнях метров. Мы у них как на ладони были. Потому и выйти из ямы они нам не давали, видели все наши передвижения по двору. Мы прибежали в Трудовские. Оттуда поехали на Южный автовокзал, собирались к сестре моей в Зугрэс. Мы были настолько грязные, немытые, дурно пахнущие – ну, представьте, две недели просидеть в гаражной яме, когда нет воды, в июльскую жару, - что нас не хотели пускать в автобус. Думали, мы бомжи с мужем. И одеты мы были соответствующе, я – в халате, муж в спортивных штанах. В руках только документы и немного денег. Еле уговорили нас взять, рассказали, откуда мы.

Казалось, что в Зугрэсе семья, лишившаяся дома и всего нажитого, найдёт приют. Так и было. Сестра Ирины была очень рада её видеть. Но 13 августа случилась трагедия – Зугрэс попал под сильнейший обстрел украинской армии. Стреляли в дневное время суток. Били прицельно – по школе, больнице, детской площадке и пляжу. Снова, как и в Марьинке, множество погибших мирных жителей, среди них – трое детей. Стало понятно, что и Зугрэс теперь на мушке ВСУ, в любой момент обстрел может повториться. Сестра приняла решение уезжать в Россию, в Севастополь. У Ирины таких денег не было, да и желания оставлять родной Донбасс и воюющего сына тоже, а потому она с мужем отправилась искать приюта в Донецке. Здесь семья арендовала маленький домик в тихом районе на окраине. Сюда не долетают снаряды, не слышна ежедневная канонада. В Донецке Ирина с мужем живут уже ровно три года.

Володя, тем временем, защищал Донбасс на фронте. Он прошёл все «горячие точки» этой войны. Ирина переживала за сына, просила вернуться домой. «Мама, если не я, то кто? - отвечал Володя. – Если все уйдут, все побросают оружие, они же захватят нас, как ты этого не понимаешь? Захватят и уничтожат. Ведь они этого даже не скрывают». Ирина понимала, что сын прав. Но сердце всё равно ныло…

В один из дней Володя пришёл в увольнительную не один. Вместе с ним была милая девушка. «Карина, - представил он её родителям. – Моя жена. Теперь она будет жить с вами». Ирина с мужем сначала оторопели от такой неожиданности – они даже не знали, что сын с кем-то встречается, а уж чтобы жениться… Но девушку в семью приняли. Со временем она стала им как дочь.

- Я её так и называю – доця. Если иногда назову по имени – Карина - она говорит: «Мама, за что вы на меня обиделись? Вы меня Кариной называете, только если обижаетесь!».

- Она вас мамой называет?

- Да, мы с мужем её доцей, а она нас мама и папа.

Уже два года Карина живёт с родителями Володи. Девять месяцев назад у ребят родился сын, которого, в честь папы, также назвали Владимиром.

- Он очень любил и Карину, и малыша, - говорит Ирина. – На родах присутствовал, поддерживал Карину. В больнице сутками находился. Подгузники сам менял маленькому, спать укладывал, когда в увольнительные приходил. С рук вообще его не спускал. И даже не увидел, как малыш сделал первые шаги…

Ирина снова начинает плакать. Маленький Володя, заливисто смеясь, катается на лошадке…

- А где сейчас Карина? Дома её нет, - спрашиваю я.

- Ой, да беда не приходит одна! У неё подруга попала под машину, передавило ей ноги. Её мама поехала снимать деньги с карточки в Россию, чтобы операцию ей сделать. Пока мамы нет, Каринка ухаживает за подругой. А мы вот тут с Вовчиком вдвоём, - отвечает Ирина.

Я опасаюсь задать этот вопрос, понимая, что Ирина снова начнёт плакать. Но всё же решаюсь.

- Как это произошло? Как погиб Володя?

- Это случилось в начале июля. На Спартаке. В 9 утра он мне позвонил, мы с ним поговорили так хорошо. А в 9:56 его не стало, - слёзы начинают душить Ирину. – Как же так? Как это могло случиться? Почему? Ведь он всю войну прошёл, все три года, с самого начала! Везде побывал, во всех «горячих точках»! А тут вот раз – и нет его…В так называемое перемирие. Как такое могло случиться? Почему?...

Ирина рыдает. Я молчу. Малыш катается на лошадке…

- Похоронили Вовочку 10 июля. На Аллее героев. А 12 июля ему бы исполнился 21 год, - говорит убитая горем мать. – Я два раза в неделю хожу к нему на могилку, в среду и в субботу. Говорю ему: «Сыночек, зачем мне жить без тебя? Ну зачем?! Вот памятничек тебе поставлю и всё. А больше мне жить незачем…»

Мать целует фотографию сына, гладит её, прижимает к груди и долго-долго плачет…

Потом берёт на руки малыша. Он улыбается ей. Она, впервые за всё время нашего разговора, ему. Вдвоём они выходят меня провожать.

…Эта женщина лишилась всего, что было ей дорого, что было ею любимо. Она потеряла единственного сына. Она потеряла дом и всё, что было нажито тяжким трудом. Её внук, едва успев родиться, остался без отца. Её совсем ещё юная невестка стала вдовой. Украина разрушила судьбы сотен тысяч жителей Донбасса. И продолжает это делать. Каждый день.