«Я должна регулярно показывать ей деньги, говоря, что они у нас есть, и завтра мы купим то, что нам нужно». Как война меняет детей. Рассказ жительницы Мариуполя

Привет. Меня зовут Мария, я из Мариуполя. Мы выжили в городе во время боёв, но война навсегда изменила нашего ребёнка.

Дети, пережившие войну, взрослеют очень быстро. Они начинают хорошо разбираться в обстрелах — кто и чем стреляет, и с какого примерно расстояния. На слух определяют выстрелы миномётов, танков, орудий, залпы «Градов». Умеют различать прилёты и вылеты. Но это, конечно, не те знания, которые им нужны.

Наш младший ребёнок родился, когда война в Донбассе шла уже два года. Когда началась спецоперация, Людмиле исполнилось пять лет. Всего за несколько месяцев она повзрослела на целую жизнь.

Раньше это была очень нежная и ранимая девочка, которая не могла дать сдачи соседскому ребёнку или обозвать его в ответ. Теперь она дерётся, обзывается и очень сильно понимает свои интересы, которые надо отстаивать. Эти интересы распространяются на всё — на родителей, время, внимание, любовь. И появилась не свойственная ребёнку ранее жадность. Уже закончился голод, но, видимо, не забылся. В свои неполные шесть она регулярно проверяет холодильник, интересуется, какие продукты есть, а какие нужно докупить, очень экономно ест конфеты, распределяя их на завтра и послезавтра, небольшими порциями пьёт сок.

Игры тоже поменялись. Теперь наши дети играют в получение гуманитарки, в походы «на колодец» и, прячась под стол, представляют, что опять сидят в подвале и пережидают обстрел.

19 февраля я купила ей красивое кружевное платье на весенний праздник в детском саду к 10 марта. На Украине уже не отмечали Международный женский день 8 марта, заменив его праздником весны. Но к 10 марта мы пережили серию ужасных обстрелов и, испугавшись за дочку, отправили её в центр города к бабушке. Были в твёрдой уверенности, что центр уж точно обстреливать не станут.

Первые обстрелы в нашем микрорайоне пришлись на 6 марта. За несколько часов до обстрелов отключили по всему городу газ. Оглядываясь назад понимаю, что эти обстрелы были совсем недолгими. А вот испугались мы уже 8 марта, когда на наших глазах снаряды попадали в соседние дома. Наша Людмилочка это тоже видела... Спали мы в своей квартире на втором этаже. В подвал не спускались, он не был предназначен для этого. Боялись, что если дом разрушат, то несколько лишних часов жизни в подвале будут слишком мучительны. Сидели в коридоре, подальше от окон и дверей. Малышка обнимала кошку и как могла, успокаивала её.

Когда в обстрелах наступил перерыв, соседи стали быстро уезжать в центр. Все верили, что центр точно не тронут. Мы попросили соседей отвезти дочку к бабушке. Я наспех собирала детские вещи. В первую очередь положила очень тёплые, хотя было 8 марта и +5. Обычно в это время начинает быстро теплеть и через 10—12 дней уже +15. Но интуиция меня не подвела. Через пару дней температура резко упала до –11 градусов и держалась так неделю. Сами решили остаться, видимо тогда ещё не слишком испугались. Насчёт того, что боёв в центре не будет, мы с мужем сильно ошиблись....

20—21 марта бои шли на проспекте Металлургов (район центрального рынка) и улице Артёма. Именно в это время там сожгли и разрушили большую часть домов. К бабушке, у которой жила дочка, на балкон прилетела светошумовая граната. Осколки просто чудом не попали в газовый баллон, на котором готовили еду дома. После этого спустились в бомбоубежище на неделю. Дом уцелел благодаря тому, что стоял на боковой маленькой улочке. Рядом по двум проспектам многоэтажки полностью сгорели. У Люсиной бабушки большая квартира и окна выходят на все четыре стороны — малышка видела, как горят дома. В каждом окне, куда ни посмотри, полыхал пожар. Девятиэтажки на 3—4 подъезда горят два дня... Это был конец марта, и всё ещё держалась минусовая температура, а возле горящих домов было жарко. По улице и вокруг квартала ездили танк ВСУ и танк ДНР, стреляя друг в друга.

«Мама, они играли в догонялки, ездили друг за другом и стреляли. Потом украинский танк сгорел», — рассказывала дочка.

А потом чуть позже показывала во дворе и на улице железные лепёшки. Она рассказывала, что это были машины — до того как на них наехал танк, рассказывала, как хоронили погибших от прилетевшей мины троих детей из соседнего дома, водила меня показывать могилу на клумбе и отнесла туда игрушку.

Мы с мужем пришли в центр 23 марта — и из одних уличных боёв попали в другие. Оказывается, в Мариуполе на тот момент уже не было тихого спокойного места.

Соседи в подъезде жили впроголодь, но старались Люсеньку хоть чем-то угостить. Дочка чувствовала всеобщую заботу и была в центре внимания. Она достаточно долго боялась выходить из подъезда после окончания уличных боёв. Несколько дней ушло на то, чтобы просто стоять на крыльце по нескольку минут в день. Бои шли на соседних улицах, и мы хорошо слышали взрывы и видели пожары и дым. Люся каждый раз очень пугалась, поначалу спускалась в бомбоубежище, а потом, увидев, что мы остаёмся на улице, стала пересиливать свой страх. Но даже сейчас она боится резких громких звуков. И боится оставлять дверь и окна открытыми. Боится оставаться без родителей, поэтому сейчас я не отдала её в садик. Дочке надо знать, что я или её папа рядом, максимум, в соседней комнате. Остаться даже на полдня в саду, с прекрасной воспитательницей и кучей игрушек, она не хочет. Начинает плакать, как только речь заходит о том, что меня не будет рядом. И она не одна такая. Все наши знакомые детки, пережившие войну, ведут себя так в большей или меньшей степени. Я пишу о тех, кто видел взрывы и пожары. Те, кто просидел месяц в бомбоубежище, не поднимаясь наверх, перенесли бои немного легче. Это отмечают и психологи, которые работают с нашими детьми, прорабатывая полученные травмы через игры и рисунки.

Я всю жизнь буду чувствовать вину за то, что не успели увезти ребёнка в безопасное место ещё в феврале. Даже живя сейчас в России, в хороших условиях, я вижу, как пострадала психика нашей дочки. Она ни одну ночь не спала спокойно, плачет во сне по нескольку раз. Утром снов не помнит.

Детей было очень мало и все старались помочь малышам. В центре было множество ещё целых магазинов — но не продуктовых. Люди вскрывали сеть канцелярских магазинов «Натали» и несли что-то детям оттуда. Обносили бывшую кондитерскую фабрику Порошенко, теперь использовавшуюся как склад. Каждый день кто-нибудь из соседей приносил нашей дочке подарки: альбомы, карандаши, раскраски, интерактивные игрушки (всё новое в упаковке), кукол ЛОЛ, конфеты и пепси-колу. Но еды, к сожалению, было очень мало.

Когда бои совсем уже сместились в другой район, стал работать рынок. Денег было мало и приходилось делать выбор, что купить. У людей к тому времени обострился авитаминоз, он итак бывает весной, но в условиях голода переносится намного хуже. Я с дочкой ходила на рынок каждый день посмотреть, что продают. Ассортимент товаров с каждым днём увеличивался. Мы искали лекарства, но нужных практически не было. Дочка с рынка приходила с полными карманами гостинцев. Такое было только в самое первое время после боёв, когда война ещё шла. Её обязательно чем-то угощали.

Военные ДНР тоже часто угощали детей, раздавая печенье и сок. Но военные из России оказались «богаче» — они отдавали из своего пайка колбасу, сыр, тушёнку. Общими усилиями дети практически не голодали, чего нельзя было сказать о взрослых.

В центре, где мы жили, торговал местный «спекулянт», привозивший продукты из села по совсем уж заоблачным ценам. Но детям он давал молоко, яйца, печенье бесплатно.

За то время, что шла война, в людях что-то поменялось. Произошла переоценка ценностей и самой большой ценностью признавались дети.

Назад в свой микрорайон мы смогли попасть только через месяц, когда Мариуполь, за исключением «Азовстали», почти полностью освободили. Шли пешком через весь город: разрушения были огромные, мы просто не узнавали хорошо знакомые улицы, машины почти не ездили, дороги были разбиты. Когда пришли в наш микрорайон, дочка увидела свой разрушенный садик, заплакала, мы долго не могли её успокоить...

Уличных боёв в городе больше не было, но бытовые трудности остались. Люся помогала нам: ходила к колодцу с двухлитровой бутылкой, собирала ветки для костра. А потом с соседским мальчиком стала бегать в соседние дворы, искать, куда приезжает машина с гуманитаркой. И каждый раз приносила то хлеб, то молоко, то печенье, очень гордясь собой. Чувствовала себя добытчицей. Но мы быстро запретили это делать: в траве валялись неразорвавшиеся снаряды, с разбитых домов падали кирпичи и плиты. Детям разрешалось гулять только во дворе на уцелевшей площадке и все соседи за ними присматривали.

Рынок появился и у нас на Черёмушках. Приехали сотрудники МЧС России, строители. Жители города работали на разборе завалов, за это платили 30 тысяч рублей, но работа была только тяжёлая. Денег у нас практически не осталось. Я вынесла на продажу свои и мужа новые летние вещи. Дочка, подумав, согласилась, что часть её новых игрушек тоже можно продать. Молоко и творог намного важнее — она рассуждала совсем как взрослая. Мы с ней смогли распродать всё достаточно быстро. Потом ходили на разбитые дачи и собирали уже не нужный хозяевам урожай черешни и вишни. Мариуполь южный город и даже без денег ребёнок не останется без фруктов. Абрикосы, сливы, шелковица растут прямо на улицах. А вот с капустой и огурцами-помидорами было сложнее. Овощи приходилось покупать. Я экономила каждую копейку и с удивлением заметила, что Люся научилась торговаться и охала-ахала, удивляясь ценам — этим она очень смущала некоторых продавцов.

Наш ребёнок очень рано понял истинную ценность простых вещей. К сожалению, очень дорогой ценой. Несмотря на свой небольшой возраст, она хочет знать, что у нас есть еда, и магазин будет работать каждый день. Я должна ей регулярно показывать деньги, говоря, что они у нас есть, и мы завтра пойдём и купим то, что нам нужно. Жизнь вошла в спокойную колею. Мы временно переехали в Россию, у меня есть дистанционная работа и возможность побаловать дочку. Некоторые соседи меня за это осуждают. Но людям, живущим спокойной стабильной жизнью, до конца не понять, что деньги для меня сейчас это способ порадовать ребёнка. К сожалению, она уже не радуется, как раньше, парку с аттракционами, кинотеатру и игрушкам. Самая большая радость для неё сидеть рядом и смотреть вместе мультики. Или ложиться спать, обнявшись.