Стальные розы донецкой войны

Когда мы читали о войне в книжках, как русские женщины на своих плечах выносили раненых с поля боя, как они наравне с мужчинами вступали в смертельный бой с врагом, то представить не могли, что придёт время и наши женщины снова уйдут на войну защищать своих близких и родную землю.

Когда в Донбасс пришла беда, женщины не остались в стороне и уходили на фронт. Кто они? Почему приняли такое решение? Как им приходится на войне — об этом и многом другом, личном и непубличном, в праздничный день поговорили с нашими героинями — дончанкой и снайпером стрелкового взвода Лёлей и военным фельдшером Марией из Краснодара.

Женский путь воина

Леля

До 2014 года я никогда не держала в руках оружия и никакого военного опыта не имела. Работала на керамическом заводе, где делали потрясающей красоты вазы, сервизы, садовые изделия. Была большая семья — я четвёртая и младшая, своя квартирка, уют и мирный размеренный быт, где всё шло по плану и находилось на своих местах. Не могу рассказать больше подробностей, потому что родные остались в городе под украинской оккупацией. Но фронт уже двигается к нему, и я сильно переживаю о судьбе близких. Они не уезжают. Ждут меня, наших ждут.

А моя жизнь перевернулась, когда девять лет назад началось формирование народного ополчения в Славянске, куда я и поехала. Для девушек каких-то вакансий не было, а ополченцы выходили на защиту города с охотничьими ружьями, травматическими пистолетами и с лопатами. Тогда, в первые дни, на 70 человек приходилось восемь автоматов. Люди понимали, что выходят плохо вооружёнными против украинской армии с самолётами, танками, пулемётами, и всё равно шли потоком в ополчение. А я хотела чем-то помочь, поддержать наших. Пришла на блокпост, дежурила с ребятами, что-то готовила, следила за порядком.

5 июля 2014 года славянско-краматорский гарнизон был вынужден оставить города на севере Донецкой области. В последний момент меня предупредили, чтобы я немедленно уходила, иначе со мной расправятся за сотрудничество. Как была в одной футболке, так и ушла. Без вещей, без документов. В городе остались моя квартира и собака, за ними потом присматривала семья.

А 6 июля я и ещё несколько девочек уже ждали построения на базе батальона «Восток» в Донецке. Так я попала в стрелковый взвод снайперов. Нас обучали российские добровольцы. Первое время было очень тяжело. То, что носишь оружие — тяжело, не спать сутками, забыть про покой и комфорт, преодолевать свой страх, панику, усталость, стыд — всё было тяжело. И стрелять иногда не хотелось. А первый боевой опыт пришёл в страшных боях — на Саур-Могиле. После первого обстрела казалось: это конец. Когда нас стали бомбить украинские «сушки», в висках стучала одна мысль: если выживу — вернусь домой, я ничего не хочу, я хочу домой. Одна девочка не выдержала, сбежала. А мы остались, прошли боевое крещение. Помню, какую досаду и раздражение вызвала наша группа девчонок у опытных бойцов, прошедших «горячие точки». Они открыто смеялись и спрашивали командира: кого ты нам привёз в подкрепление?

Потом наладилось, мы быстро научились стрелять и стрелять метко, сидеть в окопчиках и засадах. С каждым боем приходил опыт и уважение. Нас уже оберегали и старались как-то облегчить быт. Однажды, притулившись в подвале у стенки, заснула от изнеможения. А проснувшись, увидела, что меня кто-то заботливо накрыл своим камуфляжем и рядом положил маленький букетик полевых цветков.

Потом было много мест, где мы воевали. В основном, на границах Донецка. С началом спецоперации в феврале 2023 года это была и Волноваха, и Бугас, и посёлки Сладкое, Степное, другие. Запомнился случай, когда мирных людей из убежищ вытаскивали. После освобождения города спускаемся в подвал, а там и дети, и старики, и инвалиды — все вдруг подхватываются и становятся рядком, чуть ли не в стойку «смирно». Оказалось, что укропы их так заставляли себя приветствовать. В темноте люди не поняли, что это свои пришли, а потом многие расплакались от радости.

Но что скрывать, были среди местных и «ждуны». Дело в том, что за долгие годы минских соглашений у них уже полностью промытые мозги украинской пропагандой, их доченьки повыскакивали замуж за укропских солдат и офицеров, нарожали им детей. Вот эти категории — скрытые враги. Это среди них выявляют корректировщиков огня, наводчиков, шпионов и предателей. В Волновахе нас, женщин, определили на постой на несколько дней в дом к такой скрытой укропке: она еле сдерживала ярость, не давала даже тазик, чтобы голову помыть и постирать вещи, но открыто шипеть боялась — чинила только мелкие пакости. А мы пришли уставшие, приболевшие — спасть приходилось то в посадке, то на бетоне в каком-то цеху.

Мария

Сама я из Краснодара, до 2014 года работала фельдшером на «скорой помощи», а в Донецкой области жили мои родственники. Когда я впервые привезла гуманитарный груз в ДНР и своими глазами увидела жуткое горе и беду, которые принесла война, что не хватает медиков, и как страдают люди, то не смогла отсидеться на тёплом диване. Поехала добровольцем.

С мужем мы в разводе, его согласие не требовалось, а вот дети, хотя они к тому времени выросли и были самостоятельными, противились и отговаривали. Потом смирились, но до сих пор сильно переживают и не хотят, чтобы я продлевала контракт.

До начала СВО я уже два года отработала в медчасти одной из бригад ДНР, которая воевала на южном фронте. После двух контузий вернулась домой, в Россию, подлечиться, привести в порядок своё физическое и психологическое состояние. Встретилась тогда и с коллегами по «скорой», и с подругами. Но сердце всё время было не на месте — со своими бойцами поддерживала связь — многих из них уже нет в живых.

С началом спецоперации я вернулась, но уже в другую медчасть. На нашем участке фронта возле Донецка сейчас всё очень жёстко, особенно когда после штурмов раненые идут потоком. В феврале было много обмороженных и с тяжёлыми ранениями. Некоторым пришлось долго лежать на мёрзлой земле без движения: за каждым бойцом охотятся украинские беспилотники, которые висят в воздухе, сменяют друг друга и добивают раненых.

По словам одного бойца, он два часа лежал в холоде и когда понял, что скоро окоченеет, попытался уползти, думал, что беспилотник уже улетел. И тут же сверху на него была сброшена граната. У него были многочисленные осколочные ранения, сильные обморожения кистей рук и ступней. Ещё один практически угасал — температура тела была всего 32 градуса. Применили интенсивную терапию — откапывали специальными тёплыми растворами с глюкозой, согревали изнутри. Спустя несколько часов кровоснабжение начало восстанавливаться. Запомнился и день, когда поступали ребята из экипажей подбитых танков с ожогами кожи, мышц, дыхательных путей. Нужно было быстро реагировать и под обстрелами вывозить в Донецк в ожоговый центр. От нашей работы зависит жизнь ребят. Я им всегда внушаю: «Запомните, мы пришли не умирать, а воевать. Вы все должны вернуться живыми домой».

Праздники и походно-полевые условия

Лёля: К сложностям военной службы привыкаешь. Конечно, легче тем, кто раньше в армии служил. Но в наши дни много женщин, особенно наших, донецких, с особенным характером. Они не менее смелые, упорные и дисциплинированные, чем мужчины.

В основном, девушки выбирают профессии связисток, медиков или поваров, это самые распространённые женские военно-учётные специальности. Но и снайперов много, и я знакома с женщиной, которая работает на рембазе. Был даже единственный танковый экипаж. Его расформировали. Интересно, что нас поздравляют и 23 февраля, и 8 марта. Всегда цветы, грамоты, награды, торжественная часть. Ребята для нас стараются: накрывают стол, дарят сладости, много букетов. Мы в этот день — красавицы!

В обычные дни приходишь и падаешь, как подкошенная: лицо обветрено, пальцы сбиты, форма грязная. Как в смешной пословице, «свет мой, зеркальце, заткнись — я причесаться подошла». А к празднику мы выдаём максимум: чтобы и маникюр, и макияж, и причёска, и одежда — всё было на уровне. Можно и в форме выглядеть королевной, если постараться. Если нет усиления режима боеготовности, нас подменяют, дают увольнительные. И в праздник мы всегда в центре внимания, заботы и комплиментов. Что и говорить, приятно!

Вспоминаю, как несколько лет назад тоже 8 марта пришла в гости к ребятам при полном параде: высокие каблуки, вечернее платье с болеро, украшения. Они просто онемели от неожиданности «Лёлька, ты ли это?». Я им: «Что, без „цифры‟ меня не узнаёте? („цифра‟ — окрас обмундирования бойцов ДНР, прим. ред)».

Мария: «Да, в походных условиях приходится непросто. Воды, чтобы помыться, нет. Быт на войне, конечно, сложный: сутками без душа, без всего, иногда и перекусить бывает некогда. Вода — преимущественно для санитарных нужд. Дело в том, что помещение может быть сильно залито кровью: тяжёлые ранения сопровождаются разрывами вен, артерий, кровь фонтанирует во все стороны. Но я уже давно на войне и понимала, что не в санатории буду работать. Что касается внешнего вида, то медики должны быть опрятными в любом случае: иметь сменные комплекты одежды, аккуратный маникюр и чистые волосы. Для меня важна самодисциплина, всё должно быть всегда в порядке: и лицо, и мысли, и действия. Что помогает выстоять, вынести тяготы военной службы? Думаю о том, что скоро у меня появятся внуки. И наверно, когда-нибудь они меня спросят о сегодняшних событиях. И я не буду стыдиться ответа.

Если говорить о праздниках, то, конечно, мужское внимание очень приятно. И 8-го марта, и в День медработника. Оттаиваешь, отпускаешь сжатую внутри пружину. Где-то я читала, что внутри самой сильной женщины всё равно прячется маленькая милая девочка. Как-то так и есть.

Но не буду скрывать: мне важнее, чтобы и в праздники, и в будни все наши были живы и здоровы. Из подарков мне запомнился один — наши ребятки нашли в Донецке кузнеца, который из осколков снарядов и гильз делает совершенно чудесные розы. Эта кованая роза стоит на моём столе, её лепестки остры, а тонкий бутон беззащитно тянется вверх. Такая красота необычная, в этой розе как будто перемешано много чувств, переживаний и воспоминаний.

О любви и долге

Лёля: Первого своего любимого у меня отняла война. Он был моим наставником и погиб от тяжёлого ранения. Я не хочу говорить об этом — больно до сих пор. Сейчас у меня есть парень. Он тоже военный. Мы пока не строим планы. Живём одним днём.

Мария: После развода я поднимала детей сама, крутить романы не было ни сил, ни желания. Но здесь, в Донбассе, несколько лет назад я встретила свою позднюю любовь. Он бывший «афганец», десантник, на тот момент ему было пятьдесят три года. Он и другие ополченцы попали в засаду, но отбились и уничтожили врага. Осколок разрушил Валерию предплечье, хирурги ампутировали ему руку, кость собирать было просто не из чего. Когда я навестила его в палате, то была сильно удивлена: он не просто пришёл в себя, а со своими бойцами на кровати разложил карту и что-то им рассказывал. Наверно, делали разбор ошибок или планировали выход. Тяжёлая операция, шок, боль, а он бойцов учит! Ну, так всё и началось, проведывала его, общались, стали родными людьми».

Этот небольшой рассказ о наших русских женщинах только подтверждает, что недаром все самые значимые сейчас для нас слова — женского рода: война, правда, любовь, жизнь и победа.