«Сейчас Саша был бы на фронте». Вторая часть разговора «Антифашиста» с другом Александра Захарченко

Почему на месте гибели Александра Захарченко до сих пор не появился мемориальный комплекс, хотя о нём так много говорили, а эскизы были вынесены на всенародное голосование? Как он выстраивал отношения с чиновниками и советниками из Москвы? Был ли он богатым человеком и владел ли заграничной недвижимостью? Кто и почему из его команды остался во власти после его смерти? И почему мы до сих пор не знаем, кто и по чьему приказу убил первого главу ДНР?

Об этом во второй части нашей большой беседы с другом Александра Захарченко Сергеем Наумцом, первая часть нашего разговора здесь.

— Как проходил рабочий день Захарченко?

— Он постоянно был в разъездах. Такого, чтобы он сидел на одном месте и занимался какими-то своими личными делами, не было. Он то на передовой, то на предприятии, то по городам встречается с людьми. Работал до двух-трёх часов ночи, потом пара часов на сон, и с семи уже снова на работе. С нами регулярно ездил на разрушенные объекты, котельные запускал. Помню, приехали мы в Углегорск, а там разрушен детский сад. Собрался родительский комитет, начали просить его восстановить, потому что это единственный садик в районе. Он у меня спросил, сколько это будет стоить, я прикинул на глаз — миллионов 9—10. Родительский комитет услышал эту сумму, стал кричать, мол, не вздумайте давать администрации города, они всё украдут. Саша говорит: «Хорошо, кто из вас готов взять на себя ответственность за восстановление? Администрации я деньги не дам, дам вам». Вызвались несколько женщин, он дал им деньги. И таких вот неординарных решений, без чиновничьей волокиты, у него было много.

Также в больницы приезжали. Нужно дорогостоящее оборудование, для УЗИ, например. Сколько это стоит? Он давал деньги и никогда никого не отправлял писать заявки в бюджет. Не было такого, что давайте заложим в бюджет эту закупку, проведём тендер. Есть у него фонд, он брал деньги из этого фонда и тратил на ту же армию, например. Заехал в военторг, купил 500 комплектов формы, отвёз пацанам на передовую. Купил медоборудование. Заехал в академию строительства, им для лаборатории тоже было необходимо дорогостоящее оборудование, в лаборатории занимались водоснабжением, водоотведением, и эти приборы нужны были для того, чтобы вовремя разузнать, где порывы и утечки. Он покупал, передавал. Такие решения были молниеносные, те, на которые чиновники тратят по полгода, по году, все эти постановления, распоряжения. Чтобы купить один прибор, полгода нужно, чтобы всё это документально оформить. Саша все эти проблемы решал за 15 минут.

Или вот когда мы строили дома в частном секторе. Чиновники такие сразу — если мы строим новый дом на новом участке земли, то старый участок земли, на котором стоял разрушенный дом, мы должны передать городу. Саша, когда это услышал, говорит, что за бред? Пусть участок остаётся у людей! У них есть дети, внуки, они, может, на этом своём родном земельном участке что-то построят потом. А сейчас мы дарим им этот новый земельный участок и новый домик на нём — для жизни сейчас, а не потом.

— Вы упомянули фонд. Что это за фонд, кем и как он наполнялся?

— Фонд главы. Наполнялся силами предпринимателей, тех, у которых была прибыль, например, производители, продавцы алкогольной продукции. Граждане России тоже пополняли этот фонд. Всё это было добровольно, и в основном он всегда пустой был, потому что у Саши деньги долго не залёживались.

— В обмен на что эти люди пополняли фонд? В обмен на какие-то преференции?

— Я думаю, что нет. Может быть, преференции такие, чтобы не обижали те же приближённые Тимофеева этих предпринимателей, может, так. Такой же фонд был в Чечне, кстати — фонд Ахмата Кадырова. Когда шейхи начали наполнять этот фонд, очень много домов как раз строили за счёт него. У нас фонд главы был не настолько богат, конечно, но, тем не менее, какие-то деньги там были. Лекарства, одежду из него покупал. Или вот ещё пример — многодетная семья осталась без жилья, дом был разрушен прямым попаданием, он купил им квартиру и вручил ключи.

Дети у нас занимались каратэ, за счёт этого фонда ездили на соревнования в Китай, в Гонконг на чемпионат мира, привозили оттуда награды. Такие быстрые решения несли очень много пользы и для людей, и для ведомств — того же Минздрава, Минспорта и так далее.

— Его пиаром занимались Захар Прилепин и Александр Казаков. Как они сюда попали, и насколько успешной была их работа с вашей точки зрения?

— Они больше своим пиаром занимались — и один, и второй. С Прилепиным я знаком не был, с Казаковым общался. На мой взгляд, Казаков — это такой человек, кто ему деньги платит, с тем он и «танцует». Он притёрся к Тимофееву, и больше занимался его пиаром, а не Захарченко. Саша его не сильно и принимал, он всех этих советников держал на расстоянии. Всех, кто приезжал из Москвы — и того же Пашкова, и Ананченко. Когда они приехали сюда, он собрал всех своих замов — Тимофеева, Матющенко, Трапезникова — и спросил их, вам советники нужны? Все отказались. Он, глядя им в глаза, сказал — вы нам не нужны. Вы приехали, но вы нам не нужны, у нас своя голова есть, мы сами принимаем решения, нам за них отвечать. И они пошли, кто куда, болтаться. Кто в ВТС, кто до сих пор советник у Пушилина.

— То есть он мог вот так прямо сказать людям из Москвы, что вы нам не нужны?

— Да, мог. И это было нормально, это было честно и смело. Он их ещё и на фронт отправил. Говорит, вы приехали войну посмотреть? Ну, езжайте, смотрите. Вызвал «Шамана», говорит, забери товарищей, покажи им войну. Тогда поехал Ананченко и ещё один человек, Пашков сбежал, не захотел ехать никуда.

— Решения в сфере экономики, промышленности он принимал сам? Или всё делалось по распоряжению из Москвы?

— В основном он принимал решения. Я же говорю, что он был реальным лидером, который принимал решения, мог за них отвечать, и делал это смело. Москва помогала финансово, да, потому что необходимо было выплачивать людям пенсии, соцпособия, а своего бюджета у нас не хватало. И лекарствами помогала, и стройматериалами помогала, в частности, Минстрою помогала в восстановлении, в подготовке к зиме, привозила довольно большие объёмы стройматериалов. Но все решения по запуску новых предприятий, разбивке садов, теплиц Саша принимал самостоятельно. Эти решения он тоже ни с кем не обсуждал и не советовался, кроме профильных специалистов.

— У него была свобода действий?

— Он поставил себя так, что была.

— Прилепин в одном из своих публичных выступлений назвал жителей Донбасса «хохлами». Он нас увидел такими. Кем Александр Владимирович себя ощущал — русским или украинцем в большей степени?

— Он был больше русским человеком, несмотря на то, что носил украинскую фамилию. На самом деле, этот вопрос никогда особо никого не интересовал. Мы все родились в одной стране, в СССР, и у нас в Донецке никогда не было разделения на национальности. Нас всех уже даже после распада Союза, даже за границей, называли русскими, никто не говорил, что мы украинцы. Мы русские.

— Каким он видел будущее Донбасса? Ведь в те годы ещё действовали Минские соглашения, которые предполагали возврат в состав Украины. И Минские соглашения назывались безальтернативными.

— Возвращение в состав Украины он вообще не рассматривал. Разве что, если бы сама Украина стала частью России, тогда да. Минские соглашения он рассматривал как площадку для переговоров, на которой может быть, когда-нибудь удастся о чём-то договориться — не более того. У него не было ненависти к народу Украины, но к власти — да, и после того, что Украина сделала с Донбассом, говорить о возвращении не приходилось категорически. Будущее Донбасса он видел только в составе России. И его мечта, наконец-то, сбылась.

— При Захарченко убили Моторолу, Гиви, некоторых других командиров. Почему эти преступления так и не были до конца раскрыты, и мы не знаем ни исполнителей, ни заказчиков этих дел? Возможно, если бы эти преступления были раскрыты, он и сам бы остался жив?

— Да мы не знаем, и кто Сашу убил... Об убийстве Моторолы ничего не скажу, потому что действительно не знаю, что там было и как. А по Гиви — и заказчик, и исполнительница тогда были определены. Девушка сразу после выполнения задачи уехала в Киев. И это именно был заказ от СБУ. Так Саша мне говорил.

Владимир Николаевич (отец Александра Захарченко – ред.) 31 августа, в день убийства, на телеканале «Оплот» задал вопрос — я думаю, руководители спецслужб должны были этот вопрос услышать. Четыре года прошло, а они, как родители, до сих пор не знают, кто был заказчик, кто исполнитель, нашли ли этих людей, ведётся ли следствие. Он задал этот вопрос в эфире. После этого, не так давно, вбросили аудио, где якобы сотрудники СБУ оговаривают, что киллер Саши получил два миллиона рублей, а всего на убийство было выделено пять миллионов долларов. Вброшено это от имени ЛНР, и всё это не вызывает доверия, скорее, просто такой вот ответ на вопрос Сашиных родителей — чтобы не приставали с этим вопросом больше.

— Его мама говорила мне, что он чувствовал, что его убьют. И на него было много покушений. Вы обсуждали это с ним? Кто мог стоять за этим, кого он подозревал?

— Он занимал свой пост в самое тяжёлое и опасное время, и он, конечно, знал, что на него будет много покушений. Как-то отмечался день МГБ в нашем театре, до начала церемонии оставалось совсем мало времени, служебные собаки выявили в здании взрывчатку. Я тоже там присутствовал, он мне сказал потом: «Ты в курсе, что здание было заминировано?». Я, конечно, не был в курсе. Тем не менее, он вышел на сцену, поздравил всех сотрудников, добыл до конца концерта, зная, что здание заминировано и, скорее всего, будет покушение на него. Вся рубашка была мокрая у него после этого, но не убежал, не струсил.

Насчёт того, кому была выгодна его гибель... Да многим, на самом деле, очень многим. Он многим мешал. И украинские спецслужбы, в том числе, могли сработать, и предприниматели, которые не сильно ДНР приветствовали. Когда они не выплачивали людям зарплаты на предприятиях, Захарченко их «воспитывал» — приостанавливался отпуск продукции с их предприятий до тех пор, пока не будет выплачена зарплата. После того, как его не стало, на этих больших мощных предприятиях вообще перестали платить зарплату. Никто из нынешнего руководства не добивался справедливости так, как он.

— Как он относился к Курченко?

— Он прекрасно видел, что это мародёр. И подписал указ о запрете въезда на территорию ДНР ему. Это было его личное решение, он его ни с кем не хотел обсуждать, хотя его не раз просили пересмотреть это решение. Он сказал, что об этом не может быть и речи. Пока он был жив, Курченко сюда хода не было.

— Вы общались после работы?

— Да, конечно. Мы в баню ходили вместе. После работы, как правило, работу обсуждать не хочется, но поскольку проблем было очень много, то даже в такой неформальной обстановке процентов 70 времени мы обсуждали рабочие вопросы. Иногда мы просто волевым решением запрещали себе говорить о работе, потому что перегруз был колоссальный. Да он и на работе находился до 2—3 часов ночи, как я уже говорил. И в семь утра потом опять приезжал. Умывался на работе, брился. График у него был очень-очень напряжённый — утром приглашает в администрацию меня, пока я ему что-то рассказываю, он бреется. Переговорили, рабочие вопросы обсудили, надевает форму, полетел куда-то на передовую к парням, либо по городам. Он был весь в движении, не засиживался нигде. И от этого движения была польза, люди это видели и до сих пор его с добром вспоминают.

— Что вы почувствовали в тот день, когда узнали, что его больше нет?

— Я не поверил. Я ведь видел его в тот день. Я уезжал домой, а он как раз заезжал в спортивный манеж, который за зданием Минстроя находится. Там лет 10 кровля текла, денег на ремонт не было в Минобразования, манеж на их балансе находится. Он попросил одного товарища перекрыть кровлю, чтобы дети могли в нормальных условиях спортом там заниматься. Мы поговорили, я уехал. Ближе к вечеру СМИ стали писать, что его взорвали — я не поверил. Во-первых, на этот счёт всегда было много фейков, в основном, украинских, а во-вторых, на него было много покушений, и я подумал, что если действительно что-то и произошло, то, наверное, всё прошло без каких-то серьёзных последствий. Я был уверен, что скоро выйдет опровержение. И даже когда мне уже наши с ним товарищи подтвердили это, я всё равно не верил — думал, наверное, ему понадобилось выйти из процессов, куда-то срочно уехать, одним словом, всё это инсценировка. Тем более, это случилось в заведении, где он должен был находиться 24 часа в сутки в полной безопасности, потому что кафе принадлежало начальнику смены его личной охраны. В этот же день я взял билет на самолёт и вернулся в Донецк. И уже когда увидел его мёртвым, понял, что это он, и что уже его не вернуть...

Друга хоронить очень тяжело... А ещё тяжелее было видеть, что не прошло и 40 дней, а школам, бюджетным организациям была отдана команда снять его портреты, и заменить портретами нового главы. Я узнал об этом от людей из администрации главы, которых ещё Захарченко принимал на работу. Но лично я этого не делал вообще никогда — у меня всегда в кабинете висели портреты Путина и Захарченко, больше никого. Да, это многим не нравилось, но заставить меня снять его портрет никто не смог, все знали, что мы были друзьями.

Очень тяжело было видеть, как намеренно разрушалось всё то, что он создавал. Сады, например, теплицы. В первый же год, как не стало Саши, не стало и теплиц. Никому не интересно из нынешних руководителей было развивать отрасли, легче и прибыльнее было завезти из России. Та же угольная промышленность, за которую Саша всегда сражался, чтобы она осталась в нашем крае — сейчас её не только не развивают, но кучу шахт тупо затопили. И угля уже своего толком в нужном объёме не можем добыть. Он прилагал усилия, чтобы Донбасс выживал и хоть немного, но развивался, даже в тех тяжелейших условиях. И все его достижения были разрушены, так или иначе. На месте разрушенного ничего нового, кстати, так и не появилось.

— После его гибели на месте «Сепара» предлагалось сделать мемориальный комплекс. Подготовили эскизы, за них через официальные республиканские СМИ даже предложено было проголосовать народу. Но потом внезапно всё затихло, никакого комплекса так и не появилось. Что это за история?

— Да, эскизы делали и мои архитекторы тоже. Мы предложили на месте этого кафе поставить часовню наподобие той, что стоит на Артёма в память о погибших шахтёрах. Чтобы туда можно было прийти, поставить свечу... Но администрация предложила пять других проектов. Супруга Саши, Наталья, выбрала тот, что понравился ей, но администрация зачем-то решила вынести этот вопрос якобы на всенародное голосование. И так случилось, что тот проект, что выбрала Наталья, набрал меньше всего голосов, а тот, что ей совсем не понравился, победил. Голосование было странным, потому что всплеск голосов за самый неудачный проект произошёл с 10 до 12 ночи. В итоге Наталья отказалась от этой идеи, сказав, что если вы не хотите ставить то, что я выбрала, тогда вообще лучше не ставьте. На этом эта эпопея завершилась.

— Почему так произошло?

— Чтобы получить добровольный отказ семьи от установки этого мемориального комплекса. Мол, родственники сами отказались. Я так думаю.

— Интриги даже в таком деле?

— Я думаю, да. Тем более, речь шла о памятном комплексе в центре города, человеку, которого не сильно любит нынешняя власть, ещё и рядом с администрацией нового главы.

— Его мама рассказывала мне, что после его гибели они едва не оказались на улице, потому что у них даже не было квартиры в Донецке. Вы перед интервью тоже рассказали, что он обеспечил небольшой квартирой только своего старшего сына. При этом ходили слухи, что он был очень богатым человеком. Как вы это объясните?

— Я подтверждаю, что это были только слухи. Тот дом, в котором он жил, не отличался ни дорогим ремонтом, ни мебелью. Он был похож на казарму внутри, или гостиницу эконом-класса. Вот у Тимофеева да, там был шикарный дворец. У Саши не было ни домов, ни квартир — ни здесь, ни в России, ни, тем более, за границей. Когда он приезжал в Москву в командировку, всегда останавливался в гостинице — в отличие от некоторых нынешних руководителей, которые останавливаются в своих домах или дорогих квартирах. Мы были в одной компании как-то, и его спросили, почему он не купит себе недвижимость за границей или в том же Подмосковье, например. Он ответил, что у меня есть дом в Донецке, я никуда уезжать отсюда не собираюсь. Содержать недвижимость за границей он не видел смысла, он говорил, что если ему надо будет поехать отдохнуть именно за границу, он купит путёвку и поедет. Он был патриотом своего края и никуда отсюда уезжать не собирался — ни в Москву, ни куда-то ещё. И хоть даже здесь было опасно, и покушения на него были неоднократно, но он выбрал этот город, он родился в нём и хотел закончить свою жизнь в нём же. Что и случилось.

— После гибели Захарченко, много людей осталось во власти из его команды, или она вся была отстранена?

— Из его команды остался только я, министр МВД и министр МЧС.

— Вы оставались довольно долго на должности министра, почему — как думаете?

— Только потому, что эти три направления самые сложные, убрать кого-то с них сразу проблематично, мог возникнуть хаос. Новоназначенный глава только три года спустя стал убирать нас, начав с меня. Очень подло, по просьбе высокопоставленных лиц, было сфабриковано уголовное дело, за исполнение Минстроем постановления президиума правительства, которое лоббировал глава и вице-премьер Пашков. Это дело длится до сих пор, под следствием я и ещё шесть моих сотрудников, люди, которые абсолютно ни в чём не виноваты. Кстати, вы сказали, что я был на должности, но, на самом деле, я и сейчас нахожусь на ней, поскольку Пушилин меня не уволил — но на моё место уже назначил другого человека. Строго формально если подходить, у нас сейчас два министра на одной должности. Результатом сфабрикованного дела, которое длится уже не первый год, стал хаос в области строительства и ЖКХ ДНР, до сих пор все жители нашего края продолжают это наблюдать и на себе чувствовать.

— Донбасс стал частью России. Это была его мечта, и она сбылась. Что бы он делал сейчас, вы как думаете?

— Если бы Александр Владимирович дожил до этого времени, в отличие от действующего руководства, он был бы на фронте, вёл бы наших бойцов вперёд, показывая смелость и доблесть настоящего мужчины и патриота личным примером. Это бы вдохновляло народ и армию, и мы непременно, с минимальными потерями, добились бы нашей Победы.