Как русские пехотинцы «Красного Барона» сбили. Наш ответ немецким асам
Знаменитый немецкий ас Первой мировой войны — Манфред фон Рихтгофен, известный по прозвищу «Красный Барон», в начале своей лётной карьеры был сбит винтовочным огнём на Восточном фронте.
В 1915 году он, офицер-кавалерист, начал службу в качестве лётчика-наблюдателя. Для того, чтобы выучиться на пилота, нужно было потратить три месяца. А Рихтгофен полагал, что за это время может быть заключён мир. Подготовка же лётчика-наблюдателя шла гораздо быстрее. Рихтгофен писал в мемуарах: «Я был счастлив, когда после двухнедельного опыта полётов был послан в то место, где шла война, — в Россию».
На Восточном фронте его пилотом стал граф Холк: «Наш последний совместный полёт едва не кончился бедой. Отличительная особенность авиации заключается в том, что в воздухе чувствуешь себя абсолютно свободным человеком, хозяином самому себе. Определённых планов на тот полёт не было. Нужно было сменить аэродром, но мы были не совсем уверены, на какой луг нам лучше приземлиться. Чтобы не подвергать нашу старую „коробку‟ слишком большому риску при посадке, мы направились к Брест-Литовску. Русские всюду отступали. Всё горело — потрясающая картина! Мы решили выяснить направление движения колонн противника и полетели над горящим городом Вицнисом».
Немецкий пилот сумел превратить наблюдение за отступающими русскими колоннами в смертельно опасный аттракцион: «Гигантское облако дыма, поднявшееся на 2 тысячи метров, не позволило нам продолжить полёт, поскольку мы, чтобы лучше видеть землю, летели на высоте 1,5 тысячи метров. Несколько мгновений Холк размышлял. Я спросил его, что он собирается делать, и посоветовал облететь облако, что заняло бы минут пять. Но он не собирался этого делать. Наоборот, чем больше была опасность, тем привлекательнее это становилось для него. Поэтому мы полетели прямо сквозь облако! Находясь в воздухе с таким отчаянным парнем, я испытывал наслаждение!».
Неизвестно зачем пилот граф Холк подвергал опасности себя, лётчика-наблюдателя и машину. Вот хотелось ему прямо сквозь облако лететь, и всё тут.
Неприятности начались очень быстро: «Наш риск мог бы стоить нам дорого. Как только хвост самолёта исчез в дыму, аэроплан стало трясти. Слёзы застилали глаза. Воздух стал намного теплее, а внизу я не видел ничего, кроме бесконечного моря огня. Внезапно машина потеряла равновесие и, вращаясь, провалилась. Я ухватился за опору и повис на ней. Иначе бы меня выбросило из машины. Первым делом я взглянул на Холка, и мужество вернулось ко мне. Его лицо выражало железную уверенность. Единственное, о чём я подумал: „Глупо было бы после всего погибнуть так негеройски‟. Позже я спросил Холка, о чём он думал в тот момент. Он ответил, что никогда раньше не испытывал таких неприятных ощущений».
Приятной ситуацию назвать действительно было бы невозможно: «Мы падали до высоты 500 метров над горящим городом, а потом, то ли благодаря искусству моего пилота, то ли высшей воле, а может, и тому и другому, внезапно вынырнули из дымного облака. Наш славный „альбатрос‟ вновь обрёл себя и полетел вперёд, как будто ничего не случилось».
Но на этом проблемы не закончились: «С нас было довольно приключений, и, вместо того чтобы направиться на новую базу, мы повернули на нашу старую. Мы всё ещё находились над русскими на высоте всего лишь 500 метров. Через пять минут Холк воскликнул: „Мотор загибается!‟ Должен сказать, что Холк имел знания о моторах не больше, чем о лошадях, а я не имел ни малейшего понятия о механике. Понятно было лишь то, что мы будем вынуждены сесть среди русских, если мотор откажет. Одна опасность следовала за другой».
Тут в происходящее в небе вмешались русские пехотинцы: «С нашей малой высоты было ясно видно, что русские под нами энергично передвигались. Кроме того, они с завидным усердием стреляли по нашему самолёту. Вокруг стоял треск, как от орехов, жарившихся на огне. Наконец мотор заглох окончательно, поскольку в него попали».
Если уж в годы Второй мировой войны иногда удавалось сбить самолёт винтовочным огнём, то аэропланы Первой мировой были тем более уязвимы для винтовочной пули.
Пришлось идти на вынужденную посадку: «Мы летели всё ниже и ниже и просто ухитрились проскользнуть над лесом и приземлиться на брошенной артиллерийской позиции, про которую накануне вечером я докладывал, что она занята русскими. Я сказал об этом Холку. Мы выбрались из нашей „коробки‟ и поспешили укрыться в ближнем лесу. У меня был пистолет и шесть обойм. Холк был безоружен».
Поразительная деталь — пилот в боевой вылет над территорией противника пистолет захватить не удосужился. Вместо личного оружия граф Холк свою собачку в кабину захватил, как в каждом вылете делал. Вот и говори после этого о пресловутом немецком орднунге — порядке. Здесь лучше всего подходит поговорка: «Когда Господь наводил порядок на Земле, авиация как раз в воздухе была».
К счастью для лётчиков, отстреливаться с одним пистолетом на двоих им не пришлось: «Из леса я увидел, что к нашему самолёту бежит солдат. Я испугался, заметив, что на нём не шлем с никой, а каска, — видимо, это был русский. Когда человек приблизился, Холк закричал от радости, поскольку тот оказался гренадёром прусской гвардии».
Если бы «альбатрос» упал в расположении русских войск, то Манфреду фон Рихтгофену не суждено было бы стать лётчиком-истребителем, одержать 80 воздушных побед и стать признанным «асом из асов». Пришлось бы ему испытать участь военнопленного, «снег убирать» в Сибири...
Максим Кустов
