Как Германия реагирует на череду терактов
Немецкие СМИ, призывающие своих читателей к спокойствию, тут же сами начинают пугать. Только не исламизацией, а приходом к власти ультраправых. Перед угрозой чего предлагается сплотиться, а сложные процессы, вызвавшие волну террора и рост правого популизма, отступают на второй план. Страх постепенно превращается в доминанту немецкой политики, что не способствует принятию рациональных решений
Вначале был страх. Вскоре после того, как в пятницу вечером раздались первые выстрелы у «Макдоналдса», расположенного к северо-западу от центра Мюнхена, жизнь в городе остановилась. Страх, что это действует целая группа боевиков, которая готовится захватить сразу несколько точек в городе, как парижские террористы в ноябре прошлого года. Страх, что и до благополучной Германии добрались фундаменталисты, связанные с ИГИЛ (запрещена в России). Страх, что они оказались в Мюнхене, затесавшись в ряды миллиона беженцев, которых Германия приняла за последние два года.
Прошло несколько часов напряженного ожидания, прежде чем выяснилось: убийца был один, в немецких СМИ его называют Давид. С., 18 лет; он покончил с собой; с исламистами не связан; имеет два паспорта – немецкий и иранский, но родился и вырос здесь же, в Мюнхене. Некоторое облегчение – все-таки не Франция, личный психоз Давида С. – не передовая террористической войны. Пусть даже и через несколько дней после нападения подростка афганского происхождения на пассажиров электрички под Вюрцбургом.
Но два дня спустя еще одно нападение с ножом, на этот раз в турецкой забегаловке в городе Ройтлинген. А потом и самоподрыв двадцатисемилетнего сирийского беженца в Ансбахе – в последнем случае, к счастью, обошлось без жертв, но зато полицейские уверены: вот это был классический теракт, просто неудачный. Три нападения за один уикенд. Все в самой богатой немецкой земле Бавария, которая за последние годы приняла наибольшее число беженцев с Ближнего Востока.
За неполную неделю Германия столкнулась одновременно с радикальными проявлениями религиозного экстремизма и с терроризмом одиночек брейвикского типа. Каждое из этих явлений подпитывает другое, но, если не разделить борьбу с ними, сцепка будет только крепчать.
Одержимый из Мюнхена
В немецкой «Википедии» есть статья, аналоги которой на других языках, в том числе на русском, озаглавлены незамысловато – «Стрельба в школе». По-немецки это звучит поэтичнее и страшнее – Amoklauf, в буквальном переводе «забег в состоянии амока».
Слово «амок» вошло в культуру благодаря одноименной новелле Стефана Цвейга – по совпадению выходца из Австрии, к которой католическая Бавария культурой и особым диалектом немецкого языка едва ли не ближе, чем к остальной, по большей части протестантской, Германии. В узком смысле амок – психическое заболевание, распространенное в Юго-Восточной Азии. В широком – всякое наваждение, одержимость, сопровождаемая немотивированной агрессией против окружающих.
«Amoklauf an einer Schule» – ровесник государства Германия. Первый эпизод, открывший череду себе подобных, был зафиксирован в саарбрюкской школе в мае 1871 года, через пару месяцев после провозглашения Германской империи. С тех пор вот уже почти полтора столетия стрельба в немецких школах раздается с незавидной регулярностью – пусть не такой, как в США, но достаточно впечатляющей для страны, где запрещено свободное ношение оружия.
В комнате мюнхенского убийцы Давида С. полиция обнаружила не «Майн кампф» и не Коран, а «Манифест» Андерса Брейвика и книгу «Амок в голове: почему школьники убивают». Последняя рассказывает о гибели в 2009 году пятнадцати учащихся в результате резни в школе города Винненден. Как позже выяснилось, Давид С. специально ездил в этот небольшой городок в трех часах пути от Мюнхена, чтобы узнать подробности трагедии и сделать несколько фотографий, так сказать, на добрую память.
В немецкой прессе Давида С. тут же окрестили «одержимым (Amokläufer) из Мюнхена», подчеркивая тем самым, что объяснение его деяния следует искать в обстоятельствах немецкой жизни, а не на страницах второго, иранского, паспорта. А обстоятельства эти, судя по всему, таковы, что, родившийся и выросший в Мюнхене, он так и не почувствовал себя здесь своим.
«Я немец», – главный рефрен, под который юноша расстреливал прохожих; большинство жертв – мигранты и беженцы из Турции и с Ближнего Востока; писания Брейвика – символ этой сумасшедшей веры. Правый экстремизм с азиатскими корнями – по-своему любопытно, с каким чувством встретил новость о резне сам норвежский террорист номер один.
Но это действительно никого не должно вводить в заблуждение. В страшном крике Давида С. куда больше от отчаявшегося подростка, чем от фанатичного террориста.
«Семь лет вы все издевались надо мной, и вот сейчас я перестреляю вас всех», – кто знает, к кому были обращены эти слова: конкретно к его жертвам – по большей части представителям суннитской ветви ислама, с которыми у выходца из иранской шиитской среды вполне могли возникнуть большие сложности; или ко всему немецкому обществу, которое, несмотря на всю свою толерантность, продолжает довольно четко отделять своих от чужих. В любом случае в таком контексте фраза «я немец» звучит не как идеологический манифест правого радикализма, а как последняя попытка доказать: я, мол, нормальный, это вы меня отвергли.
Личные обстоятельства Давида С. – незадолго до преступления его не приняли в техникум – могли стать последней каплей. Страшная, но довольно обыкновенная история о не справившемся со своими проблемами подростке.
Камю сделать былью
Уйдя из новостей, эта история и вовсе могла остаться уделом психологов и педагогов, если бы не четыре существенных «но». Первое – одержимость приобретает черты субкультуры. Второе – она выходит за рамки школы. Третье – полиция, похоже, не понимает, что с этим всем делать. И, наконец, четвертое: пресловутые исламские экстремисты, которых отбоялись в первые часы после мюнхенской резни, похоже, тоже научились пользоваться, с позволения сказать, «достижениями» депрессивных подростков.
«Встреча культур» состоялась уже в воскресенье в городе Ансбах, на севере той же самой Баварии, где двадцатисемилетний беженец из Сирии подорвал себя в местном ресторане. В высшей степени символично то, что это случилось спустя два дня после Мюнхена и в том же самом городе, где произошла последняя по времени стрельба в немецких школах. Намек террориста прозрачен: ужасу не будет конца и весь ужас будет на пользу джихаду. А что в данном случае это именно осознанный экстремист, немецкие чиновники уже признают.
Еще одно совпадение должно отмести последние сомнения: в Ансбахе расположена одна из баз американской армии в Германии – давняя мишень террористов.
Найденные у Давида С. писания Брейвика важны не своими эпигонскими, а порой и откровенно бредовыми политическими идеями, а как кредо террориста-одиночки, способного самостоятельно, без помощи мощной организации, запугать город, страну, а то и целый континент.
Захват палестинскими террористами израильских спортсменов во время Олимпиады 1972 года показал, что немецкие спецслужбы не обучены навыкам борьбы с организованными террористическими группами. События прошедшего уикенда – что перед ними новый вызов: террористы-одиночки. И к нему они тоже оказались не готовы. Еще одно совпадение в копилку: и то и другое случилось в Мюнхене; торговый центр, где вел стрельбу Давид С., также получил название в честь той Олимпиады.
Весьма показательно, что вскоре после того, как Давид С. начал стрельбу, правоохранители ввели в действие тот же план, что начал бы работать, захвати город целая группа боевиков. Более того, он не был отменен, даже когда выяснилось, что преступник всего один. Как объясняли генералы, это дало им большую свободу действий. Немецкие аналитики более скептичны: спецслужбы, как водится, готовились к прошлой войне. А нынешнему врагу только помогли добиться своего – вызвать в городе панику, подобие которой он сам чувствовал в своем повседневном отчуждении от общества.
Насколько трудно рациональным языком западной политологии объяснить мотивы организованных фундаменталистских группировок, настолько же сложно понять, чем руководствуются в своих действиях одиночки. Возможная гипотеза, что частный терроризм – это не радикальный консервативный переворот, не попытка вернуться к корням, старым идеологиям и религиям. Напротив, это бунт против лицемерия современного мира, основанный на декларируемых им же ценностях индивидуализма и возмущенный, что эти ценности регулярно опровергают введением все новых регулирующих норм и практик.
Восстающие одиночки невольно реализуют сюжетную канву повести Альбера Камю «Посторонний», в которой герой без всяких видимых причин убивает первого встречного. На самом же деле преступление, последствия которого он хорошо осознает, – единственная для него возможность хоть что-то изменить в собственной жизни, куда более реальная, чем женитьба или, например, переезд в другой город. А суд – последний шанс привлечь внимание к собственной персоне, которая со всеми девиациями и странностями раньше никого не интересовала.
Приватный террор напоминает немецкому обществу сразу о многом. Не только о проблемах в работе служб безопасности. Не только о сохраняющихся трудностях в интеграции подростков различных этноконфессиональных групп. Но и о том, что, построенное на презумпции доверия, оно пропускает не только Давида С., но и Андреаса Лубица – пилота Germanwing, который в минувшем году запустил самолет с полутора сотней людей на борту прямо в Альпы.
То, что для большинства представителей немецкого общества является уважением к личному пространству и в каком-то смысле толерантностью, для части людей свидетельствует о невнимании и равнодушии. И это, безусловно, серьезная социопсихологическая проблема – возможно, даже болезнь. Но осмысленная в категориях политических, особенно в различных вариациях «конфликта цивилизаций», она приобретает еще более зловещие черты. В конце концов, в прежние времена депрессивные подростки, не получившие допуска к высшему образованию, жили, бывало, дольше, но зато успевали похоронить десятки миллионов людей на полях сражений и в газовых камерах. А сегодня даже на первоклассных немецких автобанах гибнет в год примерно в десять раз больше, чем в результате всех прошлогодних европейских терактов, вместе взятых.
Политика страха
Но политизация этих событий уже идет вовсю. Из краткосрочного очевидно, что Ангеле Меркель еще труднее будет сохранить партийное единство: традиционный партнер общегерманских христианских демократов баварский Христианско-социальный союз (ХСС) давно критикует Берлин за мягкую миграционную политику. Теперь, когда именно на эту землю обрушился вал террористических актов, критика, очевидно, будет звучать еще жестче. И все менее фантастическим кажется сценарий, что фрау канцлерин все же придется пожертвовать собственным постом во имя сохранения правящего блока на осенних выборах следующего года.
Тем временем правые популисты из «Альтернативы для Германии», которым опросы впервые за много месяцев сулили меньше 10% голосов, напротив, воспряли духом. Каждый новый трагический инцидент, где задействован некоренной немец, – лишнее доказательство, что их апокалиптические пророчества имеют под собой основания. Чем в меньшей безопасности чувствует себя общество, чем сильнее страх перед неведомым врагом, тем больше голосов «АдГ» получит на грядущих выборах.
Но и респектабельные немецкие СМИ, призывающие своих читателей и зрителей сохранять выдержку и спокойствие, буквально в следующих абзацах нередко сами начинают пугать. Только не новыми террористическими актами или неизбежной исламизацией, а приходом к власти все тех альтернативщиков. Перед угрозой чего предлагается сплотиться, а сложные социально-экономические процессы, которые вызвали к жизни и волну террора, и рост правого популизма, как бы отступают на второй план. Из естественной реакции на шокирующие события страх постепенно превращается в доминанту немецкой политики, и это явно не способствует принятию рациональных решений.
