«Донбасс может стать для России Малой землёй. Или Цусимой». Вторая часть интервью Андрея Пургина ИА «Антифашист»
Во второй части нашего интервью с Андреем Пургиным мы обсудили роль личности в истории — кем был Владислав Сурков для Донбасса, и какое отношение имеет Сталин к Сталино? Поговорили о политическом проекте Захара Прилепина, обсудили нынешнюю ситуацию в экономике ДНР (она очень печальна), и каким может быть её будущее, а также попытались понять, какой выбор ставит Донбасс перед Россией.
«Название Сталино не имеет отношения к Иосифу Сталину». Почему приезжие не должны навязывать свою волю местным жителям
— Вы упомянули Сталина. Сейчас активно муссируются слухи о том, что в Донецке намерены установить ему памятник. Вы как к этому относитесь?
— Абсолютная спекуляция безграмотных, бездарных людей, не имеющих никакого отношения к Донецку.
— Это вы кого имеете в виду?
— Господина Муратова, Крамара и прочих заседателей ОД ДР, приезжих людей, которые вообще не представляют, где находятся. Наш город назывался, во-первых, Сталин, а не Сталино, а, во-вторых, это название не имеет никакого отношения к Иосифу Сталину.
Город был переименован после смерти Ленина, в 1924 году, как это ни парадоксально — для увековечивания памяти Ленина. Город был назван в честь стали, и получил название Сталин. После коренизации Сталин был переименован на украинский манер в Сталино, равно как Марьевка в Марьинку и так далее. Именно поэтому при немецко-фашистской оккупации город не был переименован, и это название продержалось до 1961 года. То есть, название города Сталино не имело прямого отношения к Иосифу Сталину.
— Смотрите, что я нашла в архиве. Я цитирую: «9 марта 1924 года в Юзовке состоялось торжественное заседание городского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, на котором рассматривался вопрос об увековечении памяти Ленина. В протоколе заседания было записано: "Так как последованием Ленина является сталь, его же стальным последователем является его помощник т. Сталин. Это имя дала ему партия, так как он был твёрд и непоколебим — как сталь. Мы же должны быть также тверды и непоколебимы, как сталь. Сталь будет нашим символом, и всякая попытка ненавистников стальных идей т. Ленина разобьётся о стальную стену"». Получается, личность Сталина всё же имеет отношение к названию города.
— Нет. Это всего лишь одна цитата из большого количества всего сказанного на том собрании. Там было много разных обоснований новому названию. У нас сложилась уникальная ситуация — наш город пошёл от завода. Донецкий металлургический завод породил город, он строился вокруг него. Одним из символов города был металл, сталь. И город был назван именно в честь стали, а не Сталина. Как вы думаете, если бы было известно, что город назван в честь Сталина, разве фашисты не переименовали бы его? Конечно, они бы это сделали! Но ничего этого не произошло, при фашистской оккупации город всё так же назывался Сталино — именно потому, что непосредственно к Иосифу Сталину никакого отношения это название не имело.
Вернёмся к памятникам. Установка, равно как и снятие, любого памятника, то есть вторжение в городскую среду, должно обсуждаться на круглых столах, должен быть проведён городской референдум на эту тему. Потому что фигура Сталина — она очень спорная, и это то, что не объединяет наше общество, а наоборот, раскалывает его.
Звучат идеи убрать памятник Шевченко напротив облгосадминистрации и поставить памятник Сталину там. Те люди, которые выдвигают эти дикие идеи, совершенно точно не местные. Потому что дончане знают, что памятник Шевченко был подарен Советскому Союзу Канадой, и был установлен на этом месте очень давно. Намного раньше, чем появилось само здание облгосадминистрации. То есть, он давным-давно вписался в городскую среду, и является её частью. Да, были предложения убрать этот памятник, перенести его на набережную Кальмиуса. Это хотели сделать и в Советском Союзе, потому что получалась такая не совсем приятная ассоциация, когда работники нашего Белого дома смотрели в спину и в то, что ниже спины, Шевченко. Но подоспевшая незалежность не дала этого сделать, памятник остался на своём месте.
В 2014-м мы также хотели его перенести к Кальмиусу, на его месте установить памятник 2014 году, тем событиям. Памятник событиям 2014 года — это логично, это события, которые навсегда вписаны в историю Донбасса. Кстати! У нас до сих пор нет полноценного памятника Захарченко. Есть бюст, есть таблички, но полноценного памятника нет. Место его гибели, кафе в центре города, стыдливо прикрывают баннером, который регулярно обновляют. Почему не поставить на этом месте полноценный памятник? Они что, через пару лет снова кафе на этом месте намерены открыть?! Нет? Тогда почему там нет памятника? Почему нет памятника русским добровольцам, погибшим 26 мая 2014-го в районе Путиловского моста? Поставьте памятник событиям сегодняшнего дня, поставьте памятник первому главе сегодня! Вместо этого какие-то совершенно чужие, приезжие люди, не собирающиеся в этом городе жить, рассказывают нам о том, как они снесут памятник Шевченко, поставят памятник Сталину… Установка и снос любых памятников, особенно спорных — это внутригородская повестка, это дело исключительно тех людей, которые тут живут и будут жить.
— В апреле прошлого года на голосование выносились проекты мемориального комплекса, посвящённого Захарченко, кафе собирались демонтировать. Вам что-то известно о том, как продвигается этот проект?
— Никак не продвигается. Равно как никуда не едут поезда, запуск которых нам был обещан ещё в прошлом году. Это короткие политические заявления, которые вытекают из отсутствия политического класса. Политический класс — это люди, которые отвечают за свои слова, они их произносят, а с них потом за это спрашивают. Наш же «политический класс» делает сотни каких-то заявлений, которые не заканчиваются ничем. И всем, на самом деле, плевать, потому что эти ребята не были избраны, они не боролись на выборах, они не ведут политическую деятельность. Это люди, которые не несут ответственности за свои слова.
«Всё, что здесь выстроено, спроектировано и выстроено им». Об архитекторе республик Донбасса Владиславе Суркове и его роли в истории
— В конце января Владислав Сурков, которого называли куратором Донбасса, подал в отставку. В феврале его заявление было подписано президентом. Его уход с поста отразился на жизни республик?
— Да, перемены происходят, но идут небыстро, в силу инерционности государственного аппарата. Пять лет в наших условиях — это очень большой срок, за это время были выстроены определённые схемы взаимоотношений, и поломать или изменить их за пару месяцев не получится.
— Кем был Владислав Сурков для республик Донбасса? В каком качестве он войдёт в историю нашего региона?
— Он архитектор. Всё, что выстроено здесь, спроектировано и выстроено им как архитектором. В каком качестве он войдёт в историю? Я не сторонник того, чтобы драматизировать его роль, не сторонник оскорбительных выпадов в его адрес. С одной стороны, прошло пока слишком мало времени, с другой, для нас, участников этой ситуации, прошла целая эпоха, поэтому оценить объективно его роль можно будет по прошествии времени. И, желательно, чтобы это делали не мы с вами.
— Почему не мы?
— Мы находимся внутри этой ситуации, поэтому мы склонны к эмоциональным оценкам. Объективную взвешенную оценку должен давать сторонний наблюдатель, по прошествии времени, когда окончательно прояснится, чем закончится наша история.
— Захар Прилепин собрался в политику. Его партию «За правду» совсем недавно зарегистрировал российский Минюст. Как вы оцениваете попытку политической деятельности внутри России, используя донбасскую тематику?
— Технологически ход вполне понятный и довольно грамотный. До пандемии процент патриотического электората в России оценивался в 25% примерно, уверен, что после пандемии он станет ещё больше. Поэтому с технологической точки зрения это правильный ход — попытка войти в эту среду, используя Донбасс как знамя. Как знамя, потому что это передовая русского цивилизационного пространства, это то место, где патриотам приходится брать в руки оружие и чем-то рисковать.
Но что Прилепин и его единомышленники вкладывают в это, насколько они искренни — время покажет. На сегодняшний день этот проект выглядит весьма поверхностным и технологичным. Пока предлагается эксплуатировать подъём 14—15 года, который испытала Россия, и Донбасс как знамя этого. Но это всё оборонительная повестка, ничего наступательного пока нет. Это эксплуатация прошлого, 14-й год — это уже прошлое. На сегодняшний день я не вижу у них того, о чём мы с вами говорили — стратегических планов. Как они собираются обустроить Россию, куда намерены её вести? Поэтому по сегодняшней повестке и по повестке на будущее я не вижу у них ничего. С другой стороны, это зарождающийся проект, какие люди в него войдут, как он будет развиваться дальше — будет видно.
— Донбасс продолжает оказывать влияние на российскую политическую повестку?
— Безусловно, Донбасс играет огромную роль. Для русского цивилизационного пространства вопрос того, что будет с Донбассом — это, без преувеличения, вопрос жизни и смерти. Будет ли это Цусима — обидное поражение от слабого противника, и ощущение коррупционного беспредела, который Россия познала после Цусимы, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Или это будет Малая земля, плацдарм, который потом позволит двигаться вперёд, ломая горло врагу. Вот такой вот выбор.
Чиновничий беспредел, кастовое общество и «крестьянские шахты» — о сегодняшнем дне Донбасса. Есть ли будущее?
— В конце прошлого года и начале этого было много разговоров о том, что компания «Внешторгсервис» и Сергей Курченко покидают Донбасс. Сейчас всё затихло, периодически просачивается информация о том, что что-то меняется, но что конкретно — непонятно. Вам известно, что сейчас происходит вокруг этой компании?
— Когда мы начинаем говорить об экономике, бюджете Республики — мы вступаем в сумрачную зону. У нас засекречено вообще всё, что только можно засекретить. Общество не только не имеет никакого отношения к тому, какие решения принимаются в высоких кабинетах, но даже не имеет никакой достоверной информации на этот счёт. Отсутствуют открытые статистические данные, Счётная палата, аудиторы, свободные республиканские СМИ, оппозиция. Мы достоверно не знаем ничего и ни о чём. Поэтому трудно сказать, уходит «ВТС» или нет. В течение полугода мы наблюдаем стагнацию этой компании, попытку смены менеджерского состава. Но что это — смена вывески, смена подходов, смена собственника и бенефициаров — неясно. Пока это больше похоже на смену вывески для того, чтобы сбросить долги.
— Как обстоят дела в двух некогда главных отраслях Донбасса — угольной и металлургической?
— Металлургическая отрасль находится в стагнирующем состоянии. Ещё хуже обстоят дела в угольной. Заявлено о реструктуризации угольной промышленности, что по факту будет означать закрытие больше половины шахт. Часть шахт пойдёт под сухое закрытие, часть — под демонтаж.
— Что означает демонтаж?
— Демонтаж — это полная зачистка всех подземных коммуникаций, наземных сооружений, металлических конструкций и так далее. Это означает, что у будущих поколений воруют возможность вернуться туда и возобновить добычу. Мы обрубаем возможность возврата. Мы воруем будущее у наших детей и внуков.
При этом — это важно — у нас официально разрешена работа копанок. После копанок осадочные процессы идут 200—300 лет. У нас до сих пор в центре Донецка есть небольшие провалы, потому что раньше здесь находились крестьянские шахты, аналог современных копанок. Из-за этого строительство в центре идёт только на цельнолитом фундаменте до нескольких метров толщиной, потому что никто не знает, как поведёт себя грунт. Мы закрываем шахты без возможности восстановления их работы, но разрешаем копанки, «крестьянские шахты». Из 21-го мы возвращаемся сразу в 19-й век, минуя век 20-й со всеми его промышленными достижениями времён СССР. Чиновничий беспредел, кастовое общество и «крестьянские шахты».
— Каким образом можно было бы наладить работу угольной отрасли?
— Смотрите, уголь, добываемый в России, в основной своей массе перемещаемый. Его добывают в окрестностях БАМа, потом перевозят по железной дороге до порта, по пути он замерзает, его потом отмораживают. То есть, очень большие затраты приходятся на транспортировку. Наш уголь находится в шаговой доступности от двух наших электростанций — Зуевской и Старобешевской, мы его достаём и сразу сжигаем, не неся практически никаких транспортных расходов. Угольная генерация всегда закрывала пики потребления. Россия сейчас активно строит атомные электростанции, чтобы покрыть энергодефицит юга России — это Воронеж и Ростов. Но атомные станции — это «кипятильник», который кипятит круглосуточно, поэтому утренние и вечерние пики покрываются угольной генерацией. Мы могли бы продавать электричество, вырабатываемое на наших электростанциях, в Россию, покрывая пики, потому что в пики оно стоит дороже. Перетоки для этого имеются.
Далее. В Донбассе живёт большое количество технически подкованного городского населения. То есть, это возможности для машиностроительной отрасли, в которой Россия очень нуждается. Она не закрывает и половины нужных ей вещей по машиностроению, а это очень широкое понятие. Возможно ли использовать наше электричество здесь, по месту, в машиностроительных отраслях при работе на РФ? Безусловно. Такие планы строятся? Нет, об этом никто не знает. И ведь это вещи, которые могут решаться внутри, можно просто сесть и порассуждать, построить среднесрочные стратегические планы. Какие среднесрочные стратегические планы, если реструктуризация приводит не к консервации шахты, а к её демонтажу?! Демонтаж — это конечное, всё, приплыли, это навсегда.
— Какие отрасли всё же работают? Кому удаётся выживать в нынешних условиях?
— Более или менее неплохо себя чувствуют коксохимики, машиностроители, шахты, добывающие коксующиеся угли. Примеры нормального функционирования предприятий есть, когда руководители нашли свою нишу в сотрудничестве с Россией, начинают работать и продолжают жить. Жизнь продолжается, и рано или поздно возникнет запрос на Донбасс как кузницу кадров. Донбасс — это тот регион, в котором могут быть построены новые заводы, существующие предприятия могут быть переориентированы на новые задачи. Пристёгивание к России и антиглобальные тенденции могут дать толчок развитию также и сельского хозяйства, мы можем вспомнить, как Донбасс в позднем Советском Союзе использовал земли не под сухой посев, а под поливные земли.
Россия испытывает дефицит собственных фруктов и овощей. В Донбассе сейчас никто не знает, куда девать шахтные воды. При достаточно недорогих технологиях, мы могли бы проводить очистку этой воды до состояния технической и использовать для полива сельхозкультур. Сейчас наши поля в массе своей засеяны подсолнечником и пшеницей, то есть мы используем сухой посев, но эти земли раньше были поливными и давали работу большому количеству рабочих рук. После распада СССР мы включились — бездумно включились — в глобальное разделение труда, и у нас появилась дешёвая Турция, где этих овощей огромное количество выращивают. На сегодняшний день в связи с пандемией и экономическим кризисом мы попадаем в ту ситуацию, когда мы можем использовать своё экономическое положение для возврата к тем технологиям и задачам, которые мы выполняли не так давно, всего лишь 20—30 лет назад.
Все эти идеи лежат на поверхности, здесь не нужно иметь семи пядей во лбу или диплом Гарварда. Просто нужно задуматься о том, как мы будем жить дальше, в наступающем деглобализированном мире, что мы можем предложить на внешний рынок, чем заполнить свой внутренний. Определить стратегию, составить среднесрочные планы под неё — и начать развиваться. Вместо этого у нас демонтируют шахты, а для отвлечения внимания вбрасывают в информационное поле идею установки памятника Сталину.
— Народ Донбасса как-то может повлиять на эту ситуацию в частности и на свою дальнейшую судьбу в целом?
— Знаете, если человек один раз научился ездить на велосипеде, этот навык остаётся с ним на всю жизнь. Я уже 20 лет не катался на велосипеде, но я знаю, что подойду к нему, сяду и поеду, если понадобится. После 2014 года у людей есть навык того, как менять свою судьбу, как отстаивать свои права и жизнь в целом. Это созидательный навык самоорганизации, навык веры в себя, веры в то, что можно взять и что-то изменить в своей жизни. Не разбежаться в ужасе при наступлении тёмных времён, надеясь, что пронесёт, а самоорганизоваться и что-то сделать сообща. Референдум — это был пик самоорганизации населения. Народ Донбасса получил навык, который поможет ему выжить в той очень тяжёлой ситуации, в которой мы оказались. Донбасс проходил через множество тяжёлых испытаний, но все их выдержал с честью. Я уверен, что будущее у Донбасса есть. Я в это верю.
