Дмитрий Ольшанский: «Наши победы — это их шипение, а наше поражение — это их ура-свобода и ура-прогресс»
Между нами — и этими неприятными людьми, рыдающими из-за того, что их свежеслепленный, с бумажкой на лбу ельцин изолирован ещё до того, как он смог хоть что-то разрушить, — стоят только четыре цифры. Два. Ноль. Один. Четыре. 2014.
Но сколько в них жизни и смерти, горя и радости. В этих цифрах сам выбор судьбы.
Когда восемнадцатого марта мы были счастливы, они ненавидели и проклинали (вот и сиделец их в эти дни напечатал в Нью-Йорк Таймс статейку с предложениями, как надо наказывать Россию за происходящее).
Когда второго мая мы переживали невозможную трагедию, они зевали и улыбались, шутили и рассуждали в том духе, что юбка же короткая была, ну была юбка короткая, так что какие претензии теперь.
Наши победы — это их шипение, а наше поражение — это их ура-свобода и ура-прогресс.
Вот и происходящее сейчас — это вопрос не биографии одного человека, и не беготни по московским улицам, и не политической конкуренции в том скучном смысле, в каком об этом принято думать в самых благополучных странах.
Это вопрос будущего миллионов людей — и живущих на разных проблемных краях нашего огромного поля, и наших военных, действующих и тех, кто будет действовать позже, и ещё многих и многих, чью жизнь уничтожило бы торжество заграницы, — а именно к торжеству заграницы все реалистические пожелания недовольных и сводятся, только оно, торжество это — и есть смысл всего, остальное — это просто бессмысленная демагогическая болтовня о том, как мы тут шикарно заживём, если свергнем тиранов etc., болтовня, которая механически повторяется с 1989 года и рассчитана на оглушительную глупость.
А заграница и озвученное её куклой тогда ещё, семь лет назад, требование нас наказать — вот это не сладкие разглагольствования, как мы коррупцию заборем, пенсии в пять раз поднимем и будем самыми честными, нет, тут люди дело делают.
И сделали бы, если бы им не мешали.
А мы мешаем.
И не только государство, которое, как мы видим, не хочет сдаваться, не только полиция, которой приходится в эти дни сложнее всех — спасибо ей, — но и каждый незаметный человек, который даёт себе труд не поддаваться зомбирующей пропаганде (коррупция! заживём! ух, заживём!), не даёт превратить себя в то, чем стали несчастные советские люди тридцать лет назад, — он тоже портит этот сценарий с горьким финалом.
Но есть и хорошие новости.
Дело в том, что по ту сторону находятся люди с мелькающим сознанием. Оно у них — чик-чик, хлоп-хлоп, — очень быстро переключается в поисках новых впечатлений и модных идей. Это вообще самое уязвимое место той всемирной системы, которая им программы ставит — там всё должно непрерывно обновляться, упрямство и надёжность давно сняты с продаж.
И потому сегодня будет — выйдем на площадь, возьмёмся за руки, сколько можно терпеть, мы свободны, свободны, а уже завтра — кто слил протест, пора валить, эта страна обречена, здесь никогда ничего и тэ пэ.
И если банально и терпеливо день простоять и ночь продержаться — невозмутимо, сквозь вой и истерику, — то мы увидим, как всё потухнет.
Ну а консерваторы — люди медленные, трезвые, мелькания не любят и без крайней нужды ничего стараются не обновлять, работает — и хорошо, и не ломай.
Так что мы скоро услышим, как заедает пластинка: корруп.. уп... уп... выйдем на площ... мы сво... мы сво...
Это, кстати, правда.
Они такие.
