Закат политической звезды Сары Вагенкнехт и Русофобия после Бисмарка. Интервью с Франком Шуманом

Одно из ярких лиц немецкой политики и оппонент Ангелы Меркель — Сара Вагенкнехт — сошла с первых полос немецких газет и, судя по всему, не вернёт лидерские позиции в левом движении. В чём причина кризиса левых в ФРГ, и чем подпитывается русофобия в немецком обществе? Об этом в интервью «Антифашисту» рассказал берлинский публицист Франк Шуман.

— В эти кризисные времена для Германии и Европы не слышно голоса самого яркого немецкого политика из партии Левые Сары Вагенкхнет. А ведь её оценки и заявления всегда оказывались точными и образными. Почему наиболее популярный немецкий политик в России ушла в тень?

— Сара Вагенкнехт не выдвинула свою кандидатуру в ходе выборов руководства фракции в Бундестаге в ноябре 2019 года из-за медицинских и политических проблем. У неё, как сейчас говорят, случился «burnout», то есть «выгорание», после чего политик пропала на многие недели. Однако это не значит, что она потеряла способность делать чёткий анализ общественно значимых событий. Конечно, в качестве председателя фракции её воспринимали бы совсем по-другому, в отличие от нынешнего статуса простого депутата. С потерей этой функции в партийной иерархии она объективно утратила как значимость, так и влияние.

— В чём причина разногласий Сары Вагенкнехт с руководством её партии? Они носят принципиальный характер или её задвинули из-за внутриполитических разборок?

— А кто у нас в «партийной верхушке»? Сопредседатель Катя Киппинг и Бернд Риксингер, бывший сопредседатель главы фракции Дитмар Барч? Между Сарой и Киппинг всегда было персональное соперничество, как это иногда случается между женщинами. Такую личную враждебность прикрывали «политикой», разговоры о политических разногласиях были, скорее, специально напускаемым туманом. В партийной жизни это привычная ситуация: если кто-то превосходит кого-то интеллектуально, его забивают идеологической булавой. Вот и в данном случае мы имеем дело с политическим «убийством из-за угла». Впрочем, здесь необходимо и честно признать: жертва, то есть Сара Вагенкнехт, оказала недостаточное сопротивление. Она — большой теоретик, но не политический руководитель, способный повести за собой большинство и выигрывать стратегические битвы. Круг лиц во фракции, которые поддерживали её и являлись её друзьями, был в любом случае ограничен.

— Госпожа Вагенкхнет создала своё движение «Подъём», которое позиционировалось отчасти и как альтернатива правой АдГ, объединяющей все демократические силы Германии. Почему проект не сработал и не в этом ли причина отстранения яркого политика от руководства фракцией Левые в Бундестаге?

— Во-первых, между провалом движения «Подъём» и провалом Вагенкнехт как политика не существует причинно-следственной связи, одно с другим не связано. В то же время провал движения можно привести в качестве типичного примера, иллюстрирующего политический стиль Сары. «Подъём» был утопией. Хотя в теории всё было правильно — но иллюзия, что инициированное сверху зажигание запустит все процессы, по принципу Ленинской «искры», из которой «возгорится пламя», не сработала. Для успешного функционирования партии, или движения, необходимы не только соответствующие настроения в обществе, но и достаточное количество людей, обладающих организационными способностями. Об этом Ленин знал ещё в 1905 году, задумывая свою работу «О партийной организации и партийной литературе». Без надлежащей организации ничего не выйдет.

Когда в октябре 2018 года образовался широкий союз «Неделимые», призвавший к массовым протестам против расизма и правых сил, эта акция не была поддержана движением «Подъём» — Сара Вагенкнехт отвергла требование Кати Киппинг об «открытых границах для всех» и выступила за контролируемую миграцию. По мнению Вахенкнехт, доминирующей позицией у «Неделимых» было разрешить въезд в Германию всем, кто хочет это сделать, поэтому она и держалась подальше от данной инициативы.

— Что вообще сегодня происходит на левом фланге в Германии. Можно ли говорить, что Альтернатива для Германии потеснила на электоральном поле не только консервативный союз ХДС/ХСС, но и партию Левые?

— Левые в Германии в плохой форме и постоянно теряют своё влияние. Это связано и с текущей ситуацией, когда в условиях чрезвычайного положения набирают своей вес правящие силы, а оппозиция утрачивает поддержку населения. Правящие партии действуют так, чтоб народ дал им позитивную оценку, при этом у оппозиции нет своей важной темы.

Впрочем, тенденция такова, что Левые теряют и по причине отсутствия политической стратегии. До того как в 2007 году «Партия демократического социализма» (PDS) объединилась с западногерманской WASG («Труд и социальная справедливость — Избирательная альтернатива»), образовав партию «Левые», на востоке страны она была народной партией, с крепкими позициями в коммунах, считалась политической силой, выражающей интересы восточных немцев. Однако после объединения с WASG, став общегерманской партией, политическая сила лишилась своего ядра. Помимо прочего, эта партия ещё и входила в правящие коалиции в некоторых федеральных землях, ну и вела себя как власть, отчего многие протестные избирали, голосовавшие за Левых, сказали: «да вы такие же, как они!» Короче говоря: поскольку левая партия была частью руководящего истеблишмента ФРГ, она стала неинтересной для протестного избирателя (который впоследствии мигрировал к «Альтернативе для Германии»).

Ну и, в-третьих, ключевая проблема партии: после объединения с WASG к Левым попало много бывших функционеров профсоюзов и социал-демократов из Запада, придерживающихся своих политических традиций — в отличие от политиков из PDS, унаследовавших опыт Единой социалистической партии Германии (SED). Таким образом, германские левые всё больше становились социал-демократами, теряя своё радикально-демократическое начало. Поэтому сейчас существуют два варианта: или Левые и социал-демократы каким-то образом объединятся, или же обе силы расколются на правое и левое крыло, и левые Левых сольются с левыми из СДПГ, образовав новую, устойчивую левую партию, а правые обеих сил создадут новую консервативную социал-демократическую силу.

— Если это так, то почему Левые не берут на вооружение более радикальные лозунги против мигрантов, не пересмотрят свою интернационалистскую позицию в этом вопросе?

— Это старые социал-демократические страдания: так чтобы и никому не сделать больно, в то же время равным образом учитывать все интересы. К тому же, интеллектуалы у Левых считают популизм предосудительным. Левого популизма стыдятся, уступая его правым. А что же интернационализм? Пока Запад будет, как попугай повторять чушь о России, Китае, Кубе, Израиле, Венесуэле или КНДР международной солидарности не будет. Почему муссируется антироссийский вздор о Крыме, не проще было ли просто заявить: да, с точки зрения международного права здесь было нечисто, но это не причина, чтобы душить Москву санкциями, вместо того, чтобы говорить с Россией. В этом отношении социал-демократические политики, такие как Матиас Платцек, Зигмар Габриэль или Герхард Шрёдер намного больше интернационалисты, чем их левые товарищи, у которых нет отношений с Россией ввиду их «социализации».

— Многие считают, что звезда Сары взошла на небосклоне во многом благодаря поддержке её мужа Оскара Лафонтена, который был председателем социал-демократической партии и остаётся там влиятельным политиком. Так ли это?

— Госпожа Вагенкнехт была успешным политиком ещё задолго до знакомства с Оскаром Лафонтеном, брак с которым, скорее, помешал, а не способствовал её карьере. Для многих социал-демократов Лафонтен своего рода «красная тряпка», так как он покинул партию в 1999 году. Всё это, конечно, только гипотетически, но если бы не было левого политика Лафонтена, в прошлом сотрудничество между левой партией и социал-демократами могло бы быть более крепким. При всём уважении, его политическое влияние в сегодняшней Германии крайне невелико: в парламенте самой маленькой федеральной земли — Саар, где живёт меньше миллиона человек, он возглавляет оппозиционную фракцию, в которой состоят всего лишь шесть человек. Поэтому о каком-то влиянии на общегерманскую политику говорить, конечно, не приходится. Каждый год в январе в Берлине проходит демонстрация Карла Либхнехта и Розы Люксембург, считающаяся «смотром войск» левых. В прошлые годы Лафонтен всегда принимал в ней участие, в этом году не было ни его, ни супруги.

— Почему Сара Вагенкхнет сторонилась России? Она ни разу не приезжала в Москву, хотя в своих выступлениях резко осуждала санкции против РФ и военную истерию НАТО против России? Чего она боялась?

— Не думаю, что она боится России. Она живёт недалеко от французской границы, катается в соседнюю страну со своим мужем на велосипеде. Вероятно, Сара нашла другие направления.

— Вы считает, что звезда Сары закатилась? Она ушла в тень навсегда?

— Похоже, что зенит Сары Вагенкнехт как политика уже пройден. Но нельзя исключить, что она, хотя шансы для такого развития событий минимальны, получит пост в исполнительной власти. Хотя ростом это в любом случае назвать будет нельзя.

— Можно ли сказать, что партия Левые была и остаётся выразителем интересов населения бывшей ГДР, которое остаётся в оппозиции правящим партиям ФРГ? Есть ли поддержка левых в других землях Германии?

— Не все восточные немцы находятся в оппозиции к федеральному правительству, также как и не все западные немцы считают его великолепным. Правда здесь состоит в том, что у восточных немцев наработан другой опыт, отчего они могут сравнивать, в то время как западные немцы не знают ничего, кроме своего буржуазно-консервативного государства. Хотя тут стоит отметить, что каждый второй, проживающий сейчас на востоке, не имеет опыта жизни в ГДР — так называемые «осси» (жители бывшей ГДР — прим. ред.) вымирают. Что отражается и на партийной жизни.

Левые есть во всех федеральных землях, хотя и не везде представлены в земельных парламентах. Их электоральный потенциал колеблется от региона к региону (в зависимости от личностей руководителей на местах). По Германии рейтинг Левых стабильно находится в пределах от 8 до 10 процентов, хотя потенциал составляет от 15 до 20% процентов. За Сару Вагенкнехт проголосовали бы намного больше людей, чем за Катю Киппинг, и поэтому печально, что партия не предприняла усилий для удержания и поддержки такого «фронтмена».

— Меняется ли настроения немецких избирателей в отношении санкций к России в свете пандемии коронавируса? Можно ли рассчитывать, что здравая позиция в этом вопросе возобладает в немецком обществе?

— Однозначно нет. В ходе всех этих дебатов вокруг пандемии тема России ушла на задний план и не интересует общественность, ни в негативном, ни в позитивном контексте. Люди рады отмене праздничных мероприятий по случаю 75-летия победы в Берлине из-за истерии, спровоцированной коронавирусом. У меня имеются свои эгоистические мотивы сожалеть об этом, поскольку я подготовил книгу с фотографиями советских памятников в Германии, в которую вошли воспоминания бывшего посла России в Берлине Гринина (2010—2018). К тому же, в нашем издательстве выходит книга Александра Рара, посвящённая 8 мая 1945 года. Мы хотели презентовать общественности все эти работы в Доме русской культуры и науки в Берлине 7 мая, однако мероприятия были отменены.

Впрочем, я не думаю, что в вопросе политики по отношению к России благоразумие в Германии возобладает даже после окончания кризиса коронавируса. После Бисмарка русофобия стала своеобразным походом немецкой политики. Так было и во время Первой мировой войны, и во время войны на уничтожение против Советского Союза, и не поменялось даже после 1945 года в Западной Германии, которая чувствовала себя «побеждённой и не освобождённой». Но были и прорывы, например Раппальский договор от 1922 года, регулирующий отношения с Советской Россией, была и новая антифашистская политика Вили Брандта. Время от времени хвалили Горбачёва, поскольку он был полезен для Запада, не говоря уже о Ельцине.

А вот с приходом к власти Путина в отношениях наступил разлом, ведь он вернул России национальное достоинство, сформулировав национальные интересы. И здесь на сцену вышла традиционная ненависть Запада, особенно первых лакеев США в Европе — Германии, определив тон по отношению к России. То есть разлом случился не в 2014 году из-за Крыма, а после переизбрания Путина в 2012 году, когда начался новый ледниковый период и новая холодная война. При Обаме. Хотя и при Трампе лучше не стало: у него, как известно, «America first», и для русских с китайцами в этой конструкции места нет.

— И в завершение нашей беседы общий вопрос: как Вы оцениваете действия правительства ФРГ по сдерживанию коронавируса? Как оценивают ситуацию простые обыватели?

— Подавляющее большинство немцев безукоризненно принимают все мероприятия, вводимые федеральным правительством, даже если речь идёт о репрессивных мерах. Недалеко от нашего издательства, на площади Розы Люксембург, каждую субботу в 15 часов проходит демонстрация кучки недовольных ограничением их гражданских свобод. Полиция наблюдает и следит за тем, чтобы протестующие соблюдали дистанцию и находились друг от друга на дистанции двух метров. А в то же время люди, которые не могут покинуть свои квартиры, орут: «Проваливайте!». Впрочем, обращаются они не к полицейским, а к демонстрантам. Пока так будет продолжаться, правительство может быть спокойно.

Поддержка политики руководства страны находится на уровне 66%, то есть Ангелой Меркель довольны почти две трети немцев. В то же время рейтинг «Альтернативы для Германии» падает, сейчас он снизился до 10%. Жёсткие ограничительные меры здесь будут действовать как минимум до 19 апреля, то есть до окончания школьных каникул. После, как следует полагать, могут открыться детские сады и школы, а также некоторые учреждения.

Но если ограничения будут действовать и дальше, то понимание людей будет снижаться, следственно, будет расти недовольство. И вот тогда миллиарды евро, которые сейчас закачивают в поддержку малого и среднего бизнеса уже не помогут. По существующим прогнозам, крах грозит сотням тысяч фирм в первую очередь в сфере туризма и ресторанного бизнеса. Кризис ещё только впереди. И об этом знает или догадывается большинство немцев. Поэтому они в большинстве своём верят системе, с которой они могут не опасаться таких массовых захоронений, как в Нью-Йорке.