Военкор Максим Фадеев: «Российские люди не знают, как выглядит русский солдат в данный момент»

Военкор Максим Фадеев снимает свои документальные фильмы о событиях в родном Донбассе с самого начала. Ещё в 2013 году, по его словам, он понял, к чему несёт воронка событий, и больше всего его поразило равнодушие людей вокруг. Отрезвление — так он видит смысл своих высокохудожественных, правдивых и порой тяжёлых фильмов. Для него важно показать состояние мирных жителей, настроение и глаза бойцов, образ русского солдата, который сегодня в России на самом деле неизвестен по ряду причин. Об этом Фадеев рассказал на мастер-классе «Работа документалиста в боевых условиях», который прошёл в рамках кинофестиваля «Россия» в Екатеринбурге. Об истории профессионального освещения исторических и военных событий, трудностях сегодняшнего дня и вызовах будущего.

Максим Фадеев начал встречу в Екатеринбурге с глубокого экскурса в историю военной хроники — от бравурных постановочных съёмок Первой мировой, когда генералы не разрешали снимать кровь и грязь, а техника не могла зафиксировать солдата в движении, до честных советских киножурналов, где показана роль простого маленького человека, геройство и неприглядный реализм отступлений и потерь. Более того, задолго до появления киноплёнки люди пытались фиксировать то, что происходит на поле брани, первые памятники древним междоусобицам изучают ещё в школе.

«Всегда люди о войне пытались говорить, но по-разному. Войны кто вели? Дворяне, цари, они приглашали для освещения творческих людей, художников, летописцев, вот то же „Слово о полку Игореве‟ все знают, все в детстве учили, был текст, люди рисовали гравюры, потом иллюстрации. И что интересно, происходило это всё опять же на Украине, где погиб сам Игорь, это место между Славянском и Красным Лиманом», — замечает Фадеев.

Первым, кто отбросил красивые условности и начал писать о войне с точки зрения простых людей, был Лев Толстой, интересно, что в то время, когда создавались «Севастопольские рассказы», около Балаклавы работало несколько фотолабораторий, рассказывает Фадеев, где английские, французские фотографы проявляли свои первые снимки: Крымская война считается войной, на которой зарождалась фронтовая хроника и военная фотография. Но это были парадные картинки, которые любят генералы, фотографы отрабатывали государственный заказ, да и техника могла фиксировать только постановочные кадры (ради которых приходилось останавливаться на минуту-другую и замирать).

Уже ко Второй мировой войне отношение к кино и фото стало гораздо серьёзней, в Германии уделяли самое пристальное внимание правительства и партии к киноиндустрии, была создана единая студия, которая будет всю войну снимать хронику. Лично Геринг требовал, чтобы съёмка была максимально реалистична, но вот когда случались провалы на фронте, камеры выключали — после поражения под Москвой, под Сталинградом, они просто какое-то время не выпускали свои журналы.

На высоком уровне была советская кинохроника, так как на фронт отправилось множество энтузиастов, выпускников ВГИКа. Для военкоров выпускались особые инструкции, их цитирует Фадеев: «Нельзя снимать лётчиков, которые громят врага, на аэродроме, надо лететь с ним и снимать в бою. Советский фронтовой репортаж не должен и не может быть фальшивым».

А вот инструкция для фронтовых кинооператоров от 1943 года: «Война — это не только победа, не только отступления, война — это жертвы, отдельные поражения и отходы, надо снимать отходы войск, переход населённых пунктов из рук в руки, в связи с этим большие потери, надо снимать потери в людях в бою после боя, трупы наших бойцов, лица тяжелораненых и потери в технике, горящие танки, сбитые самолёты. Война — это тяжёлый труд, надо снимать войну, как тяжёлый физический труд, зимние дороги, трудности коммуникаций, снабжение боевыми припасами, пищей, перетаскивание орудий на себе и в труднопроходимых местах в болоте, трясине, подтаскивание боеприпасов к полю боя».

Возвращаясь к реалиям сегодняшнего дня, Фадеев замечает, что СВО идёт уже полгода и репортажей, снятых в бою профессиональными операторами практически нет: «Мы видим только то, что снято телефоном. Если мы видим официально утверждённый материал, какими мы видим наших лётчиков? Мы видим их с закрытыми лицами, они выступают стоя перед самолётом, то есть то, о чём говорили в 1942—1943 году, это опыт и в съёмке».

Поколение «Нетфликс»

Кинохроника военных событий пережила ещё несколько этапов — от «чернухи» в освещении событий в Африке 60-х годов со свержениями колониальных правительств и с кровавыми переворотами до гораздо более серьёзной цензуры во время войны СССР в Афганистане — запретов было больше, чем во время Великой Отечественной войны. Сегодня же кинохроника раздваивается на два параллельных, но одинаково важных движения: телеграм-журналистика, которая не требует от видео качества, а делает ставку на мобильность, и «нетфликс-реальность», которую используют на Западе, когда красивая и дорогая картинка порой заменяет реальность, шедевры получают премии и место на популярных платформах, а значит, остаются в истории, как единственный памятник событиям.

«Люди хотят видеть войну в онлайн, им нужно как можно чаще давать картинку, быстрее, у нас все сидят в телеграме, там есть ограничения по качеству, и качество ещё больше ухудшилось, зато увеличилась периодичность публикаций. С другой стороны, появился „Нетфликс‟, который стал финансировать документальные фильмы. Если отследить всё развитие конфликта: с первого „Майдана‟, потом второй „Майдан‟, Арабская весна, война в Сирии, война в Ливии, война в Донбассе — всегда снимается документальный фильм, который будет номинирован на „Оскар‟, который будет показан на всех кинофестивалях, на „Нетфликс‟, на других площадках, он всегда будет антироссийской направленности, он всегда выиграет какие-то номинации. Вот тут и вспоминаешь про Геббельса и машину германской киноиндустрии, просто американцы вывели всё это на новый уровень. Потом иди доказывай — были „Белые каски‟, не было их? „Оскара‟ фильм про них получил, значит, они были. Всё. С нашей стороны дело было отдано на откуп телевизионщикам», — говорит Фадеев.

Обидно, что это всегда интерпретация событий со стороны противника. У нас пока с красивыми кадрами большая беда, и на это есть несколько причин.

Во-первых, Фадеев говорит о регламенте — мобилизованные и добровольцы должны выглядеть в кадре по форме и никак иначе, если солдат курит, придётся вырезать кадр. Во-вторых, снимают события телевизионщики, а показывать по телевизору многое нельзя. В итоге мы пришли к тому, что снимать может каждый, у всех есть телефоны — появилась телеграм-журналистика. Но никто не снимает широкие ленты о событиях с размахом, рядом с бойцами не работают профессиональные операторы.

«Но нашим солдатам снимать запрещено, — объясняет Фадеев. — У них либо забрали смартфоны, либо они подписали очень жёсткие документы, когда началась СВО — съёмку обычных наших солдат мы не видели. Мы видели съёмку гражданских, украинцев, мы видели съёмку украинских военных, опять же противника то есть, мы видели съёмку чеченских добровольцев, потому что они забили на этот приказ. Поэтому и сложилось такое впечатление, что только они и воевали, а все остальные нет.

Операторов, соответственно, не было, поэтому в истории не сохранилось информации о том, что было там, в Харькове, что было под Харьковом, под Киевом, под Черниговом, под Сумами, потому что никто не снимал. В этом направлении работало всего два корреспондента — Коц и Поддубный, два человека, причём они работали в телевизионном формате. Мы никогда не увидим, что там было, российские люди не знают, как выглядит русский солдат в данный момент. Есть некая картинка, которую любят генералы».

Потому и получается так: когда вы входите с камерой в зону конфликта, надо понимать, что для вас приоритет — вы снимаете, как Семён Пегов для телеграма, и главное отсняться, всё слить в сеть, или вы снимаете документальные фильмы? Тогда вы обязаны снимать уже как кино, заключает Фадеев.

И тем не менее, всё же есть те, кто готов к риску и снимает сегодня в Донбассе под пулями, те, кто всегда готовы и могут заплатить самую большую цену за кадры, которые останутся в истории и, может быть, что-то изменят:

«У меня такое было в Славянске, когда я снимал обстрел психиатрической больницы, — говорит Фадеев. — Я думал, что сниму, люди увидят и больше такого не будет. Никто не верил, что у нас там, в Донецке, с 2014 года война, люди не верили, что нас обстреливают, вот в чём был прикол. То, что я читал у Симонова — я увидел сам через объектив. Что человек, которому в глаз прилетела пуля, может ходить и разговаривать, мужик без ноги трое суток обходится без медицинской помощи, никто не знает как ему помочь, как он выжил, и что с ним делать, потому что идёт обстрел, нужно мирных куда-то выводить. Генералы любят красивые картинки, но красивые картинки не имеют ничего общего с реальностью».

Александр Назаров

• Источник