«Северный поток — 2» обезопасит европейских потребителей газа от украинского шантажа
Строительство газопровода «Северный поток — 2» сопровождается дискуссиями о целесообразности этого проекта для Европы и о его политической составляющей, идущей вразрез с интересами таких игроков, как Польша и Украина. Посол США в Киеве сообщила, что запуск газопровода обернется для Украины ежегодными потерями до 3% ВВП. Почему Россия пытается снизить транзит «голубого топлива» через Украину, аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказал заместитель генерального директора по газовым проблемам Фонда национальной энергетической безопасности Алексей ГРИВАЧ:
— Г‑н Гривач, посол США на Украине Мари Йованович сообщила, что в результате запуска проекта «Северный поток — 2» потери Украины составят до 3% ВВП ежегодно. Соответствуют ли эти цифры действительности?
— Дело вообще не в том, будут потери или нет. С какой стати экспорт российского газа должен поддерживать ВВП Украины независимо от того, какие условия она предлагает. Потери могут быть и не 3%, а 10% ВВП, если вдруг Украина поднимет тарифы, как она постоянно угрожает сделать. Это вообще некорректная оценка ситуации.
Украина является транзитером российского газа. Она продает свои услуги «Газпрому». Эти услуги небезопасны, потому что постоянно являются предметом политических спекуляций, шантажа и т. д. Сейчас позиции «Газпрома» хоть как-то защищены и Украина вынуждена себя сдерживать, но соглашение заканчивается уже в конце 2019 года. После этого у Украины вообще будут развязаны руки. Она сможет что угодно творить: ставить свои вымышленные условия, шантажировать, грозить не осуществлять транзит. Это подход, как если бы Вы заказали такси, а таксист говорит: «А вы оплатите мне бензин, мою ипотеку, а можно я у Вас дома поживу?» Это совсем другой уровень взаимоотношений.
Всё дело в поведении Украины. «Таксист», который хочет, чтобы у него заказывали услуги, не курит в салоне, не хамит пассажирам. Он содержит свой автомобиль в порядке, инвестирует в него, на мойку возит.
Этого Украина сейчас и не делает: потеря транзитных платежей, снижение ВВП и всего прочего могут быть связаны только с поведением самой Украины на протяжении уже десятков лет.
— Насколько Украина сегодня заинтересована в транзите российского газа? Может, ее пренебрежительное поведение связано с ощущением наступившей мнимой «экономической независимости»?
— Если рассуждать логически, то, конечно, заинтересована. Украина получает миллиарды долларов от предоставления этих услуг, но при этом ничего не делает, чтобы сохранить транзит газа. Не создаются нормальные коммерческие условия, партнерская атмосфера. Всё происходит в диаметрально противоположном направлении. Кроме того, контракт на транзит газа заканчивается через два года. Что должен делать нормальный партнер? Предложить переговоры о его продлении. Украина этого не делает. Она только выставляет ультиматумы.
Два года назад украинцы в одностороннем порядке попытались поднять стоимость транспортировки в три раза. Куда это годится? Я понимаю, что даже если этот транзит в каком-то виде будет нужен, то шантаж и постоянный риск того, что газ не дойдет до потребителей, продолжатся.
В итоге «Газпром» будет ответственен за то, что газ не дойдет до потребителей. Мы недополучим свою экспортную выручку, не говоря уже о репутационных потерях.
— Получается, Украина проводит в отношении собственной экономики самоубийственную политику...
— Это их фирменный стиль — убийство своих экономических интересов под лозунгом какой-то европейской мечты. Они на протяжении десяти лет заявляли: «Наша транспортная система — это наш фетиш, наше всё, и никому ее не отдадим». Сейчас дошло до того, что они готовы отдать ее европейцам или американцам лишь для того, чтобы те заставили Россию сохранить транзит. Это неправильная конструкция. Что значит «заставить»? Нанять каких-то «рэкетиров» — если возвращаться к аналогии с таксистами, — которые вынудят пассажиров садиться в машину и платить. Это же бред.
— Какой-то рациональный подход в этом есть или всё держится на политической составляющей?
— Рационализма здесь нет. Здесь есть желание получать деньги и при этом оставаться проблемой, а не ее решением, как говорят наши американские коллеги.
— Можно ли сказать, что такое поведение Украины обусловлено внешним влиянием и желанием показать иностранным государствам свое упрямство в отношениях с Россией? Или это ориентировано на внутреннюю аудиторию?
— Я думаю, что здесь есть комплекс факторов. Это связано и с внешним влиянием, которое направлено на то, чтобы создать проблемы российским поставкам газа в Европу. Здесь есть и политический расчет, связанный с тем, что эти поставки и энергетическое сотрудничество России и Европы очень сильно связывают нас.
Те же Соединенные Штаты, очевидно, заинтересованы в том, чтобы эта связь не была такой сильной. А рискованный энерготранзит и сохранение рисков будут заставлять европейцев если не отказываться от российского газа, то, во всяком случае, с большой осторожностью смотреть на развитие поставок и использование его в долгосрочной перспективе.
Здесь, конечно, есть и внутриполитические цели, сыграть на антироссийской риторике — нормальная практика для нынешнего украинского режима и властей.
В конечном итоге, мне кажется, это проигрышная стратегия. Она приведет к тому, что Украина прекратит свое существование в качестве транзитного государства. Невозможно столько времени удерживать партнеров при таком поведении. Это может длиться год-два, пока есть контракт. Ни один разумный коммерческий игрок не будет делать долгосрочную ставку на столь ненадежный маршрут. Не случайно все проекты, которые направлены на то, чтобы укрепить безопасность газовых поставок в Европу и выполнить свои обязательства при любых условиях, поддерживаются неполитизированными европейцами.
Отмечу, эти проекты не направлены на то, чтобы обойти Украину.
Во всех этих проектах участвуют крупнейшие европейские компании, они же не просто так туда идут, их насильно никто не вовлекал. Еще раз напоминаю: украинский транзит — это риски, которыми надо управлять.
— Риски политические в первую очередь?
— Политические и технологические. Понимаете, система стареет. Известно, что после строительства «Северного потока — 1» транзит через территорию Украины сократился.
В 1998 году через территорию Украины шло 95% экспорта, десять лет назад — 70%, а сейчас — 40–45%. Это уже совсем другие показатели. Кроме того, очень радикально упало потребление на самой Украине. Поэтому загрузка системы существенно сократилась.
Часть газопровода уже выбыла из эксплуатации, многие компрессорные станции не обеспечивают необходимым. Этот процесс будет продолжаться, и в какой-то момент без дополнительных вложений система просто развалится. А это уже технологический риск, с которым нельзя будет справиться окриком из Брюсселя или Вашингтона, если он еще последует, как, допустим, это работает с политическими проблемами.
— Если на Украине сократилось потребление российского газа, то чем же она компенсирует недостаток?
— В данном случае ничем. Просто произошел коллапс в экономике, рост цен на энергоносители для населения — такая явно антисоциальная политика.
Если считать в гривнах, то за последние три года цены на газ взлетели в десять раз.
Очевидно, что большинство украинских потребителей не увеличило свое благосостояние настолько, чтобы продолжать потреблять былые объемы.
Горячая вода, тепло для многих жителей Украины сегодня роскошь.
Более того, МВФ навязывает рост цен на газ, хотя они и так уже очень высоки. Они соответствуют ценам промышленности, ценам импорта газа, хотя Украина добывает достаточно большой объем на своей территории и могла бы обеспечивать собственное население, особенно в связи со снижением спроса.
— Выгоден ли «Северный поток — 2» Германии и как Берлину совместить возможные выгоды от проекта и украинские интересы?
— Спрос на российский газ в Европе — это не константа. Он может то увеличиваться, то снижаться, что и происходит в последние годы. Соответственно, само по себе строительство «Северного потока — 2» не означает, что украинский транзит будет не востребован полностью. Если будет продолжаться рост спроса на газ, то «Северного потока — 2» не хватит, чтобы удовлетворить потребности. Но эта инфраструктура критически важна для того, чтобы иметь возможность выполнять наши долгосрочные обязательства.
Нам никто не мешает, если будет рост спроса у европейцев, заключить договоры на закупку газа и обсуждать в их рамках модель транзита на каких-то цивилизованных условиях в трехстороннем формате с Украиной. Но только новые проекты, а не действующие обязательства, выполнение которых может оказаться под угрозой после окончания транзитного договора.
— Насколько велики риски того, что Европа может отказаться от российского газа?
— Такая политика заявлена очень давно, еще до последних обострений с Украиной. В середине 2000‑х европейцы, формулируя свою энергетическую политику, в качестве приоритетного направления обозначили диверсификацию и снижение так называемой зависимости от российского газа. Что произошло потом, прекрасно видно из статистических данных: доля российского газа на европейском рынке выросла с 23–24% до 33–34%. Это объективные цифры.
— То есть энергетическая независимость от российского газа — это просто политическая декларация?
— Объективно Россия является самым надежным, конкурентоспособным и крупным источником поставок газа в Европу. Такого источника в Европе больше нет. Можно упомянуть сжиженный газ, но он неконкурентоспособен. По совокупности факторов российский газ является очень привлекательным для европейцев. Российско-европейскому сотрудничеству в этом направлении (с момента начала поставок газа в Европу) в следующем году будет уже 50 лет.
— Есть еще одна страна, уверенная в грядущих убытках от развития проекта «Северный поток», — это Беларусь. Александр Лукашенко даже назвал этот проект «самым дурацким проектом России». Как «Северный поток — 2» может сказаться на экономике Беларуси?
— Не совсем так. Может быть, Александру Григорьевичу не до конца объяснили ситуацию, но никакого влияния на интересы Белоруссии проект не оказывает. Никто не собирается снижать транзит газа через Белоруссию.
Проблема в том, что после Белоруссии канал «Ямал — Европа» проходит по территории Польши. Поляки, во-первых, являются сейчас главным рупором антироссийской политики в Евросоюзе, они требуют остановить «Северный поток — 2» и вообще выступают глашатаем сокращения и заморозки всего сотрудничества России и ЕС. Во-вторых, они не продлевают контракт на транзит через территорию Польши, парафированный еще несколько лет назад.
И при этом они же обвиняют Россию в том, что Россия может прекратить транзит через территорию Польской Республики. Они не продлевают контракт, а нас обвиняют в том, что мы можем прекратить транзит. Это их обычный подход.
Что касается Белоруссии, то здесь, к сожалению, никто не может гарантировать, что газ будет идти через ее территорию. Не от нее одной это зависит. Если со стороны Польши не будет препятствий, то «Ямал — Европа» будет работать без проблем. Он, кстати, загружен на 100% уже много лет и прослужит еще долго. Белорусские интересы в этой части не пострадают.
Что касается снабжения газом, то Белоруссия получает весь необходимый газ в соответствии с договором и по сниженным ценам.
— Есть мнение других постсоветских стран, в частности Прибалтики, чьи власти утверждают, что «Северный поток — 2» не отвечает интересам единой энергетической политики Евросоюза, а также что строительство газопровода обернется экологической катастрофой для региона. Действительно ли «Северный поток — 2» может вызвать проблемы с экологической обстановкой?
— Как раз экологические фобии использовались противниками проекта при строительстве еще первого «Северного потока». В том числе Литва, Польша и другие использовали эту риторику. «Северный поток — 1» построен, в двухниточном сцеплении работает уже пять лет. Первая нитка была введена вообще в конце 2011 года. Строительство прошло и никаких экологических проблем не принесло. Это значит, что все подобного рода заявления были направлены исключительно на то, чтобы мешать, а не продиктованы озабоченностью судьбой экологии Балтики. Более того, во время строительства были проведены масштабные экологические исследования, мониторинг экосистемы, фауны, флоры, птиц. На это было потрачено огромное количество средств.
Никто никогда не тратил столько денег на экологическую ситуацию в Балтийском регионе, как проект «Северный поток — 1».
Если посмотреть по гамбургскому счету, то он был не вредным для экологии, а полезным. Хотя бы с точки зрения мониторинга, расчистки какой-то территории от трав, изучения залегания того же химического оружия. Ведь этого никто не делал и не собирался тратить на это деньги, а «Северный поток — 1» потратил. И «Северный поток — 2» потратит деньги для улучшения экологической ситуации на Балтике.
Было бы странно думать, что «Северный поток — 1» никакого вреда экологии не нанес, а «Северный поток — 2» нанесет. Поэтому эта фишка оппонентами отыграна.
Сейчас они пытаются максимально политизировать «Северный поток — 2». Говорят, что он не соответствует энергетическим целям ЕС, энергетической безопасности ЕС и т. д. Это точно такая же подмена понятий, как была с экологией при строительстве первого «Потока». На самом деле строительство «трубы» увеличит безопасность ЕС. Более того, это разовьет инфраструктуру на территории ЕС. Создаст возможности для формирования единого европейского рынка, к которому якобы стремится Европейская комиссия и ради которого она принимает антимонопольные энергетические пакеты. Надо понимать, что развитие рыночных отношений без инфраструктуры невозможно.
Прибалтийские страны в данном случае выступают в качестве политических оппонентов этой истории. Они пытаются политизировать проект, вместо того чтобы рассуждать об энергетической безопасности и о выгодах европейских потребителей.
