Сергей Шаргунов: Позывной "Одесса"

Скоро начнется прием заявок на литературную премию «Куликово поле» памяти украинского поэта Вадима Негатурова, погибшего в Доме профсоюзов в Одессе 2 мая 2014 года. Основное направление нового конкурса — гражданская лирика. Чувства к родине. На эту тему трудно писать на заказ. И люди пишут, бывает, наивно, — но искренне. Вадим Негатуров был таким гражданским поэтом — не великим, без чинов и званий, но зато честным. Он погиб на настоящей войне, которая идет сейчас рядом с нами. 

Среди сотен других смертей судьба выбрала эту. Чтобы помнили. Чтобы знали, что искренности не учат в Литературном институте. Она где-то рядом с мужеством и чувством Родины.

...Донецк висит на волоске, разбомблен аэропорт, подбит грузовик, в город продвинулся противник, но быстрее его распространяются самые жуткие слухи. Мы летим по вымершим ночным улицам в микроавтобусе. Возле штаба полная темнота. Предупреждающие крики, лязг затворов. Водитель орет пароль. Въезжаем во двор, мгновенно гаснут фары.

В коридоре в полумгле среди оружия сидят и стоят измученные люди. Сегодня они потеряли товарищей. Эта ночь может быть последней. Наш прежний водитель, который ловко крутил баранку еще несколько часов назад, контужен, без сознания, подходит боец, жалуется, что не может засунуть ему в рот таблетку, а медсестры нет, командир грубо обрывает.

Немолодой ополченец с застывшим лицом сидит на огнемете и глухо цедит слова. Он размышляет о том, сколько денег отвалили за каждый вылет сегодняшним летчикам, пускавшим ракеты, о том, что наверняка это были профессионалы-наемники.

— Сергей, — говорю я.

— Одесса, — называет позывной.

— Вы с Одессы?

— Местный... — он медлит. — С Красного Партизана.

— А почему Одесса?

— После Одессы... — он поднимает отрешенные глаза и затем чуть щурится, мол, пойму ли — ну, конечно, пойму, как не понять.

Здесь многие после Одессы.

Об Одессе надписи на стенах домов.

...Через неделю в Москве я приду в квартиру на Маяковке к вдове добровольца, погибшего в тот день в Донецке (у него был позывной «Мир»), и она скажет, что он решился ехать в Донбасс после Одессы. Когда случилась Одесса, он не давал ей смотреть телевизор с горящими и гибнущими. «Не смотри, нельзя, не надо, это слишком!» И она старалась не смотреть и плакала, а теперь плачет, потому что он погиб.

А я ведь тоже до сих пор не смотрел основных кадров из Одессы. Не могу себя заставить.

...Вот об этом я думаю на долгой панихиде по Вадиму Негатурову и «всем на Украине умученным и убиенным», как возглашает священник. На Украине ли? А Славянск — это еще Украина? А умученный и убиенный — в чем разница? Да что за ненужные вопросы... Всем, кто собрался помолиться в древнем московском храме Крутицкого подворья, ясно главное — люди погибли. Плачут родные Негатурова. Для сторонних наблюдателей, даже самых впечатлительных, любое, пусть самое трагическое, событие имеет свойство постепенно теряться за другими новостями, а для них, родных и умученного, и убиенного, это потеря потерь, которая с ними теперь неотступно.

Вадим Витальевич Негатуров. Хочу о нем сказать. Скромный человек пятидесяти четырех лет. Поэт. Активист «русского движения». А может быть, надо говорить не вообще о «кошмаре Одессы», а вот о нем. Произносить его негромкое имя. Среди других имен. Ведь эти люди страшно погибли не за что-нибудь, а за Россию... Да, за свои представления о России, свой идеал прекрасной России, свою веру в нее, именно так. Наверное, такой России, в которую верил Негатуров, и нет. Но, кажется, он это и сам понимал. И все равно держался своего выбора. И именно за Россию — за «рашку» — его убивали, а спустя полчаса в прогрессивных московских соцсетях уже, успокаивая себя, трещали над обугленными телами мертвых и умирающих, что они никакие не одесситы, а завезенные из России переодетые спецслужбисты...

Вадим Негатуров родился в Одессе в 59-м. Окончил школу с золотой медалью. В 77-м поступил в Одесский государственный университет, где изучал прикладную математику. В 82-м окончил университет, получив диплом с отличием. Прошел двухлетнюю армейскую службу на офицерской должности. Потом работал инженером машиностроительного завода и заведующим научной лаборатории. Он был много кем — строитель, кочегар, преподаватель, бухгалтер. Объездил весь Советский Союз, но всегда возвращался в Одессу. «В этом Благословенном Городе отлично учился и честно женился. В Одессе живу и работаю. В Одессе хотел бы и умереть в свыше назначенный час», — так высокопарно и одновременно иронично писал в автобиографии. Осиротели три дочери.

Писал стихи давно, печатался, но немного. В стихах — детская искренность, живая неподдельная эмоция. Не любил всех властителей Украины, включая Януковича, которым посвятил несколько эпиграмм. Был сторонником сильного союза России, Украины и Белоруссии. Когда на Куликовом Поле в его любимом городе начали собираться многотысячные митинги в защиту статуса русского языка и «за федерализацию», и возник палаточный лагерь, Негатуров стал там одним из самых заметных участников вместе со своим другом, руководителем поэтической студии «Феникс» Виктором Гунном.

«Одесса, как и Куликово Поле, — это давно уже особые категории русского мира», — одно из последних высказываний Негатурова. Он написал «Марш Куликова Поля», и всего за день до смерти выложил в интернет.

По рассказу родственников, 2 мая он поехал на Куликово Поле, чтобы спасти православные иконы, хранившиеся в палатке-церкви на территории лагеря. По дороге случайно встретился с дочерью, которой отдал ключи от дома и деньги, оставив себе только паспорт, сказал: «Увидимся». Вместе с другими его загнали в Дом профсоюзов. Друг поэт Виктор Гунн погиб в огне, Вадима обгорелого живым выбросили из окна.

Он скончался на тот же день в реанимации. Похоронен на Троицком кладбище в Одессе.

Как знать, может, в той толпе, окружившей Дом профсоюзов и не пускавшей пожарных, был кто-то из его друзей, знакомых, одноклассников, сослуживцев, соседей, или их дети, внуки... А ведь незадолго до братоубийственного украинского раскола, он написал так:

Снега, дожди, снега... –
Печальный круг!..
Страшнее нет врага,
Чем бывший друг...

То плавный ход, то вдруг –
Рывком зигзаг!
Кто виноват, мой друг,
Что ты мой враг?..

Теперь будет литературная премия имени Негатурова. Правильно, что так. Премия имени Вадима Витальевича Негатурова. Негромким именем чистого человека и должна быть названа по-настоящему народная премия, куда станут присылать стихи на такую, в сущности, деликатную тему, как чувство родины. И хотя дело, по-моему, бесспорно благое и удастся поддержать многих неизвестных достойных авторов, отобрав лучшее, самое талантливое, почему-то говорить о премии неловко.

Неловко даже вспоминать про войну, где побывал. Ты говоришь, вспоминаешь, строишь планы, а там все иначе. Там — остаются. Живые, которые ежеминутно рискуют жизнью. И мертвые. Они остаются там, даже если их тела хоронят где-то еще. Они там — в Донецке, Луганске, Славянске, Краматорске и, конечно, в Одессе.

Сергей Шаргунов