Ростислав Ищенко: О причине слепоты котят
Народная пословица говорит, что быстро только кошки родят, потому котята слепые. И с этим нельзя не согласиться. Вообще у всех народов пословицы и поговорки поразительно мудры, по сравнению со средним интеллектуальным уровнем.
Если бы я был сторонником теории заговора, я бы предположил, что пословицы занесены на нашу планету рептилоидной расой с какой-то неблаговидной целью. Или, что их выдумали за сто тысяч лет до нашей эры Рокфеллеры с Ротшильдами, как раз, когда составляли планы уничтожения ещё не возникшей цивилизации. Но поскольку я не люблю множить сущности без необходимости, приходится согласиться с тем, что народ действительно мудр, хоть и не всегда об этом догадывается. Во всяком случае, за долгие века все народы сохранили именно те афоризмы, которые наиточнейшим образом описывали действительность и давали наилучшие рекомендации по обустройству жизни.
Впрочем, если коллективная мудрость на больших отрезках времени очевидна, то на относительно (с исторической точки зрения) коротких временных отрезках народ проявляет поразительную неадекватность, зачастую вдохновенно уничтожая базовые основы своего существования в виде традиционного общества и регулярной государственности.
Я по взглядам своим — умеренный консерватор. Не люблю крайности, даже, если они консервативны. Например, поддерживаю сохранение традиционных семейных ценностей, но не люблю людей, которые пытаются в стремлении к истокам вернуть нас кто в десятый, а кто и в шестой век, тех, кто стремится всему обществу навязать свой индивидуальный взгляд на ценности.
Наше восприятие норм и правил субъективно. Те самые стандартные ценности, которые мы оберегаем, слагаются из миллионов индивидуальных восприятий, которые в целом едины, но в мелочах различны. Кто-то мажет бутерброд маслом вверх, а кто-то маслом вниз. Но никто не сомневается, что если нет ни хлеба, ни масла, то бутерброд не получится.
Я спокойно отношусь к таким отклонениям от консерватизма, как левая идея, правая идея, либеральная идея. До тех пор, пока их адепты не выходят за пределы умеренности. Как по мне, так проповедуй любые взгляды, кроме тех которые общество запретило с целью самосохранения. Хоть я бы не запрещал: разрушительная идея всё равно рано или поздно родится в чьём-то мозгу, а заботливо ограждённое от её обсуждения общество может оказаться не готово ей противостоять. Разрушительные идеи бывают крайне привлекательны, особенно для невзыскательного среднеарифметического интеллекта. И тем не менее, я понимаю причину запрета некоторых идей — общество не может быть гарантированно от того, что его лучшие умы не перейдут на сторону разрушителей и, вместо того, чтобы противостоять враждебной идее, наоборот начнут её внедрять. Интеллектуалы часто бывают совершенно безответственны в своём желании провести социальный эксперимент на живом общественном организме.
Для меня нет плохих либералов, плохих социалистов, плохих монархистов. Наоборот, свободная дискуссия с представителями разных течений позволяет вовремя заметить и спокойно разрешить общественные проблемы, не давая им накапливаться до такой степени, когда любая реформа становится невозможна, по причине того, что весь свободный общественный ресурс направлен на локализацию проблем. Своевременные, неторопливые, выверенные реформы, постоянные мелкие точечные изменения, не позволяющие человеку, живущему в биологическом времени замечать, как радикально меняется живущее в историческом времени общество — идеал здорового консерватизма.
А вот революционеров я не люблю. Независимо от того, являются они либеральными революционерами, левыми революционерами или правыми революционерами. Радикал является общественной аномалией. Желание изменить всё и сразу приводит не к улучшению, а к тому, что котята не только родятся слепыми, но и не выживают.
Честно говоря, я прекрасно понимаю те государства, которые рассаживали революционеров по тюрьмам (именно революционеров-радикалов, а не просто социал-демократов или других левых, проповедовавших свои взгляды, но не пытавшихся их насильственно внедрять). Мне в принципе не понятна позиция большинства современных политических режимов, которые жестоко преследуют терроризм, но не обращают внимания на целые огромные организации (партии) опирающиеся на революционную идеологию. Логично ли преследовать за политическое убийство одного человека или группы лиц, но при этом разрешать свободную пропаганду многочисленных организованных политических групп, призывающих к убийству государства?
Любая революция — убийство государства. Именно поэтому после революции всегда становится не лучше, а хуже и, как правило, начинается более или менее интенсивная гражданская война. Люди, разрушив государство, попадают на догосударственный (доцивилизационный) родоплеменной уровень, но при этом у них отсутствует такой механизм регулирования общественных отношений как род и племя с их традициями жёсткого подчинения младших старшим и незыблемым авторитетом последних.
В поисках механизмов регуляции общественной жизни, люди в разрушенном революционерами государстве, сбиваются в банды — аналог племени, но построенный не по родовому (кровному) принципу, а по принципу общих интересов. Банда позволяет какое-то время выживать, но ведёт к дальнейшей деградации, поскольку ничего не производит, а только присваивает имеющееся, уничтожая собственную базу кормления, не говоря уже о базе кормления тех людей, которых банда грабит.
Именно поэтому успешные революции заканчиваются термидором, быстро переходящим в бонапартистское правление. Термидор вырывает власть из рук банд и апеллирует к созданию нового общества на базе разрушенного (не такого, как разрушенное, но стабильного), а Бонапарт создаёт государственные структуры, обеспечивающие этому обществу цивилизационную рамку.
Общество возвращается к тому же, от чего пыталось уйти революционным путём — к регулярному государству. Государство же, независимо от формы, всегда имеет одно и то же содержание. Оно должно обеспечивать обществу правила, выраженные в Десяти Заповедях, даже, если их переназвали «моральным кодексом строителя коммунизма». Просто потому, что только соблюдение этих нехитрых правил, обеспечивает людям возможность жить и взаимодействовать в рамках единой структуры, превышающей размерами и сложностью род и племя.
Великие стабилизаторы это интуитивно чувствуют и зачастую откровенно демонстрируют преемственность нового государства от старого. Бонапарт вернул Франции монархию и религию. Сталин вернул России базовые (в том числе внешние) признаки монархии (вплоть до погон, гимназической формы и классической бюрократии) и религию. Но Сталин не отказался от коммунизма, как Бонапарт не вернулся к Старому порядку. Поэтому после краткой бонапартистской стабилизации оба государства, павших жертвами революций (Франция и Россия) её долго резонировали между реставрацией и революцией.
Франция и сегодня остаётся одной из самых революционных стран Запада с одной из самых контрреволюционных элит. Возможно, что майские события 1968 года были не последней попыткой революции и мы ещё увидим следующую серию колебаний Пятой республики, которая сейчас находится на пороге социального кризиса.
В России Путин пытается (пока успешно) преодолеть заданный 1917 годом резонанс путём создания эклектичной государственности, апеллирующей сразу и к Российской империи, и к СССР. В некоторых случаях современная Россия, решая вопросы не столько внутренней стабильности, сколько относящиеся к международной проблематике, апеллирует даже к Российскому царству, великокняжеским временам (династии Калиты), а то и к эпохе древнерусского государства.
Это довольно интересная (по-моему первая в истории) попытка решить проблему продолжающего резонировать революционного кризиса, путём интерполяции в настоящее предшествующих эпох, каждая из которых является знаковой для одной (или нескольких) из политических сил, но при этом не вызывает отторжения и у других (как признанная часть общей истории). Общая история, цементирующая общество, поднимающаяся над политическими противоречиями — и есть та самая государственная идеология, которой вечно не хватает для полного счастья тем политикам и экспертам, которые не в состоянии внятно сформулировать концепцию развития России и потому просят власть обеспечить их «Кратким курсом».
История, как идеология объединения, значительно лучше партийных идеологий разъединения. Это тонко почувствовал Сталин, применивший в 1941-1945 году метод интерполяции в настоящее предшествующих эпох для консолидации общества, позволившей ему выиграть самую страшную из войн, которые вело человечество — Великую Отечественную войну. Но Сталин использовал этот метод, как разовую политическую технологию, а сейчас он по сути является базой для преодоления общего кризиса российской государственности, на который накладывается развивающийся системный кризис системы глобальных политических и экономических отношений.
Консолидация действительно необходима российскому обществу не меньше, чем во время Великой Отечественной войны. Правительство совершенно очевидно готовится к тяжёлым годам. Причём к очень тяжёлым. Режим строгой экономии включается без оглядки на рейтинги и политические амбиции. И это абсолютно верно.
Только совершенно простодушные люди могут радоваться вероятному в перспективе краху США и коллективного Запада. Не случайно и Россия, и Китай, и весь БРИКС, и Шанхайская организация сотрудничества, вместо проведения жёсткой конфронтационной политики, которая усугубила бы внутризападные противоречия и могла бы способствовать более раннему разрушению системы (возможно уже), стараются плавно приземлить США, а если понадобиться, то и Европу. Другое дело, что сам Запад пошёл вразнос и пытается шантажировать мир своей возможной смертью, чтобы сохранить глобальное доминирование, поддерживать которое давно неспособен.
Зачем нам надо их беречь, если мы можем их убить? Чтобы привести их в такое состояние, в котором, если их понадобится убить, это можно сделать без опасности для себя.
Что мы имеем сейчас. Общий профицит в торговле стран БРИКС с Западом превышает триллион долларов. В Шанхайской организации сотрудничества примерно такие цифры, при отличающемся составе государств. Это сумма, на которую мы и наши союзники производим товаров, которые не нужны внутри нашей системы. Мы их производим для того же Запада.
Если Запад рухнет, то покупать эти товары будет некому. В случае России речь идёт о почти 116 миллиардах долларов в профицита торгового баланса в 2017 году (за полгода в 2018 году профицит вырос ещё на 28,5%). Профицит Китая только в торговле с США составил 375 млрд. дол. К ним надо добавить более 16 млрд. дол. профицита китайской торговли с Евросоюзом.
Но если эти товары не будут куплены Западом, то придётся сокращать производство. То есть рабочие места. Речь идёт о миллионах людей по всему миру. Эти люди не получат зарплату, начнут экономить, не пойдут в кино, не посидят в ресторане, не поедут отдыхать. Это вызовет следующий виток кризиса, с дальнейшим сокращением рабочих мест, теперь уде в сфере обслуживания. Денег станет ещё меньше, кризис ещё углубится. Параллельно государство недополучит налоги (как подоходный, с невыплаченных зарплат, так и налоги с закрывшихся производств). Бюджет сократится, а социальные обязательства государства резко вырастут, ведь надо будет как-то содержать миллионы безработных. Создание для них новых рабочих мест тоже стоит недёшево.
В такую кризисную воронку все государственные накопления не только России, но даже Китая улетят за один год. А дальше и занять-то не у кого будет, поскольку в мире все окажутся банкротами.
Именно для того, чтобы такого не случилось, чтобы кризис не перешёл в идеальный шторм, сносящий всё на своём пути, Россия с союзниками и пытается плавно приземлить Запад и спасти в его экономике всё, что можно спасти. К сожалению ЕС поздно начал задумываться о неадекватности США, а Вашингтон действует так, как будто готов лечь в могилу, но хочет забрать туда с собой весь мир. С каждым днём перспектива глобальной политико-экономической катастрофы становится всё ближе.
Да, положение России позволяет ей надеяться на выживание, причём без эксцессов 90-х годов прошлого века. Но выживание не значит процветание. А революционеры разных мастей: революционеры-«патриоты», революционеры-марксисты, революционеры-либералы и прочие уже пытаются воспользоваться только маячащим на горизонте кризисом, чтобы уничтожить государство. Больше ни на что милая их сердцу революция не пригодна. Её смысл точно передаёт революционная же песня: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим: кто был ничем, тот станет всем!».
Никогда не задумывались о смысле этих слов? «Мир насилья» — государство, которое является аппаратом насилия, принуждающего людей соблюдать правила общежития. Его честно обещают разрушить. Затем будет построен другой мир. О нём говорится только, что в нём никто станет всем, то есть дно общество станет его элитой. Наступит время шариковых, вольготно себя чувствующих именно в отсутствии государства, когда их страсть к грабежу и убийствам выносит их в сливки общества.
Флаги у революций бывают разные, а смысл один — толпы социальных овец радостно и добровольно разрушают веками создававшийся механизм их защиты от социальных хищников, а потом удивляются почему их едят.
Помню, как объяснял своим коллегам по университету, бросившемся на волне «перестройки» разрушать СССР, что они уничтожают среду собственного обитания, что никто не будет содержать их так, как содержал СССР, что для того, чтобы кто-то один стал миллиардером, в обществе, где у всех всего примерно поровну, миллионы должны стать нищими, и что никто из них в миллиардеры не пробьётся, а в нищие — пожалуйста.
Помню, как объяснял «людям со светлыми лицами», рвущимся бороться за всё хорошее и против всего плохого на майдане, что они собираются разрушить именно то «независимое» государство, которое вроде бы так ценят, а новое им никто строить не будет.
Всегда и всем говорил, что «семь раз отмерь, один отрежь» — поговорка, которая совершенно точно описывает правило адекватной политики. Только отмерять, прежде, чем резать, надо семь раз. Но абстрактно (в историческом времени) мудрый народ в конкретный момент физического времени оказывается непроходимо глупым. Масса людей почему-то начинает воображать, что если они прочитали одну книжку или одну статью (в которой 90% ничего не поняли, а остальные 10% поняли мало что), то они непременно являются теми кухарками, которых как аз и не хватало для качественного государственного управления).
На самом деле, любой человек может здраво оценить свои возможности, отрешившись от эмоций и понять, что лучше не трогать руками то, что работает, если не знаешь, как именно «она вертится». Например, я когда-то уже писал, что всеми нелюбимое и ругаемое правительство и руководство Центробанка обеспечили стабильность экономики и национальной финансовой системы не просто во время мирового системного кризиса, но ещё и в условиях открытой войны Запада против России. Пусть она носит гибридный характер и разворачивается в основном в торгово-экономической и информационной сферах, но это война на уничтожение и последствия у неё уже страшнее, чем у Великой Отечественной, а до окончания её ещё очень далеко.
Приведу более доступный пример. После Анатолия Чубайса, Герман Греф, наверное, самый ненавидимый российский топ-менеджер. Мне он не друг и не родственник, детей мне с ним не крестить и виски не пить, пара-тройка знакомых о его личных (человеческих) качествах отзывались без восторга, а его редкие публичные выступления не производят на меня позитивного впечатления. И я бы тоже хотел, чтобы «Сбербанк», как и другие системообразующие баки России, открыто работал в Крыму.
Но я не банкир, не экономист, не финансист и не могу точно сказать, к каким последствиям для «Сбербанка» (а значит и для в финансово-банковской системы страны) может обернуться такое решение. С моей точки зрения, в подобного рода спорной ситуации, если хочешь отстоять свою точку зрения, надо не требовать от другого, чтобы он сделал, как ты хочешь, а взять, создать банк, сопоставимый по масштабу с любым из первой российской пятёрки и начать работу в Крыму, показав всем, как это делается, и как санкции не страшны. Тогда и остальные подтянутся.
Я сам никогда не даю сантехнику советы, как ему работать, и не люблю, когда сантехник мне пытается советовать, как мне статьи писать. Если этому принципу не следовать, то не только котята будут вечно слепыми и дохлыми, но и собственная среда обитания начнёт разлагаться. Революционер пытается быстро достичь результата, который достигается исключительно медленной упорной работой, выверенными решениями, а не нахрапом. При этом он лезет в чужую сферу деятельности (он никогда не управлял не только государством, но ничем сложнее велосипеда) не имея профессиональной подготовки и профильных знаний, в надежде только на «революционное самосознание». А когда видит, что, несмотря на все его усилия кошки продолжают родить слепых котят, начинает рубить и кошкам, и котятам головы за саботаж.
Ростислав Ищенко, президент Центра системного анализа и прогнозирования специально для «Актуальных комментариев».
