Расплата за блицкриг
Успешное контрнаступление ополчения Новороссии заставляет киевские власти сделать трудный выбор: признать тяжелое политическое поражение сейчас либо потерпеть катастрофическое поражение чуть позже4. Киев, судя по всему, намерен избрать второй вариант
Начавшееся контрнаступление ополченцев стало логичным следствием амбиций Петра Порошенко. Проводя военную операцию, президент поставил политические моменты важнее военных, за что сейчас и расплачивается. Не секрет, что основной задачей официального Киева было взять хотя бы одну из столиц самопровозглашенных республик к 24 августа — Дню независимости Украины.
Так Киев доказал бы дееспособность новой украинской власти, а также снял вопросы относительно легитимности досрочных парламентских выборов, о проведении которых Порошенко должен был объявить именно в День независимости (в итоге о роспуске Рады и новых выборах было сообщено на следующий день). Порошенко пояснял, что одной из причин, побудивших его разогнать Раду, было желание получить новых, «легитимных» депутатов от юго-востока, с которыми можно вести политический диалог. Однако для их избрания Киев должен иметь возможность провести выборы в избирательных округах Донецка или хотя бы Луганска, в ином случае он не только не получал нужных ему партнеров для диалога, но и ставил под сомнение общеукраинский характер новой Рады восьмого созыва.
Именно поэтому украинские военные день за днем проводили масштабные штурмы позиций ополченцев. В какой-то момент казалось, что блицкриг удался: армии удалось на короткое время отрезать Донецк от территории остальной Новороссии, а также войти в пригороды Луганска. Однако раз за разом ударами с флангов ополченцы разбивали украинские войска, держали позиции и обескровливали наступающие ударные части армии и добровольческих батальонов, вынуждая противника бросать на штурм укрепрайонов (в частности, Иловайска) последние резервы. А в День независимости Украины, когда наступление окончательно захлебнулось, ополченцы пошли в контрнаступление на юг к морю, а также на север, к Северодонецку. И если во втором случае им приходится преодолевать упорное сопротивление, то на юге, как и ожидалось, никаких резервов у украинской армии не было (все были собраны под Иловайском). Войска Новороссии не только без боя заняли Новоазовск и создали реальную угрозу взятия Мариуполя, но и окружили в районе Еленовки и Амвросиевки несколько крупных группировок противника общей численностью в несколько тысяч бойцов. А поскольку именно необходимость держать эти котлы является основным препятствием для наступления по другим фронтам, ополченцы предложили солдатам сдаться: оставить технику и боеприпасы и отправиться по домам.
У большей части армейских иного выхода нет — украинские власти не думают устраивать контрнаступление для разблокирования того же Амвросиевского котла, для этого у президента нет ни войск, ни желания — судя по всему, Порошенко хочет руками ополченцев ликвидировать все добровольческие батальоны, представляющие угрозу его власти. Вместо этого Киев грозится нанести ополченцам поражение под Мариуполем и стягивает туда все имеющиеся силы. Впрочем, ополченцы атаковать в лоб Мариуполь пока не собираются. Вместо этого они по традиции взяли город и находящиеся там украинские войска в котел, обойдя их с запада и перерезав дорогу между Мариуполем и Запорожской областью.
Серия поражений украинской армии, как и следовало ожидать, вызвала серьезный кризис как на фронте, так и в тылу. Администрацию президента пикетируют родственники и друзья попавших в котел солдат, а с передовой теперь бегут уже не отдельные бойцы, а целые подразделения. Так, из Донбасса в полном составе ушел батальон территориальной обороны «Прикарпатье» — 400 бойцов с оружием пытались вернуться домой через Запорожскую область. После настойчивых просьб сдать оружие, высказанных лично прибывшим к ним командующим сухопутными войсками Анатолием Пушняковым, бойцы согласились сдать тяжелое вооружение, но стрелковое оставили при себе и с ним поехали «к месту постоянной дислокации для отдыха, перегруппировки и сдачи оружия по месту его получения». Не исключено, что за прикарпатскими бойцами последуют подразделения и других добровольческих батальонов. Правда, некоторые из них могут отправиться не домой, а в Киев, менять «предательскую власть».
Положение обостряет и то, что наступление ополченцев усилило позиции некоторых олигархов, с которыми у Порошенко весьма натянутые отношения. Так, губернатор Днепропетровской области Игорь Коломойский пытается использовать ситуацию для того, чтобы добиться еще большей автономии подконтрольной ему территории от Киева, а также ее расширения. Так, олигарх намерен включить в свою сферу влияния не только Днепропетровск, но и Запорожье. «Мы технически взяли на себя обеспечение этой области, потому что она слабее и мы видим, что вторжение может быть прежде всего по линии именно Запорожской области, — заявил замглавы администрации Днепропетровской области Геннадий Корбан. — Поэтому мы берем на себя кураторство этой области и прилегающие территории, в частности Мариуполь, и все, что за ним». Таким образом, реальным становится сценарий раскола Украины уже не на две, а на несколько частей.
Где вторжение?
Между тем сами украинские власти продолжают отрицать свою вину в обвале южного фронта. По их словам, Новоазовск и населенные пункты на юге Донбасса брали не ополченцы, а российская армия, перешедшая наконец от помощи ополченцам к полномасштабному вторжению в Незалежную. Правда, это уже не первое заявление киевских властей о «начавшемся русском вторжении»; во-вторых, несмотря на риторику, Киев отказывается вводить в стране военное положение и разрывать дипломатические отношения с Москвой (вроде бы естественный ответ на агрессию и начало войны). Столь странные и противоречивые действия связаны с тем, что никакого вторжения нет, а разговоры о нем нужны президенту Порошенко лишь для достижения ряда политических целей. Он хочет сплотить общество и элиты перед внешним врагом, а также вернуть расположение разочарованных в нем внешних спонсоров.
Обвалившаяся гривна, обесценившаяся с начала года почти вдвое, выполнение требований Международного валютного фонда о сокращении бюджетных расходов (сейчас, например, МВФ требует, чтобы банкам дали разрешение изымать у граждан квартиры за долги) и, наконец, неспособность найти альтернативные российским поставки газа (прекращение подачи горячей воды в киевские дома не смогло решить вопрос с обеспечением газа зимой, а все идеи реверсного замещения российского топлива оказались нежизнеспособными) — все это вызвало серьезное недовольство со стороны населения и грозит президенту третьим Майданом. Порошенко пошел ва-банк, пытаясь перебить нарастающую волну недовольства блицкригом, цель которого — взятие Донецка и (или) Луганска.
Получилось же наоборот: провал наступления, а затем и провал фронта лишь дополнительно обозлили и напугали население, а недовольные президентом политики сейчас попытаются набрать на провале президента политические очки. Но и теперь, по мнению Порошенко, остановить его политических конкурентов и протестующих способна лишь «российская угроза», когда на фоне «вторжения» любую критику президента можно приравнивать к «пятой колонне».
Впрочем, у заявления Порошенко о российском вторжении есть не только внутренний, но и внешний адресат, прежде всего европейцы. В Киеве с тревогой следят за тем, как Европа отдаляется от украинских властей и ищет точек соприкосновения с Москвой. Причин этому множество: ответные российские санкции, осознание бесперспективности дальнейшего обострения конфликта с Владимиром Путиным из-за Украины, самоуничтожение самого «приза» в лице Украины, перехватывание Вашингтоном контроля над украинскими властями и, наконец, неприкрытая попытка официального Киева шантажировать ЕС прекращением транзита российского газа. Поэтому Евросоюз официально признал ненадежность нынешней Украины как страны-транзитера и встал на сторону России в вопросе необходимости федерализации и переформатирования украинского государства, понимая, что это единственный способ закончить затянувшуюся гражданскую войну на европейской периферии.
По всей видимости, попытка Порошенко мобилизовать Европу слухами о российском военном вторжении не возымела успеха. За исключением стран типа Латвии или отдельных антироссийски настроенных политиков (наподобие министра иностранных дел Швеции Карла Бильдта) никто из ключевых европейских политиков не говорит о российском военном вторжении как о свершившемся факте. Более того, ЕС официально назвал «частным мнением» заявление пресс-атташе представительства Европейского союза на Украине Дэвида Стулика о том, что на Донбассе Россия повторяет крымский сценарий.
У Киева попросту нет доказательств того, что на Украине воюют не просто российские добровольцы (которые формально не имеют никакого отношения к официальным властям своей страны, точно так же, например, как и участвующие в АТО на стороне Киева наемники из Швеции, а также сотрудники частных военных компаний из Польши). По сути, все, что есть у официального Киева, — это заявление премьер-министра ДНР Александра Захарченко о том, что российские военные предпочитают проводить свой отпуск на Донбассе, а также десять захваченных российских десантников. При этом украинские власти своими же руками нивелировали значимость последнего аргумента, когда заявили, что десантников взяли вместе с их личными документами, — очевидно, что если бы они были силами «тайного вторжения», а тем более диверсантами, то документы у них забрали бы еще в России.
Федерация, диктатура или распад
Вместо того чтобы заниматься спекуляциями о российском вторжении, украинским властям было бы неплохо заняться своими прямыми обязанностями и подумать о том, как спасать Украину. Шанс сделать это на минских переговорах власти успешно упустили.
«В Минске на встрече решается судьба мира и Европы. Я так к этому отношусь», — отметил украинский президент. На самом деле в белорусской столице решалась судьба всего лишь обанкротившегося проекта построения национального государства «Украина» — проекта, который добили Майдан и начавшаяся гражданская война. Местные элиты так и не смогли построить на территории, скроенной из цивилизационно различных частей страны, унитарное государство (причем на откровенно враждебных для половины населения и крупнейшего соседа идеях). Единственным шансом спасти Украину является смена ее государственного проекта, о чем постоянно говорит Владимир Путин, а в последнее время и Ангела Меркель. Украина должна превратиться в федерацию с широкой автономией отдельных регионов и одновременно с возможностью этих регионов налагать вето на ключевые решения во внешней и внутренней политике, экономической сфере, а также образовании. Лишь это успокоит Украину и придаст ей нейтральный статус, даст возможность для нормального экономического развития и поступательного роста гражданского самосознания на основе общечеловеческих, а не нацистских ценностей (если, конечно, на федерацию согласится Донбасс, а также другие области, потенциально способные войти в Новороссию).
Сегодня у украинского государства есть две возможные альтернативы федерализации. Вариант первый: дальнейшее усиление центробежных тенденций, возможное наступление сил ополчения на соседние области с перспективой создания Новороссии от Одессы до Харькова и ожидаемый дефолт государства могут привести к окончательному распаду Украины и даже переходу гражданской войны в Донбассе на общенациональный уровень. Это самый неприятный для России и Европы сценарий, поскольку на пути транзита российского газа в Западной Украине образуется враждебное России национальное образование, которое Европе придется кормить и финансировать (по крайней мере до завершения строительства «Южного потока»). Вариант второй: установление на Украине авторитарного или диктаторского режима. Именно это сейчас и пытается сделать Порошенко через реформу конституции, ликвидацию оппозиции и создание новых юридических инструментов для контроля над Верховной радой. Проблема в том, что диктатором-то Порошенко, скорее всего, не станет (как показали события последних двух месяцев, для этого ему не хватает личных качеств) — в этой роли выступит какой-то более радикальный и близкий к силовикам политик.
Получается, что для Петра Порошенко нет хороших — в среднесрочной перспективе — вариантов развития событий. Единственный сценарий — тянуть время на волне военной кампании. Порошенко понимает, что прекращение военной операции на востоке и согласие на федерализацию лишит его власти в стране. Либо через поражение его блока на выборах в Верховную раду (увлеченные идеями Майдана избиратели не простят ему «предательства»), либо через прямой военный переворот, который устроят недобитые на юго-востоке радикалы при финансовой поддержке того же Коломойского и при молчаливом или даже активном согласии со стороны замерзающего и голодающего населения Украины. Более того, остановка боевых действий может просто обрушить всю систему власти, которая в условиях нарастающего социально-экономического кризиса держится лишь на военной истерии.
Именно поэтому даже бундесканцлер Меркель, прибывшая накануне минской встречи в Киев, не смогла убедить Порошенко предложить ополченцам реальный проект федерализации. Вместо этого в белорусской столице президент Украины пытался продвигать собственный план, обнародованный им несколько недель назад, и призывал «всех участников сегодняшней встречи рассмотреть и по возможности принять этот план в качестве основы для урегулирования ситуации на Донбассе». Однако этот документ (предлагавший ополченцам почетно капитулировать, сдать оружие и оставить занятые населенные пункты в обмен на обещание президента провести крайне умеренную децентрализацию власти) в нынешних условиях полностью утратил свою актуальность.
Изоляция Киева
Похоже, что тупик, в котором оказались киевские власти, становится очевиден всем заинтересованным сторонам, и если прежде скорее внешние игроки (прежде всего США) пытались настроить Киев на более агрессивные действия, то теперь уже Киев стремится втянуть в конфликт внешние силы. Однако игра эта настолько очевидна, что желающих включаться в нее становится все меньше.
Поэтому, например, европейские политики ведут себя все более аккуратно. Они уже поняли, что их план в отношении Украины — трансформация экономики страны в удобный для ЕС формат за счет России и превращение Украины в плацдарм для наращивания «мягкого» давления на РФ — окончательно сорван. У границ ЕС идет полномасштабная гражданская война, которая истощает и без того небогатую страну с населением более сорока миллионов человек (Россия предупреждала ЕС об опасности подобного развития событий, но европейцы самонадеянно не поверили). Европейский бизнес всеми силами пытается объяснить своим правительствам, как губительно скажутся на экономической ситуации в Европе ответные санкции, введенные Россией (даже в до сих пор благополучной на общем фоне Германии в последнем квартале ВВП сократился на 0,2 %, и это еще до влияния санкций). Наконец, газовая труба, проходящая через воюющее и неадекватное государство и доставляющая 50% всего российского экспорта газа в Европу, делает ее страны очень уязвимыми в свете надвигающейся зимы. Так что даже представители Еврокомиссии, которые еще недавно кричали о своей непримиримости по отношению к России, начинают склонять официальный Киев к тому, чтобы как-то договориться с Москвой о поставках газа.
Более жестко настроен Вашингтон, и это выглядит довольно странно, особенно на фоне разворачивающихся мировых событий. Прошлая неделя началась с того, что Вашингтон признал необходимость нанесения удара по исламистам не только в Ираке, но и в Сирии, а также установления рабочих отношений с Башаром Асадом для борьбы с исламскими боевиками. Подобное заявление фактически означает, что Запад начинает бороться с теми, кого еще вчера поддерживал и кому поставлял оружие и материальную помощь. Иначе говоря, Белый дом вынужден признать, что позиция России по сохранению в Сирии законного правительства была правильной, а США преступно заблуждались, фактически поддержав исламские бандформирования, сегодня угрожающие безопасности всего Ближнего Востока. Нечто подобное происходит и в Ливии, где западной коалиции удалось уничтожить легитимную и дееспособную власть.
Белый дом по праву сильного никогда публично не признает ошибок — ожидать подобного было бы наивно. Однако можно было надеяться, что ливийский и сирийский опыт наведет западных стратегов на мысль об аналогичной ошибке, совершаемой ими на Украине. По замыслу американо-европейского антироссийского блока, кризис на Украине должен был нанести удар по России, заставив ее совершить шаги, которые либо втянут Москву в серьезный и невыгодный для нее конфликт, либо заставят подчиниться давлению Запада и сдать все активы и территории влияния. В реальности же набирающий обороты кризис привел не просто к разрушению Украины, но и к серьезным репутационным (США) и экономическим (ЕС) потерям — и к заметному повышению международного авторитета России, которая ведет себя в этом кризисе одновременно и решительно, и взвешенно.
Конечно, ожидать, что давление на Россию со стороны Запада полностью будет снято, вряд ли стоит, однако и возможности его наращивания фактически исчерпаны. Чрезвычайно важным фактором становится расследование причин крушения малайзийского «Боинга». Всем более или менее понятно, что если бы существовали хоть какие-то свидетельства того, что его сбили ополченцы или Россия, то западные СМИ трубили бы об этом не умолкая. Странное затишье вокруг расследования однозначно указывает, что следы ведут совсем в другом направлении. Поэтому доведение расследования до логического конца и придание выводов следствия широкой международной огласке — важнейшая задача. Доказательства причастности Киева к падению «Боинга» могут стать решающим аргументом в пользу мнения о том, что с нынешними киевскими властями иметь дело нельзя. Это может также существенно изменить западное общественное мнение по поводу жертв среди мирного населения Донбасса.
Российские власти это прекрасно понимают. «Мы не должны позволить, чтобы расследование обстоятельств катастрофы рейса МН17 было спущено на тормозах, как это уже случилось с расследованиями многих других украинских трагедий, включая расстрел снайперами гражданских лиц в Киеве в феврале, кровавые бойни в Одессе и Мариуполе в мае и так далее. Мы будем решительно настаивать на привлечении к ответственности всех, на ком лежит вина за эти преступления, — заявил министр иностранных дел РФ Сергей Лавров. — Где, например, записи разговоров между пилотами рейса МН17 и украинскими авиадиспетчерами и почему они не представлены международному сообществу? Что делал самолет украинских ВВС в непосредственной близости от малайзийского “Боинга” прямо перед его падением?»
В общем, положение Киева совершенно безвыходное. И пожалуй, единственное, что можно было бы посоветовать Порошенко, — как можно скорее остановить войну и начать процесс трансформации государственного устройства. Впрочем, ровно то же самое говорилось и в адрес врио президента Украины Александра Турчинова накануне начала АТО, и в адрес все того же Порошенко сразу после его избрания президентом. Однако киевские власти раз за разом проявляли упорство, все более и более ухудшая собственное положение. Так что, скорее всего, и в этот раз из всех продолжений Киев изберет худшее.
