Политзаключённый Владислав Долгошея: Украинские силовики специально провоцировали толпу на кровопролитие
Владислав и Руслан Долгошея, а также ещё пятеро жителей Одессы и Николаева, были задержаны 5 июля 2015 года по подозрению в подготовке терактов на территории Одессы и Николаева (ст.258 УК Украины). 7 июля 2015 года всем задержанным была избрана мера пресечения в виде содержания под стражей. Лишь 29 декабря 2019 года в ходе обмена пленными между Украиной и народными республиками Донбасса политзаключённые наконец-то смогли выйти на свободу.
— Владислав, вы вместе с вашим отцом Русланом были активными участниками одесского сопротивления пришедшим к власти националистам. Не могли бы вспомнить трагическую дату 2 мая 2014 года и рассказать, что произошло в Одессе и в Доме профсоюзов по вашему мнению?
— 2 мая в Одессе — это спланированная карательная акция тогдашнего украинского истеблишмента и украинских силовиков, которые использовали массовку из радикально настроенных прогалицийских экстремистов и откровенных наёмников. Я знаю, что они шли убивать и убивали без зазрения совести. В толпе находились сотрудники СБУ, которые в нужные моменты провоцировали толпу на кровопролитие. Ответственные за трагедию до сих пор не понесли заслуженного наказание и вряд ли понесут, так как на прошлых выборах сменилась только маска, а человеконенавистнический каркас украинского государства остался прежним.
— Вас арестовали не из-за участия в движении Куликова поля, а из-за некой диверсионной деятельности. Не подскажите, какой именно и как проходил арест?
— Ко мне домой, когда я уже находился в застенках, приходила полиция и разыскивала меня по беспорядкам 2 мая, но я не участник данного дела.
Арестованы мы были летом 2015 года по подозрению в совершении террористических и диверсионных действий на территории Одессы и Одесской области, а также в подготовке к подобным действиям на территории Николаевской области. Вменяли нам взрывы на железных дорогах и пущенные под откос поезда (которые якобы имели важное военное и хозяйственное назначение). 113 статья самая тяжёлая в деле и подразумевает наказание в виде лишения свободы от 8 до 15 лет, минимум по статье с учётом «закона Савченко» — день за два. Всего мы провели в тюрьме 4,3 года. Всё это время мы содержались в Одесском следственном изоляторе. Наше дело на данный момент на стадии рассмотрения обвинительного акта, процессуально — это самое начало. Так долго мы содержались в тюрьме по указу Порошенко о невозможности применения санкции, кроме содержания под стражей для лиц, которые подозреваются в особо тяжких преступлениях, которое летом 2019 года было признано неконституционным.
— Насколько мне известно, вас и Руслана пытали сотрудники СБУ. Не могли бы рассказать об этих моментах? Подавали ли вы жалобы на противоправные действия? Открыто ли уголовное дело по пыткам?
— Арест проходил жёстко и с процессуальными нарушениями, по сути, мой арест, обыск, слежка и санкция были незаконны, кроме этого ко мне и моим товарищам по несчастью применялись пытки, три дела в военной прокуратуре по этому факту до сих пор пылятся где-то в СБУ, ведь они якобы и должны расследовать факты пыток, которые сами и осуществляли.
«По словам отца Владислава Руслана, после задержания, чтобы получить признание в причастности к террористической деятельности, к нему применялись различные пытки как физического, так и психологического характера. Он рассказывал, что его конвоировали с кульком на голове, также большая часть так называемого допроса происходила в тех же условиях — с кульком на голове, который не давал ему возможности нормально дышать, и он периодически задыхался, после чего кулёк ослабляли, а после снова затягивали. Кроме того, люди в здании СБУ били Руслана, нанося удары в лицо, по голове и телу. Избиения продолжались около 40 минут. С целью сломить его психологически, в комнату, где его допрашивали, завели также подвергшегося пыткам его 18-летнего сына Владислава, которого пытали на глазах у отца, требуя признаться в инкриминируемых ему преступлениях».
— В ходе заседаний по вашему делу были ли очевидные нарушения и фальсификации со стороны следствия и прокуроров?
— Наше делопроизводство соткано из нарушений, построенных на косвенных доказательствах, именно поэтому нам не смогли огласить приговор, и мы содержались так долго. Наше длительное содержание было направленно на единственное — признание нами нашей вины. Мы отказались признавать вину и были обменяны без оглашения приговора. Дело же до сих пор рассматривается в Киевском районном суде города Одесса.
Сотрудники СБУ и прокуратуры подходили к каждому из нас с предложением о признании своей вины и выходом, часть моих «подельников» пошли на «угоду» (соглашение с прокуратурой). Мы не пошли на сотрудничество и были обменяны 29 декабря 2019 года.
— Пребывание в СИЗО. Насколько тяжело невиновному человеку находится в окружении уголовников со стажем? Были ли какие-то трения между вами и сокамерниками?
— Содержание в СИЗО для человека, который не имел контактов с криминалом — достаточно тяжело. Лично для меня самым тяжёлым было совместное содержание с уголовным элементом и их отношение к своим поступкам, так как они ни капли не сожалеют о совершённом, насколько бы грязным и неправильным оно ни было. Уголовники сожалеют, что их посадили, а вины не чувствуют.
В целом, свой тюремный опыт я оцениваю позитивно, так как посвятил время в тюрьме саморазвитию и не могу сказать, что это «потраченные зря годы». Прочитав около 300 книг, я приучил себя к дисциплине, закалился (так как в тюрьме большая проблема с горячей водой) и не питаю какого-то сожаления об этом времени. Думаю, если бы 4 года просмотрел телевизор и проиграл в игрушки, ел, пил и занимался ненужными вещами — жалел бы, а так нет.
— Вы больше 4 лет просидели в СИЗО перед тем, как вас всё же обменяли. Вы подписывали соглашение о признании вины, или на каком основании вас отпустили?
— Мы — в группе самых «тяжёлых», и СБУ до последнего не хотела нас отпускать. Мы не подписывали соглашение о признании своей вины все эти годы и отказались это делать и перед обменом. Основаниями нашего обмена по заявлению прокурора — изменение санкции на личное обязательство.
— Как к вам отнеслись уже на территории ДНР? Получили ли вы медицинскую, материальную помощь от правительства республики?
— На территории ДНР к нам отнеслись, как к своим, и это главное. Когда я попал в Донецк, я почувствовал что нахожусь дома среди своих, это чувство большого стоит. По прибытию нас сразу определили в больницу, где мы проходили медобследование, благо, анализы не выявили у меня ничего плохого. Единственное, что тревожит, это травмы, полученные в ходе пыток, лечения которых я сейчас и добиваюсь.
Материальная помощь была оказана разовой выплатой в размере 20 тысяч рублей, для пары месяцев проживание и удовлетворения нужд и поточных расходов этого конечно мало. Тем более многие не могут устроиться на работу из-за бюрократического механизма, который не даёт нам получить нужные документы. Но нас поселили в общежитие, выдали средства гигиены и посуду, плюс Красный крест оказал нам несколько раз помощь продуктовую. Помощь, в частности, с медикаментами, оказало и общественное движение «Донецкая республика».
— Что планируете делать дальше?
— Сейчас нахожусь в ДНР и не планирую отсюда выезжать, намерен и дальше продолжать бороться за Отечество по мере сил.