Победа или смерть. Интервью Олега Царёва «Антифашисту»

В минувшие выходные российская армия оставила территорию Харьковской области. Отход был настолько внезапным и стремительным, что породил массу версий. Согласно официальной — произошла «перегруппировка войск», в результате которой тысячи людей, поддержавших Россию, попали в руки СБУ, ГБР и радикальных украинских «патриотов». Теперь их ждёт показательно суровое наказание. Кто понесёт ответственность за это? Будут ли сделаны выводы из харьковского поражения? Нужна ли в России мобилизация? И есть ли образ будущего, за который стоит умирать? Эти и другие вопросы «Антифашист» (довольно резко) обсудил с депутатом Верховной Рады Украины 4—7 созывов Олегом Царёвым.

— На минувшей неделе российская армия вышла из Харьковской области. Есть разные мнения о том, почему так произошло: от действительно чрезвычайно успешного наступления ВСУ до банальных политических договорённостей. Что это было, на ваш взгляд?

— Это были не договорённости, это было военное поражение. На протяжении восьми лет формировалась украинская армия, обучалась в боях, и сейчас продолжает обучаться странами НАТО. Численность украинских войск уже гораздо выше, чем российских, участвующих в спецоперации, плюс поставки вооружений. Всё вместе это вызвало такую ситуацию, что российские войска проиграли. Кое-где отступление было очень быстрым.

— В Изюме, Балаклее, Купянске, других населённых пунктах остались люди, которые поверили политикам, убеждавшим их в том, что «Россия здесь навсегда». Они работали в администрациях, школах, получали паспорта, номерные знаки на автомобили. Многие из них уже арестованы, кто-то получит огромные тюремные сроки. Кто должен понести ответственность за эту трагедию? И какой должна быть эта ответственность?

— Это фронт, и за военные провалы и неудачи должны отвечать. Обязательно кто-то должен отвечать. Должна быть ответственность за решения принятые или непринятые. И поскольку цена этим ошибкам человеческие жизни, то и наказание должно быть достаточно серьёзным.

Но каким образом политики могли повлиять на военную ситуацию? Если бы провести опрос за пару недель до этих событий, то, наверное, так, как он, сказало бы 90% населения России. О том, что мы отступать не собираемся, мы будем двигаться только вперёд. Это обычное дело, когда политик озвучивает то, что хотят слышать люди. Мне кажется, что спрашивать нужно с тех людей, которые занимались военной составляющей. Организацией фронта, мобилизацией, на протяжении многих лет заказами вооружений, их закупками, то есть с тех людей, деятельность которых привела к тому, что фронт обрушился.

— Но военные не убеждали в том, что Россия пришла навсегда, а вот политики убеждали.

— У нас военные вообще мало что озвучивают. После харьковской трагедии они дня два-три молчали. Но есть вещи, которые говорятся публично, есть вещи, которые говорятся непублично. Поверьте мне, военные транслировали на всех уровнях, что они будут только наступать. И то, что произошло, для них самих тоже является неожиданностью.

— После отхода из Харьковской области был нанесён удар по энергетической инфраструктуре на востоке Украины. Вы публично поблагодарили за это. В одном из наших интервью вы говорили, что являетесь гуманистом и «толстовцем». Как гуманизм и «толстовство» сочетаются с одобрением ударов по гражданской инфраструктуре?

— Как «толстовец» я считаю, что быстрая победа будет менее кровавой, чем медленное противостояние. И если для быстрой победы надо разрушить украинскую инфраструктуру, значит, её надо разрушить. Это что касается быстрой победы. Как меньшее зло. Любая война — это зло, и иногда мы попадаем в такие ситуации, когда выбирать нужно меньшее зло.

Если бы у нас была Великая Отечественная война, то сомнений бы не было в том, нужно или не нужно наносить удары. С учётом того, что требования Украины, которые озвучил Данилов, Резников после этого, в соответствии с вот этим вот планом, который недавно был озвучен бывшим генсеком НАТО, Запад и Украина будут добиваться полной капитуляции России. Теперь звучат требования отдать не только Донбасс, но и Крым.

Если вы помните стамбульские переговоры, условия, на которые согласилась Россия — это мир в обмен на гарантии невступления Украины в НАТО, при этом Россия оставляла за собой Крым и Донбасс, все остальные занятые к тому времени территории оставались за Украиной. Это было предложение Киева, и Россия на него согласилась. Но потом Великобритания настояла на продолжении войны, MI6 дал команду СБУ устроить провокацию в Буче, и Украина, обвинив Россию в «геноциде», в одностороннем порядке вышла из договорённостей. По-видимому, ошибка России состояла в том, что она начала выполнять договорённости и вывела войска из трёх областей — в качестве жеста доброй воли — не дожидаясь официального подписания документов.

Теперь Запад хочет забрать и Крым, и Донбасс на Украину. Но и этого мало — теперь они хотят выплат репараций в размере замороженных золотовалютных резервов. Кто-то называет и большие суммы, и вполне возможно, что на Россию хотят возложить постоянные выплаты, как были возложены на Веймарскую республику после Первой мировой войны. Они будут требовать национализации госмонополий, будут требовать отдать их в «правильные демократические руки», чтобы Россия не могла использовать поставки нефти и газа как энергетическое оружие. Возможно, будут требования политического характера, военного характера об изъятии ядерного оружия, то есть это фактически капитуляция. И в этих условиях ставится вопрос существования российского государства как такового. И если ставится вопрос ребром, то он ставится в двух направлениях. Когда вопрос стоит о жизни и смерти, то надо к спецоперации подходить, как к войне, переводить её в статус войны. Когда тебя собираются убить, ты должен отмобилизоваться, и бороться не на жизнь, а на смерть, и бить по всему, что можно бить.

— Алексей Арестович, комментируя события в Харьковской области, заявил, я цитирую: «... Лучшее, что вы можете сделать, я хочу к ним обратиться, это свалить в вашу любимую Россию. Потому что в противном случае, погоды стоят такие, что это либо смерть, либо тюрьма». Это заявление призвано напугать людей, с одной стороны, но с другой, оно же заставляет их бороться до конца. Зачем это делается? Чего Украина хочет добиться такими угрозами?

— Уподобляясь большинству украинцев и украинской элите, Арестович уверен, что они в этой войне победят. Россия капитулирует и будет разрушена. Отсюда все эти заявления и поведение, поведение людей, уверенных в своей победе, и если они пока не выиграли — они так считают — то это только вопрос времени.

Да, Украина сейчас проводит репрессии на территории Харьковской области. Но, одновременно с этим, Украина выплачивает пенсию там за пять или шесть месяцев. О чём это говорит? О том, что всё, что делает Украина, она делает достаточно осмысленно. Они показывают, что тех, кто не сотрудничал с РФ, они материально поддержат, с другой стороны они показывают, что тех, кто сотрудничал, они убьют или посадят в тюрьму. Тем самым они считают, что запугивают наших активистов на территориях Херсонской и Запорожской области. Логика действий такая, насколько она будет успешной — посмотрим. Но поскольку они считают, что побеждают, то им всё равно, что о них думают и будут ли им сопротивляться, они уверены, что победят.

— С учётом отхода из Харьковской области, усилившихся обстрелов Херсонской и Запорожской областей, очевидно, что в ближайшее время референдумов о присоединении к России там не будет. Какой правовой статус будет у этих территорий теперь, по каким законам они будут жить?

— Если мы вспомним Советский Союз, то не было ни одной территории, которая бы присоединялась к нам путём референдума. Поэтому референдум — это не панацея. И вообще это не так важно, по каким законам эти территории и как присоединятся к РФ, и когда они присоединятся. Конечно, это важно, и хотелось бы побыстрее. Но сейчас самое главное — это победа на фронте. Всё остальное — это вопросы второстепенные. Победа на фронте — это вопрос выживаемости России как государства.

— Что такое победа на фронте? Как мы поймём, что победа достигнута? В чём её можно измерить?

— Есть задачи, которые поставила перед собой Украина. Это капитуляция России. Если нашей капитуляции не будет — это уже победа. Если мы навсегда устраним Украину как угрозу РФ — это тоже победа. Нужно смотреть на начало спецоперации, там были поставлены цели денацификации и демилитаризации, или каким-то другим способом, например, дойдя нашими Вооружёнными силами до западных границ Украины. Или третьим каким-то способом — это не так важно. Это ещё большая победа.

— Но это дело небыстрое, судя по темпам спецоперации, а эти территории должны как-то жить здесь и сейчас.

— Если честно, я сейчас думаю о том, что в Запорожье собрана большая группировка украинских войск, которая нацелена на Васильевку, и я переживаю и думаю про это. Я переживаю за Святогорск, который оставили наши войска, украинские не зашли, но наши почему-то его оставили, и пока ещё есть время, чтобы вернуться, но почему-то не возвращаются. А если украинцы сейчас займут Святогорск, то под угрозой удара окажется наша военная группировка. Серьёзного удара. Мне кажется, что когда мы стабилизируем фронт, когда мы снова пойдём в наступление, мы будем уверены, что ни одна наша занятая территория назад на Украину не вернётся, то тогда надо возвращаться к разговорам о том, как будут жить эти территории дальше.

— Жить нужно только фронтом?

— Да.

— Для дальнейшего продолжения военных действий — успешных военных действий — нужно увеличение численности войск. Ряд экспертов говорит о том, что необходимо проведение мобилизации в России. Вы что думаете об этом?

— С тем количеством людей, которые сейчас участвуют в военной операции, победить невозможно. Увеличивать количество наших военнослужащих нужно, потому что сейчас мы кардинально уступаем по численности украинской армии. Насчёт всеобщей мобилизации — я не уверен, что её нужно проводить, но мы должны привлечь для армии ровно столько людей, сколько мы сможем вооружить. И чем лучше будет наше вооружение, чем больше людей мы привлечём, тем быстрее закончится война.

— Где взять этих людей?

— Наша система очень долго раскачивается. Я когда приехал из-под Киева, я знал, что решение по приёму контрактников принято, но оно несколько месяцев доходило до военкоматов. Люди приходили, оставляли телефоны, хотели записаться, но в военкоматах говорили, мы ничего не знаем. Но при правильных подходах набрать людей можно.

— Правильные подходы — это какие?

— Надо обозначить цели спецоперации более конкретно, надо обрисовать риски, прямо людям сказать, чем закончится наше поражение. Надо сделать эту войну народной, отечественной. Россия не проиграла ни одной отечественной войны, но проиграла достаточно много спецопераций, когда мы воевали с Японией, Крымская война, на Балканах. Когда не стояла на кону судьба России, были разные итоги этих операций, а когда была отечественная война, мы выигрывали. Да, путём неимоверных усилий, но страна перестраивалась после этого. И сегодня перед нами стоит выбор — либо мы поменяемся, либо погибнем.

— Кто и как должен начать меняться? Вы общаетесь с некоторыми представителями российской власти — вы видите в них намерение начать перемены с себя? А народ, видя эти перемены, подтянется.

— Когда я разговаривал с ребятами на фронте, они повторяют то же самое, что и я. Никто из них не сомневается, что мы выиграем. Когда начинаем говорить, мол, того нет, то не сделано, они говорят — да, вначале мы точно получим по шее, но потом это заставит нас мобилизоваться, поменяться, поменять руководителей, сделать другие схемы принятия решений, и у нас нет сомнения, что мы выиграем. Потому что мы все понимаем, либо мы выиграем, либо нас не будет.

— Что именно надо менять?

— Надо поменять течение, ход спецоперации. Иначе мы проиграем. И перемены надо проводить везде, где нужно, чтобы способствовать нашей победе. И в экономике, и в финансах, и в военной сфере.

— Вот я и спрашиваю, вы видите в среде представителей власти намерение заниматься этими переменами?

— Я общаюсь с порядочными людьми, которые хотят что-то делать, меняться. Они готовы работать, и понимают вызовы, которые стоят.

Дополню о мобилизации. Есть две точки зрения сегодня. Это точка зрения Стрелкова, который говорит о всеобщей мобилизации, и точка зрения Ходаковского, который говорит, что мы не потянем всеобщую мобилизацию, мы не сможем организовать такое количество людей, подготовить их, у нас нет столько оружия и нет столько офицеров. На самом деле, если прочитать одного и другого, мы увидим, что оба говорят об одном и том же. Оба выступают за ограниченную мобилизацию людей, способных воевать, в том количестве, которое мы сможем организовать и вооружить.

— Не кажется ли вам, что всеобщая мобилизация невозможна не только потому, что нет достаточного количества оружия, но и потому, что люди не видят образа будущего, образа того, за что они должны умирать. Да, люди готовы болеть за свою армию, как за спортивную команду, готовы перечислять деньги волонтёрам, помогающим армии, но брать в руки оружие и идти на фронт среднестатистический житель России пока не готов.

— Надо просто говорить людям правду. Правду, что будет, если мы проиграем. Образ поражения настолько катастрофичный, что можно не придумывать какой-то привлекательный образ будущего.

— Образа будущего нет, я правильно понимаю?

— Над ним надо работать, это тема другого интервью, в двух предложениях мы не ответим на этот вопрос. Общество должно меняться. Расслоение, которое мы наблюдаем, это плохо. Наши олигархи, которые отличаются от бизнесменов всего мира по количеству яхт, это, как минимум, не здорово. Они не создают впечатление здоровых людей психически. И много всего другого, что надо менять.

— А вы готовы идти в российскую политику, представлять этот образ будущего, заниматься переменами, или вы продолжите позиционировать себя украинским политиком?

— Вот вы задаёте такие вопросы, а я думаю про Васильевку и Запорожье. Я думаю о том, как проводить частичную мобилизацию. Мы же не рассчитывали, что военные действия могут быть на территории РФ, а они, вполне возможно, будут на территории РФ, и как говорят сами украинцы, от наступления на Белгород их удерживает только команда США, которые запрещают это делать. Вдумайтесь — не наши ВС, а команда из США. Можно на это полагаться и считать, что это достаточная защита наших территорий? Я уверен, что мы должны создавать батальоны территориальной обороны — в районах, в городах. Вооружать, одевать людей. Учить их воевать, добиваться слаженности. Я постоянно общаюсь с людьми, они мне пишут — вы нас организуйте, мы на свои деньги купим форму, тепловизоры, беспилотники. Но мы не можем организоваться самостоятельно, это противоречит УК РФ — какие-то вооружённые группы, самостоятельно организованные на территории РФ. А давно пора этим заниматься.

— После отступления из Харьковской области, после всплеска народного недовольства этим что-то изменится, на ваш взгляд?

— У нас есть два пути. Катастрофа, вызванная поражением, и уничтожение государства, уничтожение русских, как народа. Россия обладает настолько большими богатствами, настолько большой территорией и настолько малым населением для этих всех богатств и территорий, что на нас и США, и Европа смотрят как на людей, которым с неба свалилось от Бога всё это счастье, и которые неправильно всем этим распоряжаются. Европе не хватает наших энергоресурсов, наших минеральных ресурсов, они считают, что если они всё это заберут, всем будет хорошо. СССР распался, но видите, мы так, потихоньку, пусть не в такой степени, но начали вставать с колен, и я думаю, что, если они победят в этот раз, они сделают так, чтобы Россия больше никогда не поднялась. А Россия — это русские. Русские, русский язык, русская культура, всё будет объявлено преступным на мировом уровне, Россия будет разорвана, и это уже будет не наша страна. У нас либо будут перемены, либо мы погибнем. Давайте на этом закончим.