«Опасался попасть в плен. Поэтому специально носил с собой гранату». Интервью с младшим сержантом Дмитрием Аверкиным, защитником Лимана

22-летний контрактник младший сержант Дмитрий Аверкин сражался за город Лиман, и президент России Владимир Путин наградил его медалью «За отвагу». После тяжёлого ранения парень был вынужден временно оставить военную службу. О своих фронтовых буднях, о снабжении фронта и добровольцев он рассказал в интервью изданию «Столица С».

Дмитрий родился в Ичалковском районе Мордовии. Окончил местный техникум по специальности «механик». В 2020—2021 годах служил в воинской части, которая дислоцировалась в Белгородской области. Вернувшись в Саранск, работал в компании, торгующей товарами через Интернет...

«24 февраля увидел по телевизору новость о начале спецоперации и сразу решил принять в ней участие. Мне захотелось защитить жителей Донбасса, которых украинские войска обстреливали долгих 8 лет. В апреле отправился в военкомат и подписал контракт на 4 месяца. Сразу после этого меня обеспечили обмундированием и отправили на Украину», — говорит Дмитрий.

— Как отреагировали на это решение близкие?

— Мамы у меня нет, а отец был недоволен — очень переживал. Пытался отговорить. Но я сказал: «Всё равно поеду!»

— Где довелось воевать?

— На лиманском направлении. Мы освобождали населённые пункты от украинских националистов. При мне взяли три села. Я был наводчиком на БТР. Это очень лёгкая мишень для противника! БТР в бою живёт, как правило, 3—4 минуты, не больше. Мне же удалось сохранить и машину, и себя...

— Как происходили «зачистки»?

— Сначала узнавали, где в селе засел противник, затем начинался бой. Первый населённый пункт мы взяли практически сразу, второй солдаты ВСУ отдали сами, а вот с третьим пришлось повозиться — там сражение растянулось на несколько дней. Нам даже удалось взять в плен троих противников — мы выследили их ночью в поле, когда они пытались уехать в другое село на легковушке с выключенными фарами. Пойманные националисты пытались прикинуться местными жителями, но в процессе разговора стало понятно, что они обманывают. К тому же на телах мужчин были татуировки в виде фашистской свастики. Я был назначен в группу охраны и конвоирования и доставил пленников в расположение сотрудников спецслужб.

— В каких условиях вы жили?

— В основном в лесах. Готовили там же, спали на земле, расстелив спальные мешки. Палатки ставить нельзя — противник сразу заметит. Во время обстрелов мы пытались спрятаться в подвалах оставленных местными домов. Если такой возможности не было, то просто ложились на землю и пережидали атаку.

— Как к российским военнослужащим относились местные жители?

— По-разному. Один мужчина пришёл и сказал: «У меня там три свиньи в сарае. Зарежьте их, кормить всё равно нечем, а одну возьмите себе». Командиры предупреждали о случаях, когда местные жители угощали российских солдат отравленными продуктами. Поэтому, прежде чем брать «гостинцы», нужно попросить, чтобы хозяева сами их попробовали. Встречались отчаянные личности — однажды бабушка вышла на нашу бригаду с автоматом Калашникова в руках. Пришлось отнять. Некоторые сообщали противнику о том, где находятся российские позиции. В основном местные говорили по-русски. Но слышалась и украинская речь, которую я, к своему удивлению, понимал, хотя никогда не слышал раньше. У меня вообще нет негатива к украинцам — проблема не в национальности, а в людях.

— Проблем с поставками оружия и довольствия не было?

— Нет. Запасы пополнялись регулярно, если не было обстрелов. «Гуманитарка» приходила и к местным жителям — им привозили российское продовольствие и лекарства. Оружия также хватало. К тому же мы собирали на поле боя множество «украинских трофеев» — зарубежные автоматы, гранатомёты и противотанковые управляемые ракеты «джавелины». Понятно, что всё это поставлялось странами НАТО. Конечно, уровень вооружения у них на высоте. Если сравнивать наши и американские гранатомёты — разница колоссальная. Российский еле-еле тащишь, он тяжёлый и громоздкий. Вдобавок в радиусе 15 метров позади тебя при выстреле никого быть не должно. Американский — лёгкий, маленький и удобный. При этом «задний» радиус сокращается всего до 3 метров.

— Что было самым тяжёлым?

— Видеть, как умирают твои товарищи. Больше ничего. У меня не было страха смерти. Больше за других переживал. Опасался попасть в плен. Знал, что происходит там с российскими солдатами. Видел вернувшихся — это морально убитые люди. Они побывали в аду. Некоторые просили, чтобы мы их пристрелили. Никто не делал этого. Тогда они сами лишали себя жизни. Поэтому всегда носил с собой гранату. Понимал, что проще самому себя взорвать, чем приехать домой и повеситься.

— Можно ли привыкнуть к ежедневным смертям?

— Сложно. Хотя все понимают, что идут боевые действия, и в любой момент может случиться что угодно. Сегодня друг идёт рядом с тобой, разговаривает, а завтра будет лежать где-то в поле... Погибли шестеро моих сослуживцев... Однажды рядом подбили танк. Мы вытащили из него 21-летнего парня. Он был мёртв. Так и несли тело под обстрелами, потом передали своим...

— Правду говорят, что российские бойцы на войне своих не бросают...

— Да! Был момент, когда я, находясь в БТР, отстрелял одну ленту в 150 снарядов, а вторая не пошла — выключилась электроника. Пришлось покинуть машину, взять гранатомёт и уходить в лесопосадки, где нас ждало подкрепление из двух снайперов-спецназовцев. В итоге зацепился гранатомётом за ветки и никак не мог выпутаться. Бригада уже ушла. Я думал: всё, сейчас меня тут прикончат! Но один из спецназовцев вернулся и помог.

— Добровольная воинская служба хорошо оплачивается. Ваши сослуживцы принимали участие в боевых действиях ради денег или по велению сердца?

— Разные мотивы... Но я вам скажу, что ТАМ о деньгах никто не думает. Каждый день под обстрелами понимаешь, что мёртвому они не нужны...

— Сколько вы находились на Украине?

— Месяц. В мае после поимки украинских противников я получил ранение под населённым пунктом Коровий Яр. В наш БТР прилетела ракета. У меня одна нога осталась на сиденье, а вторая ушла под башню. Естественно, водитель продолжал движение, поскольку нельзя было останавливаться. А башню мотало из стороны в сторону. В итоге мне сломало бедренную кость. Сослуживцы доставили в Сватово. Несмотря на двойную дозу обезболивающего средства, испытывал дикую боль. Затем на вертолёте был доставлен в Белгород, оттуда — в московский военный госпиталь имени Бурденко, потом — в Новосибирск... Для скрепления бедренной кости мне поставили металлическую пластину. Месяц пробыл на лечении, которое было бесплатным. Мне повезло. На соседней койке лежал мужчина, которому оторвало ногу по колено. Он был спокойный как удав. Понимал, что после того, как поставят протез, пойдёт воевать дальше, то есть у него была цель. А в соседней палате находился парень с аналогичной травмой, который сутками орал и рыдал. Потом его увезли в психбольницу...

— Вы что-нибудь взяли на память с линии боевого соприкосновения?

— Нет, ничего. У меня даже фотографий с Украины нет — перед уходом за «ленточку» я оставил телефон в военной части в Белгороде. Потом товарищи присылали несколько снимков, но на них меня очень плохо видно.

— Как вы узнали, что вас наградил Президент Путин?

— Сначала в воинской части сказали, что должна прийти медаль. В октябре позвонили из местного военкомата и пригласили на вручение. Что испытал? Мне было приятно. Сообщили, что Верховный главнокомандующий наградил меня за хорошую службу и исполнение приказов. За то, что не покидал позиций и взял противников в плен. Не знаю, получили ли награды другие ребята — многие до сих пор бьются на фронте, связи с ними нет.

— У города Лимана печальная судьба...

— Да. Читал, что наши попали там в окружение... Сейчас новости о событиях на Украине не смотрю — времени нет.

— Чем вы занимаетесь сейчас?

— Пока восстанавливаюсь. Иногда получаю и принимаю приглашения выступить в школах перед учениками. Считаю, что патриотизм нужно воспитывать в детях с малых лет! Недавно побывал в Белом доме — меня пригласили на оглашение Послания Главы Мордовии Артёма Здунова Госсобранию. Я очень благодарен за такой знак внимания. А ещё недавно исполнил свою мечту и приобрёл автомобиль «Лада-Приора», вот на днях получил водительское удостоверение, теперь осваиваюсь за рулём.

— Вы вернётесь на Украину?

— Пока не знаю. Проблемы с ногой не дают жить прежней жизнью. Я не могу бегать, носить тяжести и долго ходить. На реабилитацию уйдёт примерно год.

— У вас есть синдром войны?

— Окружающие говорят, что да. Весной шёл по Москве на костылях. Был в гражданской одежде. И тут незнакомый мужчина спрашивает: «С Украины вернулся?» — «Как вы поняли?» — «По тебе видно!» Многие говорили, что у меня изменился взгляд — стал более цепким, внимательным. Часто слышу: «Ты по сторонам чаще смотришь, словно постоянно обстановку изучаешь!»

— А внутренне изменились?

— Не знаю... Об этом лучше спросить у тех, кто рядом (близкие друзья Дмитрия — Александр и Артур — сказали корр. «С», что он стал мужественнее и увереннее в себе, — «С»).

— Боевые действия часто снятся?

— Сейчас уже нет. Но в госпитале видел такие сны регулярно. Снилось всё — наш БТР, разрушенные здания, гибель товарищей.

— О чём вы мечтаете?

— Хочу построить карьеру и создать семью. Кем вижу себя через несколько лет? Наверное, сотрудником какой-нибудь госструктуры. Таких предложений пока не поступало, но, возможно, будет. Что касается личной жизни, то пока ни с кем не встречаюсь. Как реагируют на моё боевое прошлое девчонки? Одним всё равно. Другие восхищаются, говорят: «Молодец!» Кстати, многих друзей я потерял. Мы прекратили общаться. Они не одобряют проведение спецоперации. А я возражаю, говорю, что мы воюем за жителей Донбассе, и враги готовили наступление на Россию — это видно по вооружению и укреплённым позициям. Я позитивно воспринял присоединение Херсонской и Запорожской областей. Нужно будет как-нибудь туда съездить...

— Как вы думаете, когда и как завершится спецоперация?

— Сроки даже представить не могу — не я их устанавливаю. Но закончится всё непременно нашей Победой. Российские ребята сделают для этого всё!

• Источник