«Наш Робин Гуд». В России сняли фильм об Александре Захарченко. Интервью режиссёра Александра Коробко «Антифашисту»
26 июня первому главе ДНР Александру Захарченко исполнилось бы 48 лет. Он ушёл молодым — всего в 42, из которых четыре года провёл на посту главы республики, однако оставил нестираемый след в сердцах и душах жителей Донбасса. Его помнят, о нём говорят: в местных группах в соцсетях постоянно звучит рефрен «при Захаре такого не было», «Батя, как тебя не хватает» — лучшее подтверждение народной любви. Однако в большой России до сих пор о Захарченко известно не сильно много — и этот пробел решил восполнить режиссёр Александр Коробко.
Коробко родился и раннее детство провёл в Донбассе, с семи лет живёт в Москве. Журналист-международник, посетивший множество стран, телевизионный продюсер, автор книг, посвящённых биографиям известных личностей, включая президента России, режиссёр — и гуманист, что довольно большая редкость в наши дни, когда регулярно отовсюду звучат призывы к насилию и разделению. С 2014 года он посещает Донбасс, неоднократно встречался с Александром Захарченко и снимал фильмы с его участием. Однако теперь, по его собственным словам, решил показать «неизвестного Захарченко» широкой публике, включая жителей Украины и западных стран.
В канун премьеры, «Антифашист» встретился с режиссёром, чтобы больше узнать о нём самом, его герое и будущем российской культуры.
— Вы родились в Донбассе, но ещё в раннем детстве переехали в Москву, там учились, делали карьеру, стали одним из авторов биографии президента России. Как вы отнеслись к событиям 2014 года в Киеве и Донецке с позиции россиянина и даже космополита, каким вы уже были к тому времени, пожив в разных городах мира?
— Спасибо, только, наверное, не космополит, а русский человек мира, я себя так определяю. А ещё слои моей идентичности, как в слоёном пироге — русский украинец, как и Захарченко, дончанин, россиянин, и каждым из них я горжусь.
Биография президента была опубликована в 2012-м году, я в ней был соавтором известного британского биографа Криса Хатчинса, который пригласил меня в этот проект. Это была независимая и объективная работа. События 2014-го года предвидеть я не мог и воспринял с сопереживанием за дорогие мне Россию, Украину и Донбасс. Вообще, как у документалиста и журналиста, стремящегося к объективности, у меня выстраивается такой сложный монтажный ряд.
2013 год. Евромайдан. Протесты в Киеве, перерастание их в столкновения, за что и мы несём свою долю ответственности. Я имею в виду жёсткие и неадекватные «законы 16 января», инициатором которых стал Янукович, и которые у нас не отсоветовали ему принимать. А они и стали детонатором ситуации. Ведь, как было. 1-го января 2014-го года. «Голубой огонёк» на канале «Россия» с Владимиром Зеленским, призывающим провести весь год с «Россией». Но, когда 16 января подписываются эти законы, протесты вспыхивают с новой силой. К концу января протесты сносят правительство, Янукович оставляет «тонущий корабль» с пассажирами, и законы, (во многом, драконовские), которые некоторые называют «законами Суркова», отменяются. В принципе, с самого начала и такие законы, и многие методы взаимодействия с Украиной были ошибочными и катастрофичными. Многие считают, что если бы в России в те годы скопом были бы приняты такие же законы, то во многих крупных городах, наверное, могла бы возникнуть своя «Болотная».
Но точно так же катастрофичными и уже преступными должны быть признаны и авиаудары ВСУ по Луганску, обстрелы Донецка — кровь первого ребёнка, Владика Кравченко, убитого снарядом ВСУ на ж/д вокзале, пожар в Дома профсоюзов в Одессе, батальоны типа «Азова» (организация признана террористической и запрещена в РФ — ред.), которые начали укомплектовывать ультра-националистами и радикалами, считающими донецких людьми второго сорта и так далее...
При этом даже среди ведущих западных политиков растёт понимание роли своих правительств в провоцировании конфликта на Украине. Найджел Фарадж в интервью, показанном на днях по Би-Би-Си, заявил, что Запад расширением НАТО и ЕС на восток спровоцировал Владимира Путина. Кстати, я брал у него интервью, и апологетом Кремля или Путина его не назовёшь. Он «истовый брит», и если и в чём-то был впечатлён Путиным, то исключительно примеряя какие-то стратегии на себя и Британию. Понятно, что Фараджа начали критиковать и справа, и слева, но он не политический маргинал типа правых в Европе. С начала предвыборной кампании партия Фараджа «Реформа», по данным опросов, начала набирать большую поддержку, и уже на грани смещения консерваторов со второго места! А значит, мнение Фараджа разделяет значительная часть британского общества.
Поэтому для меня — в этом сложном контексте гражданской войны — Александр Владимирович Захарченко — не один из «спусковых крючков войны» (как Гиркин-Стрелков, по его собственному признанию), а наш Тиль Уленшпигель или Робин Гуд, ответ на войну, человек, призванный на неё для защиты своего, если хотите, племени, народа Донбасса, попавшего в сложнейший геополитический узел.
— Как вы познакомились с Александром Захарченко, и какое впечатление он на вас произвёл? Не хотелось ли вам ещё тогда, при его жизни, снять о нём, с ним в главной роли, документальный фильм?
— Мы познакомились с Александром Владимировичем в 2017-м году. Я тогда снимал серию сюжетов о событиях в Донбассе для нашего тележурнала «Russian Hour», выходившего в США и в Великобритании. Я хотел снять с Александром Владимировичем интервью, и меня с ним познакомил герой фильма моей нью-йоркской коллеги Ольги Шехтер «Война снайпера», сербский доброволец Деян Берич, и советник Александра Захарченко Александр Казаков. Встреча состоялась у линии фронта, на виду у той стороны, откуда в любой момент мог раздаться выстрел. Наверное, Александр Владимирович хотел убедиться в том, что я, действительно, донецкий и робко «прятаться в утёсах» не буду. Я его не обманул. Мы разговорились.
Скажу честно — я не военкор, меня не заводит война и её мир, простите за каламбур. Меня интересовала личность вождя донбасского племени, и знакомство с Александром Владимировичем стало для меня настоящим откровением и одной из самых больших человеческих удач в жизни. Я произнёс заготовленную речь, такую декларацию независимости, которая была для меня своего рода тестом на берегу, и был удивлён радушием и пониманием, и приглашением поговорить с ним в машине по пути в центр Донецка. Он сам сел за руль, вдавил педаль газа в пол, и мы умчались от охраны. Пока мы ехали в Донецк, мы поговорили обо всём, что волновало меня и интересовало его — о налоге Робин Гуда, новом социализме и народном капитализме, конвергенции и православном банкинге, о Лондоне, Нью-Йорке, Оркнейских островах, и, конечно, о мирном будущем Донбасса.
Когда мы в конце нашей поездки заехали на улицу Артёма, я сказал себе: «Как тебе повезло познакомиться с таким человеком, а как же повезло Донбассу!». Многое, что мы тогда обсуждали в машине, вошло в наш фильм «Звезда Александра Захарченко».
А в 18-м году мы с американским актёром Питером фон Бергом сняли фильм «Нью-Йорк — Донецк и обратно». Это был последний фильм с Александром Владимировичем.
Он был показан в Англии и Америке. В Америке он был показан по телеканалу Fox. В Британии он был размещён на крупнейшей альтернативной информационной платформе Off-Guardian, не путать с газетой Guardian (это несколько журналистов, не согласных с позицией Guardian, создали своё СМИ в сети, оно стало очень популярным в Британии), и там показали наш фильм. Мы получили очень хорошие отзывы о фильме, массу доброжелательных комментариев.
По поводу идеи фильма: Питер фон Берг, который в нём снялся, родился в семье репатриантов, которые во время Второй Мировой выехали из Европы в Америку. Он прекрасно говорит на русском языке, посещал православную церковно-приходскую школу, при этом он абсолютный американец. Он сыграл в сериале «Американцы», который стал одним из самых популярных за всю историю телесериалов в Америке. Мы с ним познакомились, подружились, и я пригласил его в Донецк. Результатом визита стал этот фильм, как пример того, как Александр Владимирович был нацелен на отношения с миром, на развитие этих отношений, он был абсолютно против изоляционизма. И ему стало удаваться находить сторонников в той среде, которая, казалось, была недоступна для наших официальных СМИ, для жёсткой политновостной повестки. Ему удавалось то, чему у нас часто не уделяют должного внимания — человеческая дипломатия, установление связей, контактов не с правительствами, а с народами. Он налаживал совершенно новый тип дипломатии, новый, не побоюсь этого сказать, для всей истории России. Это дипломатия от народа к народу, и я думаю, был бы он жив, продолжил бы развивать это направление — очень многое могло пойти бы по иному сценарию.
— Война в Донбассе идёт уже 11-й год, за эти годы республика видела много интересных людей — революционеров Русской Весны, ополченцев первой волны, которые вставали на защиту Родины без всяких контрактов, зарплат и льгот, управленцев. Да, в общем-то, каждый житель Донбасса, столько лет подряд живущий под непрекращающимися обстрелами, уже является героем. При таком богатстве фактуры, материала, героев, культурных произведений о событиях практически нет. Нет достаточного количества фильмов, они начинают появляться только сейчас, книг, песен, спектаклей. На ваш взгляд — почему так? Не пришло время всё это как следует осмыслить или современной России эти события действительно не особо интересны, и если так, то почему интерес отсутствует?
— Мой друг «Техас», Рассел Бентли, говорил то, что можно было бы перевести как «мир вращается вокруг Донбасса». И если не во всём, то в очень многом, причём, экзистенциальном. Просто мир, включая «материковую» Россию, не совсем это ощутил. Всё впереди. Слишком свежи раны, ещё не запеклась кровь, много ненависти — со всех сторон. Лев Толстой написал «Войну и мир» через полвека после событий, которые он описывал в романе. Сейчас, конечно, другие скорости. Кое о чём и о ком уже можно снимать сейчас — так, что не будет стыдно и будет актуально и через 50 лет, и потом. Об Александре Владимировиче и его мечте — можно сегодня. Можно снимать о неизвестном Донбассе, о его культурной антропологии; можно и нужно снимать проблемные репортажи. Есть в Донецке смелые журналисты, их очень немного, но они есть, которые не боятся поднимать сложные темы. Но это очень непросто — когда говорят пушки, музы молчат (хоть и не всегда), и часто безмолвствуют законы. Для того, чтобы попасть в точку и сделать что-то настоящее, нужно уметь пройти по краю, иногда — у края бездны. Как нашему коллеге Максиму Фадееву, снявшему в Мариуполе фильм с таким названием. Я про этот фильм говорю так: «Это как если бы Толстой и Хемингуэй работали с камерой».
— Когда вы задумывали фильм «Звезда Александра Захарченко», что в первую очередь вам хотелось рассказать о своём герое? Кто ваш зритель, и что вы хотите донести до него этим фильмом?
— Мне хотелось рассказать о неизвестном Александре Захарченко, каким мне посчастливилось его узнать. Я абсолютно уверен в том, что он — одновременно человек из народа и личность планетарного масштаба, и это — абсолютно уникально. И поэтому заслуживает самой широкой аудитории.
— Кто сегодня в России готов финансировать такие фильмы? И насколько актуален вопрос если не цензуры, то пожеланий тех, кто вкладывает средства в их производство? Предоставляется ли режиссёру полная свобода действий в том, чтобы показать своего героя так, как видит он? И удалось ли вам показать Александра Захарченко таким, каким вы его увидели при жизни?
— Несмотря на то, что проект поддержал Президентский фонд культурных инициатив, в нём не было не то что цензуры, но даже хоть какой-либо её попытки. Когда мы к моему вящему удивлению выиграли — это с нашим-то слоганом и принципом независимости как от правительства, так и от олигархов — я на берегу сказал, что будем снимать политически, в том числе, не совсем корректных, но близких к Александру Владимировичу, людей, таких как Александр Тимофеев-«Ташкент», Наташа Волкова из «Оплота» или активист Бенес Айо, так и тех, кто просто друг с другом не очень сейчас ладит и не совпадает с «линией партии», и если это не устраивает, то мы — пас. Никаких покушений на нашу свободу, попыток проникнуть в нашу кухню, повлиять на принятие нами редакционных решений — даже между строк — не было. Другое дело — финансы. Гранта не хватило, но нам помогли наши друзья, друзья Александра Владимировича Захарченко и его друга, Сергея Сергеевича Наумца, они здорово выручили проект.
— Будет ли фильм демонстрироваться в кинотеатрах или на онлайн-платформах? Где и как зрители смогут его увидеть?
— Мы только вынули наш пирог из духовки. Мы постараемся его показать везде, где только сможем — не только в России, но и по всему миру.
— На ваш взгляд, художественные фильмы о Донбассе, СВО со временем могут стать коммерчески успешными, как, например, «Спасти рядового Райана»? Что для этого нужно?
— Свобода и способность давать средства без жёстких сиюминутных политических рамок. В лучших американских фильмах, один из которых вы упомянули, есть плохие полицейские, «гнилые яблоки» из ЦРУ/ФБР, коррумпированные политики, сложность вещей — и при этом они не воспринимаются как антиамериканские. Потому что в них есть и любовь к людям, к своей стране, со всеми её плюсами и минусами — как в «Форресте Гампе». Весь мир знает великую русскую литературу. Наше кино, надеюсь, ещё ждёт такая же слава.
— Вы являетесь одним из авторов биографии президента. В 2020 году вы столкнулись с бюрократическими проблемами, устроенными вашей компании «Сбербанком», потому что банк не был готов признавать документы, выданные в ДНР, хотя на тот момент документы уже признавались официальной Россией. На ваш взгляд, как биографа президента, кто ближе Владимиру Путину — Герман Греф или Александр Захарченко?
— Ух, это вопрос «на засыпку»! Но не буду от него уходить. Скажу так: если и когда Владимир Путин посмотрит наш фильм «Звезда Александра Захарченко», то, надеюсь, что ему станет ближе наш герой! Более того, я надеюсь, что Герман Греф, посмотрев наш фильм, о чём-то задумается: я слышал, что он интеллигентный человек, а если это так, то способен к рефлексии.
— Россия и мир в целом сейчас стоят на сломе эпох. Старый миропорядок заканчивается, новый только-только пытается обрести контуры, и пока совершенно неясно, каким он будет. Что ждёт культуру в новой эпохе, на ваш взгляд? Какими будут её задачи? Какого человека она должна формировать? И насколько взгляд, обращённый в прошлое (традиция по Дугину, или СССР 2.0), способен помочь в построении будущего, стоит ли вообще оглядываться на прошлое, разве что кроме того, чтобы учесть его ошибки?
— Не считаю ни условно «Дугина», ни СССР 2.0. рецептами для России. На самом деле, в мире идёт эволюция — трудно, с взаимным непониманием, недоверием, зигзагами, «войной племён» и так далее, но она идёт. Мне нравится наше время. И весь наш мир. Я принимаю его сложность, проблемы — любой христианин вам скажет, что таким этот мир сделал Бог. А у нашей культуры главная задача — быть культурой, опираться на наши и мировые лучшие гуманистические традиции, развиваться, и тогда она сама родит великие произведения и идеи. Бог не носит «шеврон», уж тем более только одной страны.
— Российская культура сейчас как будто пытается дистанцироваться, отгородиться от культуры европейской. Как вы к этому относитесь? Получится ли у России не взаимодействовать с Европой, а у Европы с Россией в этом вопросе?
— Понимаю, что моё мнение не всем придётся по вкусу. Но давайте так: какой последний северокорейский фильм вы смотрели? А сирийский? Вдохновлялись ли вы идеями Чучхе так же как, например, книгой британца Дэвида Аттенборо или его фильмом «Планета Земля», который смотрит весь мир? В какой стране в день главного национального праздника играют увертюру Чайковского «1812 год»? В США — в День Независимости 4 июля. Где больше зачитываются Толстым и Достоевским — в Европе и Штатах, или в Азии и Африке? Думаю, в Европе и Америке. Кому наш мир и наши идеи, иногда даже болезненно, но интересны, даже если это сейчас политически и со знаком минус? Ответ, мне кажется, очевиден всем, кто хоть немного знает мир. Поэтому, перефразировав известную фразу Сталина, можно сказать: Байдены и Джонсоны (и другие политики) приходят и уходят, а британский и американский народы остаются. И русский. И украинский. Россия, Донбасс — будут всегда. И Александр Захарченко — тоже останется в веках, как человек-легенда, как, повторюсь, наш Тиль Уленшпигель и Робин Гуд. Что до геополитики, то нужно не клониться то на Запад, то на Восток, а быть самими собой. И дружить, работать со всеми. С Китаем, конечно, с Ближним Востоком. И если сейчас не с правительствами, то с народами — на Западе тоже.
— В 2022 году я делала интервью с другом Александра Захарченко Сергеем Наумцом, интервью было посвящено Захарченко, и в подводке к тексту я написала: «Простые донецкие парни взяли в руки оружие, чтобы защитить свой дом в 2014-м — и, сами того не предполагая, изменили ход истории». На ваш взгляд, насколько Донбасс повлиял на ход мировой истории? Каким вы видите будущее России в новом мире? И что нужно сделать, чтобы это будущее стало таким, как нужно России?
— Я думаю, что будущее должно быть таким, каким оно нужно всему человечеству, и это не умаляет нашей любви к Родине, она тоже неотъемлемая часть нашей планеты. Александр Захарченко — был «глобальным донецким», в котором была та самая всемирная отзывчивость и всемирность, которая уже обеспечила нашей стране и культуре одно из самых главных мест в президиуме планеты Земля.
