Матиас Платцек: Образ России, как врага Запада, укоренился из-за нашего высокомерия
В своей нелюбви к России западные электронные СМИ попытались новость о первой антиковидной вакцине из России высмеять, а то и демонизировать. И всё из-за надменности Запада, а это было несправедливо, считает бывший премьер-министр федеральной земли Бранденбург, один из лидеров СДПГ, а в настоящее время председатель правления германо-российского форума Матиас Платцек.
Свою точку зрения он высказал в интервью изданию Berliner Zeitung, в котором говорил и об отношениях России с Германией, США, санкциях, газе и, конечно же, о Навальном.
Но не успело выйти интервью Матиаса Платцека со здравыми мыслями, как его тут же подвергли критике в другой ведущей немецкой газете — Frankfurter Allgemeine Zeitung. В статье газета обвинила политика в слишком лояльном отношении к России. В качестве примера привела его инициативу в апреле 2017 года окрасить в цвета российского флага Бранденбургские ворота в Берлине, чтобы почтить жертв террористического акта в Санкт-Петербурге. «Такое предложение вызвало недоумение даже у однопартийцев Платцека», — язвила FAZ. Всё же Германия тяжело больна русофобией. И даже в ковидные времена, когда жизнь взывает к солидарности в мире, снова и снова Германия продолжает ковыряться в русофобских язвах. Удивительно, что столь здравое интервью вызвало в немецких политических кругах едкий сарказм и иронию.
«Антифашист» полностью публикует интервью Матиаса Платцека газете Berliner Zeitung.
* * *
— Господин Платцек, почему так осуждают Sputnik V?
— Думаю, потому что эта вакцина из России.
— И только поэтому?
— По мнению определённой части общественности, Россия по определению зло. В лучшем случае недооценивают её инновационный потенциал как современной экономической нации. Оба фактора сводятся к одному и тому же: из России не может поступить что-то хорошее или полезное. Зачастую такие мнения даже не пытаются аргументировать по существу, и это уже почти как рефлекс.
— В чём же причина?
— У нас образ России как врага укоренился также как и наше высокомерие. И это касается не только вакцины Sputnik V.
— Звучит, как будто бы у нас «холодная война».
— В идеологическом понимании «холодной войны» у нас уже нет, отсутствует антагонизм между Западом и Востоком. Однако в настоящее время пропасть снова стала очень глубока. Кстати, не стоит забывать, что производство вакцин — это рынок с миллиардными оборотами, такой же, как и рынок вооружений, на котором существует жёсткая конкуренция. Тот, кто преуспеет на нём, получит огромную прибыль. Вот России и пытаются не дать поучаствовать, что вызывает аналогии с газопроводом «Северный поток-2».
— И какая же тут связь с газопроводом?
— Это тоже политический спор. Американцы говорят, что должны защищать нас от русских. Но за этим очевидно скрываются их собственные интересы. Американцы хотят продать нам свой газ и не хотят, чтобы мы брали это топливо у других, а особенно у России. Ведь это миллиардный рынок. Такой подход повторяется снова и снова. Мой учитель Эгон Бар как-то сказал: «Существуют три движущих силы политики — интересы, интересы и снова интересы, обо всём другом ты можешь забыть». И он был прав.
— Но разве не оправдано недоверие к вакцине Sputnik V, в конце концов, в России её одобрили ещё до окончания третьей фазы клинических испытаний.
— Россияне не являются знатоками в вопросе коммуникаций. После второй фазы испытаний Sputnik V в августе прошлого года Владимир Путин объявил о том, что у России появилась вакцина. Она была не одобрена, но зарегистрирована. И тем не менее началась иммунизация. Тут, на Западе, это расценили как «типично российский» подход — вакцина ещё не проверена по всем правилам, а её уже используют. Вздор.
— Россия сделала бы себе услугу, если бы стала использовать Sputnik V после третьей фазы испытаний.
— Конечно, Россия поторопилась. Тогда, в августе 2020 года мы были уверены, если уместно такое сравнение, в нашем «законе чистоты пивоварения». Можно сказать, что с одной стороны это вызвало демонизацию Sputnik V. В первые недели нагнетали страхи, что у всех привитых в России вот-вот отвалятся руки. Но я убеждён: если бы даже Россия дождалась окончания третьей фазы испытаний, у нас нашли бы причины, чтобы выступать против этой вакцины.
— Выходит, что несоблюдение норм выпуска вакцины не является существенной причиной?
— Я сторонник основательного подхода. Однако и в западных странах существует практика экстренного одобрения, поскольку необходимость в вакцине велика, а количество её мало. В этом случае не обращают внимания на каждый конкретный этап, а добиваются как можно скорейшего запуска вакцины. К примеру, так поступили британцы.
— Создаётся впечатление, что русские хотели непременно быть первыми, чего бы это ни стоило, как в 1961 году, когда Юрий Гагарин первым полетел в космос, хотя его возвращение на Землю было под вопросом.
— Понятно, что разработка вакцины от коронавируса — это своего рода конкуренция. Но я полагаю, что события продемонстрировали — Sputnik V — это было не харакири России.
— Почему же?
— Вакцина была разработана на солидной научной базе. Русские знали, что они делают. Они ведь не с нуля начинали. В 50-е годы Советский Союз, к примеру, дал нам вакцину от полиомиелита, спасшую многих детей в ГДР. Так что русские учёные в курсе.
— Поменялось ли мнение в отношении российской вакцины?
— За последние недели, в наших СМИ, а также в экспертной среде, произошла резкая смена настроений.
— И как это выглядело?
— Внезапно о Sputnik V заговорили, как о совершенно надёжной вакцине. Канцлер Ангела Меркель провела телефонный разговор с Владимиром Путиным, обсудив, в том числе, и Sputnik V. Правительство федеральной земли Саксония-Анхальт заявило о возможности производства этой вакцины у себя. Министр здравоохранения Йенс Шпан сказал, что не имеет ничего против российской вакцины, как только её зарегистрируют. По всей видимости, мы проявляем здравый смысл из-за нужды.
— Верно ли впечатление, что учёные из России и Германии, в отличие от политиков, находят взаимопонимание?
— Это впечатление не обманчиво. Везде, где встречаются эксперты, становится понятно, насколько огромен научный потенциал наших обществ. Там не место стереотипам.
— А как обстоят дела в политике?
— Тут господствует ледниковый период, которого я не наблюдал за последние 30 лет. Мы находимся в той точке, когда отношения разбиты вдребезги. В ноябре мы проводили конференцию по внешней политике — Потсдамские встречи. Её открывала вступительная речь главы МИД России Сергея Лаврова. Когда он выступал, было такое впечатление, как будто открыли холодильник.
— В чём же причина?
— В настоящее время Россия по горло сыта нашими постоянными обвинениями и миром двойных стандартов. С политической точки зрения у нас постоянно поднят палец: мы всё знаем лучше, знаем, как будет, а мир должен быть организован так, как мы считаем правильным. Я считаю, что у нас всё в порядке с ценностями, которые мы любим и защищаем. Но нам стоит говорить о них в иной форме.
— По-вашему, нам стоит принять жёсткие слова Лаврова в отношении Евросоюза?
— Я его вполне понимаю, когда он говорит, что мы должны выяснить между собой, что мы хотим друг от друга. Для меня Россия не демократия. Но мы соседи. Россия — самая крупная страна мира. И есть ещё кое-что, о чём мы стали забывать в ходе дебатов последних лет: Россия — вторая по величине атомная держава мира. Поэтому я выступаю за то, чтобы мы находили пути и средства для возможности мирного сосуществования, несущего в себе перспективу партнёрства. Мы должны искать сферы, где снова станет возможным сотрудничество, и такой сферой могла бы стать вакцина Sputnik V.
— Является ли дело Навального исключительно внутриполитической проблемой, как об этом говорит Путин?
— Думаю, что с людьми так обращаться нельзя — недавняя волна задержаний — это абсурд. И говорю об этом прямо. Но с другой стороны также неверно сводить все наши политические действия к делу Навального. Мне не хватает долгосрочной стратегии отношений с Россией. Мы спотыкаемся то об один спор, то о другой, вводим санкции, и довольствуемся этим.
— Что вы думаете о санкциях?
— А на что они повлияли за последние годы? Ни на что. Политические отношения в руинах. С точки зрения экономики пострадали обе стороны, выросла опасность военной эскалации. По Крыму никаких подвижек, а настроения в России стали ещё больше антизападными. Если так продолжать ещё пару лет, то отношения совсем полетят к чёрту.
— Какой инструмент был бы правильным для воздействия на Россию в вопросе Крыма?
— Для начала, как это часто бывает в жизни, следует разделить задания на те, которые хоть как-то можно решить, и на те, у которых в настоящее время определённо нет шанса на решение. К таким относится и вопрос Крыма. Европа может пока положить его в упаковку, написав на ней — «мы никогда это не признаем, потому что это не соответствовало международному праву». Ну а русские наклеят на эту бандероль поверх данной надписи своё: «Крым мы никогда не отдадим».
— Так проблему не решить.
— Да, но если мы на время отложим в сторону вопрос Крыма, я почти уверен, что по теме восточной Украины, которую я сейчас считаю более важной, можно будет найти базу для переговоров и наконец-то достигнуть какого-то продвижения. Потом, шаг за шагом, можно будет ослаблять санкции.
— Вы стали бы вакцинироваться Sputnik V?
— Сразу же, и без раздумий.