Иван Лизан: Про закон о репатриации
Отношение российской власти к миграции исключительно прагматичное и корнями уходит в экономику.
В 1990-х на волне притока населения из постсоветских республик в Россию страна пополнилась новыми гражданами. С начала нулевых начался экономический рост: денег стало больше, а капиталу требовалась дешёвая рабочая сила, недостаток которой восполнили трудовые мигранты.
В 2010 оказалось, что в стране полно нелегальных трудовых мигрантов, и правила их пребывания стали ужесточать: к 2015 году эти ужесточения вылились в систему трудовых патентов — такого себе механизма компенсации за выведенные из России с помощью денежных переводов средства.
Трудовые мигранты вместе с гражданами России стали новой нефтью. С 2014 по 2019 год мигранты принесли в бюджет Москвы свыше 77 млрд рублей, а по итогам 2016 года доходы столицы от продажи патентов превысили доходы от нефтяных компаний в 2,3 раза.
Постепенно (к 2017 году) к российской высшей бюрократии приходило осознание того, что альтернатива трудовым мигрантам — новые граждане. Они, в отличие от трудовых мигрантов, постоянно проживают в России, перевозят или создают семьи в России и являются потребителями российских товаров и услуг круглый год.
Мышление бюрократии изменилось под влиянием экономических факторов: мир фрагментируется, значимость приобретает ёмкость внутреннего рынка, который, в отличие от внешних рынков, не так зависит от санкций. Заодно полноценно заработал Евразийский союз, а численность населения в России стала снижаться.
Собственно, законопроект о репатриации, который вчера внёс в ГД Константин Затулин, имеет высокие шансы на принятие новым созывом Госдумы именно потому, что трансформировался экономический базис, а политическая надстройка уже подстраивается под него. Дополнительные 10—15 млн граждан России явно не помешают.
