Гений и рок. 31 год назад погиб Виктор Цой
15 августа 1990 года Виктор Цой, фронтмен и автор песен культовой группы «Кино», погиб в автокатастрофе в Юрмале (Латвия). В те дни он работал над новым альбомом, который вышел уже после гибели Виктора. Цою было всего-то двадцать восемь лет.
На тот момент группа «Кино» была самой популярной группой СССР. В 12:28 на 35-м километре шоссе Слока-Талси «Москвич-2141», которым управлял Виктор Цой, вылетел на встречную полосу и лоб в лоб столкнулся с рейсовым автобусом «Икарус-250».
По версии следствия, машина в тот момент двигалась со скоростью 130 км/ч, смерть наступила мгновенно. Считается, что Виктор уснул за рулём.
Он трагически погиб больше трёх десятков лет тому назад, но песни его до сих пор будоражат. Более того, за его песни некоторые наши современники считают за честь и пострадать, и в тюрьму сесть. Не за сами песни, конечно, а за слова.
Удивительное дело, обычно люди дела к словам относятся с нескрываемым презрением. Что со слов-то взять можно? Да ничего, но порою слова выстраиваются в таком правильном порядке, что возникает поэзия, а когда к поэзии добавляется ещё и музыка, то силища получается нечеловеческая.
Так рождаются смыслы.
6 августа многострадального прошлого года звукорежиссёры Минского государственного дворца детей и молодёжи Кирилл Галанов и Владислав Соколовский неожиданно для организаторов митинга в столице Белоруссии включили запись песни Виктора Цоя «Перемен!».
Как позже объяснил поступок журналистам Соколовский, это было сделано в качестве протеста против того, что белорусские власти воспрепятствовали предвыборному митингу кандидата в президенты Светланы Тихановской. Запись звучала около минуты перед многотысячной аудиторией.
7 августа суд Центрального района осудил Галанова и Соколовского на 10 суток ареста. В тот же день началась массовая акция в поддержку арестованных. На улицах Минска автомобилисты гудели и, в свою очередь, включали запись песни Виктора Цоя.
По роковому стечению обстоятельств «Хочу перемен!» — это последняя песня, исполненная Виктором Цоем на последнем концерте в Лужниках 24 июня 1990 года.
Сегодня, в день смерти вечно живой легенды русского рока, я расскажу вам о другом концерте Цоя. Концерт этот прошёл в Донецке 3 июня 1990 года на стадионе «Локомотив». Считается, что именно этот донецкий концерт последний, на котором велась телевизионная съёмка.
Донецкий аккорд
Выступление Цоя прошло в рамках фестиваля «МузЭко-90». Чем же отличались концерты в Лужниках и на «Локомотиве», ведь с Лужников тоже есть запись? Эксперты настаивают на том, что с Лужников запись не телевизионная.
По свидетельству очевидцев, фестиваль был организован бездарно, народ измаялся, начало выступления Цоя дончанам пришлось ждать до начала третьего ночи. Но, говорят, это было грандиозно!
Есть у меня один московский друг, большой поклонник Цоя, так вот друг этот утверждает, что во все его десять вылазок в Донецк ему встречались люди, которые лично были на этом легендарном выступлении Цоя.
«И ничего, что некоторые из этих людей рождены не ранее 1983 года, — смеётся приятель, — но мне нравится это стремление дончан быть причастными к русскому року, пусть даже на самом деле они не были на том самом концерте».
К сожалению, в моём окружении людей, которые бы были на том самом концерте, не было вовсе. Я спрашивала и ближних, и дальних, но все говорили, что либо вовсе не были в тот день на «Локомотиве», либо были, но не дождались.
Находка
Каково же было моё удивление, когда вдруг внезапно выяснилось, что на концерте была моя мама!
По её словам, она в тот день не собиралась идти на концерт, но её уговорил мой отчим, он был большим поклонником Цоя. У мамы с отчимом тогда был самый разгар конфетно-букетного периода. В любой другой период своей жизни мама бы не пошла на такое массовое и громкое мероприятие, но тут ей не хотелось ударить в грязь лицом. В общем, она взяла волю в кулак и отправилась слушать, в том числе и Цоя.
«Было очень поздно, — вспоминает мама, — многие не дождались, но на стадионе, тем не менее, было реально море людей. Мы тогда жили на Заперевальной. Домой пошли пешком, транспорт то ли не ходил, то ли был переполнен, уже и не вспомню. Мы шли по проспекту Ильича и пытались поймать попутку, тогда это было принято, люди не боялись брать попутчиков. В районе Мотеля кто-то нас подобрал. Я помню, что толпа шла со стадиона, и до того, как рассеяться на группы, вся эта людская река пела».
По словам мамы, выступление Цоя длилось не более получаса.
«Возможно, мне показалось, но Цой пел как-то медленно, — делится воспоминаниями мама, — не так энергично, как мы привыкли слышать его. Из того, что запомнилось: ослепительно белая гитара. Сам он был в чёрном, гитара выделялась на его фоне. Я почему-то тогда подумала, что в их дуэте человека и инструмента гитара — главная. Мне подумалось, что гитара ведёт его за собою.
Лица его, конечно, видно нам не было. Тогда на концертах не было больших экранов, как сейчас. Ещё мне показалось, что он устал. К нему какая-то девушка выходила, подарила букет, кажется, это были розы. Наши знаменитые донецкие розы.
В самом конце под песню «Перемен!» зажглись фейерверки, стало понятно, что это конец. Помню, что мне грустно стало отчего-то, время было такое странное тогда. 1990 год, эта песня, впереди неизвестность.
Возможно, я драматизирую, но впечатление тогда было какое-то роковое. Ровно через год у нас отберут страну, выбросят в лапы рынка».
ЦОФ
В Донецке Цоя действительно боготворили, впрочем, его боготворили во всей красной стране и за её пределами.
«В далёкие 70-е годы рядом с микрорайоном „Улица Прожекторная‟ построили остановку-домик с надписью ЦОФ, — вспоминает заместитель председателя СП ДНР Владислав Русанов. — Почему ЦОФ? Недалеко находилась центральная обогатительная фабрика. Сразу же после смерти Виктора Цоя местные фанаты переправили ЦОФ на ЦОЙ и дописали яркой краской — ЖИВ!».
Я, когда была маленькой, несколько раз ездила мимо этой остановки. Видела эту надпись, из-за того, что мы были редкими гостями в тех краях, я лет до пятнадцати думала, что где-то в Донецке есть остановка, которая называется «ЦОЙ».
Представляю вашему вниманию, дорогой читатель, отрывок из романа Владислава Русанова «Донецкий гамбит»:
«Вот и дорога, на которой днём сохранялось более-менее интенсивное движение. Сейчас она просматривалась вправо и влево на добрых полкилометра — и пустота. Только горели фонари, отражаясь в лужах. Где-то справа, невидимая в темноте, торчала остановка, на которой строители выложили из цветной плитки три огромные буквы — ЦОФ. Задолго до рождения Дениса местные поклонники группы „Кино‟ исправили Ф на Й и дописали — ЖИВ!».
От «Кино» до «Ленинграда»
Лично мой Цой — это Цой из фильма Сергея Соловьёва «Асса», я его запомнила геометрически резким, таким, что и зеркало вдребезги, и душа наизнанку.
Мне кажется, Цой жил в своей собственной системе координат, со своими представлениями о прекрасном и об ужасном. Несмотря на то, что его самую известную песню, с которой и началось моё повествование, вот уже тридцать лет берут на вооружение самые разные бунтовщики от политики, сам Виктор разговоры о политике не любил.
Как и положено гению.
Мне безумно жаль, что он совсем не успел пожить, он ведь был невероятно молод! Да, за свою короткую жизнь он много успел, ну, хотя бы достиг всенародной славы, но из желаемого роковый гений немного успел исполнить.
Я плохо представляю себе его пожилым и обрюзгшим, страдающим хроническими хворями, не могу вообразить, как бы он выглядел с морщинами, но многие представители его поколения до сих пор на сцене, остепенились, играют, собирают залы.
Конечно, он никому не равен, ни тогда, ни сейчас. Тогда — особенно, в конце 80-х музыка была совсем иной, советской: Лев Лещенко, Валентина Толкунова, Иосиф Кобзон, Юрий Антонов. Конечно, он не просто пел, он зашаманивал пространство вокруг, эти резкие движения, эти танцы невероятные.
В фильм «Асса-2» постаревший Сергей Соловьёв на место Виктора Цоя пригласил Сергея Шнурова. Новая эпоха — новый человек — новые песни. Шнуров, безусловно, в тот момент, отражал собою время. Или его часть.
Это сегодня Шнур остепенён, куплен и почти перестал быть интересен, а тогда он блистал, матерился и именно русским матом пытался объединять. Но можно ли сравнить Цоя и Шнура? Вряд ли!
Как, безусловно, нельзя сравнивать довольно сытую и раздобревшую Россию образца 2008 года и шатающийся на своих глиняных ногах великий и ужасный СССР.
Последний сын самурая…
Если бы не та страшная трасса, не тот «Москвич» и не тот «Икарус», Цою сегодня могло бы быть всего-то пятьдесят девять лет. Это на девять лет меньше, чем Андрею Макаревичу и Борису Гребенщикову, на четыре года меньше, чем Константину Кинчеву.
Сегодня нет общих знаменателей культуры, общество становится слишком разноплановым, многоплановым, у каждого сегмента своя культура. Цой — был последним общим знаменателем, объединителем. В сегодняшней России невозможны ни Пушкин, ни Высоцкий, ни Цой.
Даже если и появится новый Цой, ему не найдётся места в этом новом странном мире.
Цой, хоть и спел песню, с которой мы крепко ассоциируем перестройку, тем не менее, именно он — последний представитель великой советской монокультуры. Нынче же культура плюрализма, нет объединяющих начал, каждый стремится занять свою нишу, и ниши эти подчас так малы, что едва вмещают своего занимателя.
Анна Ревякина
