Дмитрий Ольшанский: Как должна действовать власть, пытаясь привить гражданам толерантность?
Нехитрое умственное упражнение: когда бы заинтересованные лица поставили перед собой задачу договориться с консервативным обществом о той самой «толерантности к меньшинствам», об которую сломано столько стульев, о тех самых равных правах, — как они должны были бы действовать?
Очень просто.
Они стали бы показывать обывателю представителей меньшинств, которые от него самого, обывателя, неотличимы.
Дело в том, что каждый, кто хотя бы немного осведомлён о том, как устроен мир однополых отношений, знает, что вот эти экзотические граждане, которые маршируют на парадах, густо штукатурятся и, главное, разговаривают с внешним миром в агрессивно-наступательном жанре («мы на горе всем буржуям мировой лгбт раздуем» etc.) — они лишь небольшая, крикливая и радикальная часть большой реальности.
А где-то дальше, за ними, — самые обычные люди, про которых вы никогда и не скажете, что они, например, геи.
Суровые мужики и усталые тётки. Силовики, бухгалтерия, слесари-водопроводчики.
И — барабанный бой — среди геев есть и много самых настоящих консерваторов, патриотов, сторонников «режима», у которых не только внешность и жизненный стиль, но и взгляды такие, что вы просто не различите, где они, а где — вы сами.
И — возвращаясь — если бы идея ЛГБТ-движения состояла в том, чтобы несколько расширить границы нормы и мягко объяснить «натуралу», что те несколько процентов людей, в биологии которых имеется такая девиация, ничем не хуже его самого, и точно так же имеют право на... — и далее список юридических возможностей, — это оказалось бы сложно, но не очень сложно.
Потому что девять из десяти «гомофобов», оказавшись нос к носу с самым простым и заурядным человеком «не той ориентации», но без фиолетовых волос, радужных флагов и бравых речёвок, а со ста граммами и солёным огурцом, — просто не нашли бы, что возразить против гражданских прав этого человека.
Есть исключения. Кто-то, конечно, и в этом случае был бы против. Есть те, кто настаивал бы на том, что и в светском обществе должен строго соблюдаться религиозный закон. Есть просто сварливые персонажи, которых по определению раздражают или пугают любые отличия. Всё бывает.
Но для большинства — эти меньшинства, оказавшиеся меньшинствами просто в силу обстоятельств своего рождения и при этом осознающие себя частью большинства, — не были бы драмой.
В конце концов, разве только с геями есть такая проблема?
Я, например, «интеллигент» и, как говорят в народе, «ботаник». А это, скажу я вам, почти то же самое, что «не та ориентация».
Но ничего, я как-то утрамбовался и приспособился. Иду, бывает, по маленькому городу где-нибудь далеко-далеко, а незнакомые люди со мной здороваются, а у храма даже пытаются подойти под благословение. Очки, борода, пальто чёрное. Нет, говорю, извините. В общем, интеллигенты — они хоть и кривовато, но тоже вписываются в вечный русский пейзаж.
Но задача ЛГБТ-движения — совсем другая (и на американском примере мы уже выяснили, какая она).
И никакого отношения к «расширению границ нормы» она, к сожалению, не имеет.
Зато имеет — к полному её, нормы, упразднению, и вовсе не только и не столько уже в смысле геев, эту станцию почти что «проехали», а намного жёстче: чего стоит одна маниакальная фиксация пропаганды на смене пола и проч.
Собственно, «биологическая» риторика а ля «всегда есть несколько процентов людей, устроенных чуть иначе — и что же теперь, отказывать им в правах?» — считается в прогрессивном мире устаревшей и оскорбительной.
Нет, теперь нужно именно настаивать на том, что проблема меньшинств — это не какой-то ситуативный набор обстоятельств, который стоило бы понять и принять наравне со всем остальным разнообразием бытия, — нет, это сознательный выбор, и выбор идеологический, революционный, призванный опрокинуть «вековой гнёт» etc.
И от консервативного обывателя в двадцать первом веке требуется вовсе не мягкость и терпимость. От него требуется покорность той политической дубине, которая сделана, в том числе и из образов ЛГБТ.
Он не должен думать, что «они — такие же, как и мы».
Напротив, он должен приучаться к тому, что «они» (любые политкорректные «они») — как раз таки другие, совсем другие, и гордятся этим, и носят эту «инаковость» как знамя, и, больше того, запрещают ему, обывателю, к этой инаковости прикасаться даже самым уважительным образом, писать об этом, играть такие роли, шутить на эту тему, если он сам находится вне (это называется апроприация).
Таким образом, разговор идёт, увы, не о равенстве, не о правах, не об уважении и гуманизме.
Разговор идёт о подчинении политической машине, для которой геи — это только маленький фрагмент общей картины переделывания жизни, сравнимого с прежним коммунистическим.
И как должны себя чувствовать все эти бухгалтеры и водопроводчики, которых заодно, чохом, записали в ряды этой монструозного нео-ВКП(б), штурмующей патриархальность и прочее угнетение?
Должно быть, им неловко, и они хотели бы, чтобы их оставили в покое.
Ровно того же самого хочет и стандартно устроенный обыватель.
Но машина едет всё быстрее и останавливаться не планирует.
