Ботинок Хрущёва стал оружием русофобов
Ровно 60 лет назад на заседании Генассамблеи ООН в Нью-Йорке случился знаменитый «инцидент с ботинком Хрущёва», который до сих пор вспоминают как позор отечественной дипломатии. В реальности всё происходило не так, как принято описывать, и стало частью информационной войны против СССР. Эту войну всё ещё можно выиграть постфактум.
Психологи называют это «эффектом Манделы»: вы и ещё тысячи, может быть, даже миллионы людей «точно видели» и «точно помните» нечто, чего в реальности не было. Ошибка коллективного сознания названа по имени бывшего президента ЮАР, поскольку его смерть в 2013 году удивила солидное количество пользователей Сети: некоторые были убеждены, что читали статьи о смерти Манделы в тюрьме ещё в 1980-х.
И сразу спойлер: Никита Хрущёв, стучащий ботинком по трибуне ООН с обещанием «показать кузькину мать», — это тоже «эффект Манделы». Подобная сцена была в фильме Леонида Гайдая «На Дерибасовской хорошая погода», но все фотографии первого секретаря ЦК КПСС с ботинком в руке — подделка.
По ряду причин этот «эффект Манделы» поразил даже самого Хрущёва. В своих мемуарах он пишет, что стук сперва кулаками, а потом и ботинком стал реакцией на выступление представителя Испании — то есть, с точки зрения СССР, представителя фашистской хунты, незаконно захватившей власть. При этом Хрущёв ссылается на опыт депутатов дореволюционной Госдумы, которые выражали своё возмущение громким топотом.
Проблема в том, что «обструкция испанского фашиста» произошла более чем за неделю до того, как хрущёвский ботинок (точнее, полуботинок, произведённый, по некоторым данным, в ФРГ) прославился на весь мир.
Другой очевидец — глава МИД СССР Андрей Громыко утверждал в мемуарах, что Хрущёв вооружился ботинком в ходе речи британского премьера Гарольда Макмиллана, который «употребил особенно резкие слова по адресу Советского Союза и его друзей».
Однако источники, писавшие об инциденте «по горячим следам», связывают нервную реакцию первого секретаря с другим выступавшим — главой филиппинской делегации Лоренцо Сумулонгом. Одна из подготовленных речей первого секретаря была посвящена деколонизации, и филиппинец ответил на неё призывом к СССР «деколонизировать» Восточную Европу, в том числе Прибалтику.
Это было переходом за грань. Хрущёв решил выразить протест, но микрофон был только на трибуне, поэтому он попытался привлечь внимание к своим «репликам с места» с помощью сперва кулака, а потом и злосчастного полуботинка.
Такие хрущёвские характеристики выступавшего, как «шут гороховый» и «лакей американского империализма», доставили переводчикам трудности не меньшие, чем «кузькина мать», проникшая в политическую лексику ещё в 1959-м.
В тот день фотограф The New York Times успел запечатлеть обувь первого секретаря на столе перед ним, но стучал ли ей Хрущёв на самом деле — показания разнятся. Сразу несколько американских журналистов утверждают, что советский лидер просто взял ботинок в руку, слегка им помахал, пару раз тюкнул по столу, но «барабанного боя» каблуком по дереву так и не случилось.
Как ботинок Хрущёва оказался на столе советской делегации, тоже не установлено однозначно. По версии внучки, первый секретарь разулся для удобства и машинально подхватил туфлю, когда нагнулся под стол за слетевшими часами — они расстегнулись, пока тот молотил кулаком по столу. В том, что касается часов, эту версию подтверждает и переводчик Хрущёва — Виктор Суходрев.
В версии сына Хрущёва Сергея, полуботинок слетел с ноги отца, когда кто-то в суматохе наступил ему в зале на пятку. Якобы Хрущёв решил скрыть этот конфуз и просто сел на своё место. Завёрнутую в салфетку обувь к столу принёс персонал ООН, а обуться в сидячем положении советскому лидеру помешали живот и узость пространства между столом и креслом.
Как бы там ни было, Хрущёв не барабанил своей обувью по трибуне ООН, а если и стукнул ею по столу советской делегации, это носило случайный характер и не было перформансом, который засвидетельствовал бы весь мир. Вариант с трибуной и шумовой атакой, как вопиющее нарушение всех норм дипломатии и этикета, возник уже позднее и живёт до сих пор в статьях (вот, к примеру, материал в британской The Guardian, посвящённый инциденту) и речах политиков (среди прочих отметился бывший постпред США в ООН Джон Болтон — русофоб из русофобов).
Если бы стук ботинком продолжался дольше нескольких секунд, он был бы зафиксирован камерами. Впоследствии американские телеканалы специально разыскивали в своих архивах подобные кадры — и не нашли.
Другими словами, первый секретарь ЦК КПСС с ботинком на столе — это, конечно, казус, но ещё не скандал. Попытки прервать филиппинца стоили советской делегации 10 тысяч долларов (штраф за нарушение порядка), но сам инцидент проще всего охарактеризовать в шекспировском духе — «много шума из ничего».
А шума действительно много. Когда скандал с «горячими» подробностями возникает не по итогам самого события, а позднее, причём имеет признаки искусственной раскрутки, в ситуации принято прозревать информационную войну. Именно с ней и столкнулся Хрущёв в Соединённых Штатах.
Ранее газета ВЗГЛЯД подробно писала о первом в истории визите советского лидера в США. Для Хрущёва изначально готовили ловушку: недалёкий и неотёсанный первый секретарь должен был опозориться на всю планету. Однако этого не произошло — Хрущёв прошёл все или почти все испытания с достоинством и в буквальном смысле покорил Америку, идёт ли речь только об американской прессе или об обществе в целом.
Осознав, что мероприятия по дискредитации советского режима вдруг пошли не по плану, из Вашингтона на места спустили новые правила приёма советского лидера: например, запрет смеяться над хрущёвскими шутками. Но не помогло и это:
если по прибытию в США Хрущёва встречали толпы молчаливых американцев, взиравших на коммунистического вождя с явным страхом, то провожали его плакатами в духе «Спасибо!» и «Приезжайте ещё!».
Спустя год он вернулся и отнюдь не для того, чтобы пугать Генассамблею своей обувью. Программа визита была хорошо спланирована и содержала в себе множество ходов, красота которых хорошо видна именно теперь.
Например, уже на следующий день после прибытия в Нью-Йорк, где его поселили в роскошных апартаментах, Хрущёв вдруг ринулся в чёрный Гарлем, куда белые господа того времени не заглядывали. Там же, в грошовой гостинице он встретился с Фиделем Кастро, и эта встреча произвела фурор — то, что оба лидера буквально источали обаяние, нехотя признавала даже консервативная пресса США.
Демарши в ООН — это тоже не про плохое воспитание, а про борьбу с колониализмом. В тот год независимость получили ещё 17 африканских стран, которые Москва хотела бы видеть в числе своих союзников, поэтому колониальную модель советская делегация ругала по поводу и без — как эксплуатационную, расистскую и бесчеловечную.
Если посмотреть на это из современной Америки SJW и BLM, Хрущёва нужно не штрафовать, а носить на руках как прогрессивного лидера, предвосхитившего будущее. Но вместо этого обычно вспоминают про ботинок — историю, призванную дискредитировать первого секретаря. Её раздули, живописали, преувеличили — и, судя по всему, сделали это намеренно.
Американская пропаганда как будто мстила Хрущёву за прошлогодний визит, описывая произошедшее в Генассамблее как выходку опасного, агрессивного, невоспитанного и глупого человека. При этом в Вашингтоне отлично понимали, что подобные фокусы с обувью абсолютно неприемлемы с точки зрения культур многих развивающихся стран в Азии и исламском мире, на которые и был рассчитан хрущёвский пафос о деколонизации.
Советская же сторона, осознав, что некие манипуляции с ботинком отрицать невозможно, подала их как громкий протест против фашизма. Лучше уж так, чем вдаваться в глупые объяснения, тем более упоминать призыв филиппинца к деоккупации Прибалтики.
В конечном счете, этот, как сказали бы сейчас, хайп полностью перекрыл собой и суть произошедшего, и всю остальную программу пребывания Хрущёва в США. Причём не только для американцев, но и для советских граждан.
Четыре года спустя инцидент с ботинком был назван «постыдным эпизодом» и стал одним из формальных оснований для отстранения Хрущёва от власти путём аппаратного переворота.
То есть форма дискредитации первого секретаря, придуманная американцами, пригодилась сначала Брежневу, а потом (ближе к развалу СССР) — ненавистникам Хрущёва из числа фанатов Сталина, которого тот «предал» и «очернил».
Теперь все эти соображения неактуальны, и демарши Хрущёва в ООН стоит вернуть к тому, чем они были на самом деле — к политической игре советской делегации против колониальных идей, чего западный мир не мог оценить в 1960-м, но не может не оценить сейчас.
«Нравится вам это или нет, но история на нашей стороне», — провозгласил первый секретарь в тот день. Сегодня мало кто рискнул бы ему возразить — колониализм однозначно подаётся во всём мире как то, чего нужно стыдиться.
Неоднозначное, часто скептическое отношение к фигуре Хрущёва на родине объяснимо и даже оправдано. От завоеваний его эпохи захватывает дух, но и знаменитый «волюнтаризм» не был наветом: из-за упрямства и переоценки собственной компетентности первый секретарь успел наломать немало дров. Однако он ни в коем случае не был тем, кем его пыталось выставить окружение Эйзенхауэра и Брежнева — тёмным и бесхитростным увальнем, дискредитирующим свою страну.
12 октября 1960 года на заседании Генеральной Ассамблеи ООН председательствовал ирландец Фредерик Боланд. Первый секретарь ЦК КПСС вывел его из себя настолько, что деревянный молоток модератора не выдержал и сломался с последним ударом. Боланд характеризовал Хрущёва как «воплощение стихийного насилия» и «опьянённого властью доктринёра, подобного Гитлеру». И в то же время признавал:
«Эти опасные качества сглаживались острым умом, тонким чувством юмора и значительным количеством простой человечности».
Об «общеизвестном величайшем позоре Хрущёва» — стуке ботинком — он не упоминал ни разу.
Дмитрий Бавырин
