Франклин — хороший понт дороже денег. В чём секрет человека с купюры $100?
315 лет назад, 17 января 1706 г. родился один из самых узнаваемых людей планеты Земля. Его узнаваемость гарантируется постоянной эмиссией национальной валюты США. Стодолларовых купюр становится всё больше, а этот человек как раз на них и изображён. Да, это Бенджамин Франклин.
В США его фигура давно превратилась в настоящего идола, и это ещё мягко сказано. Наши соотечественники старшего поколения должны помнить, как с самого детства всем ставили в пример мальчика по имени Володя Ульянов. Он, разумеется, был такой же, как и все, и «тоже бегал в валенках по горке ледяной». Но при этом он был гораздо лучше прочих. Можно сказать, что приближался к абсолютному идеалу. Если верить книге «Наш Ильич», а конкретно — главе воспоминаний о детстве Ленина, то Володя и кушал хорошо, и перед сном обязательно чистил зубы, и с самого раннего возраста проявлял задатки лидера: «Его всегда выбирали атаманом. В игре он был очень справедлив. Он был сильный мальчик, но терпеть не мог драк... Бывали случаи, что он осуждал себя, доказывая, что неправильно поступил, как атаман». Словом, ребёнок, до тошноты правильный, послушный, застёгнутый на все пуговицы.
Точно таким же, только с поправкой на американский образ мысли «сделай-себя-сам», стал и Бенджамин Франклин — один из отцов-основателей США. Более того. В Америке точно так же перегнули палку с созданием из конкретного исторического деятеля со всеми его плюсами и минусами какого-то невыносимо сусального персонажа. Разумеется, и тут тоже начали с самого детства героя. Дошло до того, что ко дню его рождения приурочили всемирный праздник — День детских изобретений. Почему? А потому, что маленький Бен, оказывается, изобрёл ласты для плавания. То, что приоритет в этом изобретении вообще-то за Леонардо да Винчи, а если разобраться, то и вовсе за безымянными пловцами и ныряльщиками Юго-Восточной Азии, никого не волнует. Сказано — Франклин, значит Франклин.
Началось это не сегодня, и даже не вчера. Желающие убедиться могут ознакомиться с прекрасным рассказом одного американского писателя, произведения которого во многих штатах исключили из школьной программы, а книги изъяли из библиотек. Итак, Марк Твен, «Покойный Бенджамин Франклин»: «Герой сего рассказа поставил себе цель замучить будущие поколения и отнять у них безмятежное детство... Афоризмы его так и пышут враждой к мальчикам. Нынешний мальчик не может следовать ни одному своему нормальному инстинкту, без того чтобы сразу не нарваться на какой-нибудь бессмертный афоризм и фамилию Франклина. Если он покупает на два цента земляных орешков, отец скажет: „Помнишь ли ты, сын мой, что говорил Франклин: „Деньга деньгу куёт“, — и земляные орешки теряют всю свою сладость...»
Действительно, из всего литературного наследия Франклина чаще всего цитируют его афоризмы, называя их пышно и красиво, например «Жизненные принципы величайшего американца». Хотя тот же Марк Твен ехидно прошёлся и по ним: «Претенциозные афоризмы, которые этот человек в своих потугах быть оригинальным переделывал из истин, навязших в зубах ещё во времена вавилонского столпотворения»
Между тем, если внимательно прочитать его настоящий хит — книгу воспоминаний о своей жизни, которую издатели традиционно называют «Автобиография» — многое станет понятно, а образ этого и впрямь нерядового человека будет, наконец, лишён той благолепной ерунды, что на него навесили.
Главный вопрос, который возникает в процессе этого увлекательного чтения, такой: «И всё же, что было для Франклина важнее — быть, или казаться?» Как ни странно, при всех его реальных заслугах, временами хочется склониться к варианту «казаться». Он, в общем, не особенно это и скрывает: «Я заботился не только о том, чтобы в реальности быть деловым, толковым и энергичным. Но и о том, чтобы эти качества были всем заметны. Например, покупая бумагу для печатни, я вёз её через весь город — непременно, сам, и, непременно на скрипучей тачке, так, чтобы все меня заметили. Работая по вечерам, я садился у окна и, видя моё трудолюбие и неутомимость, торговцы часто предпочитали покупать товары у меня, а не у моих конкурентов».
Вообще-то это называется самопиаром. В «пацанской» среде так и говорят: «Хороший понт дороже денег». И это вполне справедливо. Умение нравиться — достаточно мощный ресурс. Главная заслуга Франклина состоит как раз в том, что он был одним из первых, кто подошёл к этому делу системно.
Скажем, приехав в 1776 г. в Париж в поисках могущественного союзника в деле борьбы молодого американского государства за свободу и независимость от британской метрополии, Франклин сделал шикарный ход. Он, прекрасно знакомый с европейской модой, решил, что называется, сломать систему. И облачился в вызывающе скромный коричневый костюм. А для дополнения образа нахлобучил на голову меховую шапку, в которой никакой реальной нужды не было.
Но была имиджевая необходимость. Олицетворяя образ вольтеровского «благородного дикаря», хитрый сын мыловара попал в самую точку. Вот что он писал своей дочери из Франции: «Лицо твоего отца стало настолько узнаваемым во Франции, что его можно найти на медальонах, кольцах, часах и табакерках, а также на рисунках и гравюрах, раскупающихся как горячие пирожки». На протяжении долгих семи лет он был чуть ли не самой модной фигурой Парижа. Второй президент США, Джон Адамс, сопровождавший его, писал: «Слава Франклина была более всеобщей, чем Лейбница или Ньютона, Фридриха Великого или Вольтера, и никто из них не возбуждал такой любви и уважения своей личностью... Он был популярен у правительства и у народа до такой степени, что едва ли был горожанин или крестьянин, камердинер, кучер или лакей, горничная или судомойка, которая не знала бы о нём и не считала бы его другом человечества».
Он сумел обаять даже славящихся своим недоверием русских. Так, едкий и острый на язык Денис Фонвизин, познакомившийся с ним, называл его не иначе, как «Славный Франклин», и, похоже, «идеальный американец» стал прототипом Стародума из комедии «Недоросль».
Им были очарованы и такие выдающиеся умы, как Николай Карамзин и Екатерина Дашкова. Вообще в России Франклина любили и почитали, пожалуй, все. Все, кроме самого главного человека Империи — Екатерины Великой.
Она имела для того причины. Давным-давно, в 1762 году, «Пенсильванская газета», редактором, автором и издателем которой был Франклин, проехалась по Екатерине, которая только-только взошла на престол в результате дворцового переворота: «Будучи иностранкой, она не имеет ни капли крови российских царей в своих венах, её восхождение на трон есть случайный выбор нового правления. Нынешняя царица не похожа на настоящую женщину из Московии...» Екатерина, которая всю жизнь старалась быть образцом русского человека, запомнила это надолго. Когда вся Франция, включая королеву Марию-Антуанетту, восхищалась простотой манер заезжего республиканца, находя их «премилыми и забавными», русская императрица обронила: «Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним». И как в воду глядела. Очень скоро «премилые республиканские манеры» восторжествуют в самой Франции, вот только забавного в них будет немного.
В мае 1790 года, через месяц после смерти Франклина, в разгар Французской революции, в России выйдет книга Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Всем известно, что Екатерина, ознакомившись с её содержанием, даст автору характеристику: «Бунтовщик хуже Пугачёва». Однако эта характеристика неполная. Вот как она выглядит целиком: «Бунтовщик хуже Пугачёва, а в конце хвалит Франклина как начинщика и себя таким же представляет».
