Дневник Лидии Андросовой. Страницы из жизни «Молодой гвардии»

Это настоящие выдержки из дневника Лидии Андросовой – одной из участниц Молодой гвардии - архивные материалы из запасников Краснодона. Спасибо за то, что мне позволили увидеть эти материалы сотрудникам музея и Краснодонским поэтам.

Учитывая количество инсинуаций и передергиваний, фальсификации истории и попыток реабилитации фашизма, сегодня становится особенно важным кропотливое изучение, а порой и переосмысление подвига наших отцов и дедов в годы Великой Отечественной войны. В особенности это актуально для Новороссии, жителям которой через 70 лет после разгрома фашистской коалиции вновь пришлось столкнуться с агрессией со стороны идеологических сторонников фашизма, а также коллаборантов. Причем столкнуться не только в политическом смысле, но и в огневом контакте, на поле боя.

Безусловно, образ Лидии Андросовой, равно как и образ других героев «Молодой гвардии», подвергся значительным изменениям со стороны советского писателя Александра Фадеева. Исходя из литературных потребностей, собственного видения ситуации, а также подчиняясь актуальным на тот момент требованиям и установкам литературной цензуры и партийной ситуации, писатель изобразил юных героев так, как хотелось ему самому, а может просто было удобно.

В итоге, роман «Молодая гвардия» Александра Фадеева даже вызвал недовольство со стороны родителей погибших героев. Так родители Лидии Андросовой Дарья Кузьминична и Макар Тимофеевич выражали неудовольствие тем обстоятельством, что Фадеев не только не совсем верно изобразил их дочь, но и несколько свободно распорядился фактами.

В частности, писатель описал ситуацию таким образом, якобы дневник Лидии попал в руки к немцам. Многие советские граждане, в том числе жители Краснодона, восприняли это как свидетельство легкомыслия и едва ли не причину провала всего подполья. В то же время, несмотря на свой юный возраст, Лидия Макаровна Андросова отнюдь не была легкомысленна.

Впоследствии Александр Фадеев написал Андросовым письмо, в котором высказал свое мнение по этому вопросу. Будет разумным привести здесь текст письма полностью.

* * *

«Дорогая Дарья Кузьминична и Макар Тимофеевич!

Прошу извинения, что благодаря исключительной занятости с таким опозданием отвечаю на Ваши письма. Вы, конечно, совершенно правы, что дневник Вашей дочери Лиды никогда не попадал к немцам. Дневник этот находится у меня, и я Вам его с глубокой благодарностью возвращаю. Но Вы не вправе обижаться на меня за то, что в моем романе есть известная доля художественного вымысла.

Хотя герои моего романа носят действительные имена и фамилии, я писал не действительную историю «Молодой гвардии», а художественное произведение, в котором много вымышленного и даже есть вымышленные лица. Роман имеет на это право. Если бы в моем романе был искажен самый смысл и дух борьбы молодогвардейцев, я заслуживал бы всяческого обвинения. Но вымысел в моем романе способствует возвышению подвига молодогвардейцев в глазах читателя, и поэтому Вы не вправе меня обвинять.

Все, что я написал о Вашей дочери, показывает ее как девушку очень преданную и стойкую. Я сознательно сделал так, что ее дневник будто бы после ее ареста попал к немцам. Вы лучше меня знаете, что в дневнике нет ни одной записи, которая говорила бы о деятельности «Молодой гвардии» и могла бы послужить для немцев на пользу в смысле раскрытия «Молодой гвардии». В этом отношении Ваша дочь была очень осторожна. Следовательно, допустив такой вымысел в романе, я не кладу никакого пятна на Вашу дочь.

Но по дневнику Вашей дочери видна ее чистая любовь к Николаю Сумскому. И в этом же дневнике выражена и преданность к Советской Родине и ненависть к немецким и румынским оккупантам. Весь вымысел в том, будто дневник Вашей дочери попал к немцам, нужен был мне как раз для того, чтобы показать:

1) что немцы с особенной силой терзали Вашу дочь, зная ее советский дух,

2) что немцы знали о ее любви к Сумскому и пытались вынудить у нее признание о любимом человеке. Этих обстоятельств не было на самом деле, возможно, и не знали об этом, а только догадывались. Но я посчитал возможным ввести это в роман, чтобы тем самым подчеркнуть и возвысить стойкость Вашей дочери и ее бессмертный подвиг.

Кроме того, я смог, благодаря этому вымыслу, привести в романе два подлинных отрывка из дневника Вашей дочери, характеризующих ее как глубоко советскую девушку, с презрением относящуюся к захватчикам. Таким образом, Вы, видите, что мой вымысел не только не порочит Вашу дочь, а наоборот - возвышает ее подвиг.

Это место так и воспринимается всеми читателями, А если среди Ваших соседей, как Вы пишите, есть люди, которые в дурном смысле используют это место романа, то это чуждые советскому духу люди, или просто люди глупые. С их мнением вряд ли кто-нибудь будет считаться.

Еще раз извините за задержку с ответом.

Желаю Вам всего хорошего.

А.Фадеев».

* * *

Разумеется, Лидия Андросова не отличалась наивностью и не оставил в своем дневнике ничего, что могло бы скомпрометировать ее или соратников. Вместо большинства имен стоят инициалы. Буквально в нескольких местах упоминается с подчеркиванием, что они с Колей «писали песни в альбом» (вероятно, занимались подготовкой листовок), что можно понять буквально, как угодно. В двух или трех местах упоминается о «деле», но все это ровным счетом ничего не значит и едва ли могло навести фашистов на мысль о том, что девушка вовлечена в подпольную деятельность:

«К нам приходят товарищи по школе Ю. П., В. Ж. и мой любимый друг К. С. К. С. замечательный юноша, 18,5 лет, среднего роста, стройный, любящий меня, деловой и особенно деловой… Можно писать много хорошего о нем, но мне пока достаточно и этого».

Или в другом месте:

«Я читала книгу «Город в степи». Как скучно! А на работу все-таки идти не хочется. Вечером был Коля. Девочки ходили отмечаться, а оттуда заходили ко мне. Пели, шутили. Коля ушел рано (по делу)…»

Ребята действительно были весьма осторожны. Уже после войны, в 1967 году, мать Лиды Дарья Кузьминична Андросова вспоминала:

«За несколько дней до дня Конституции Лида сказала мне: «Мама, ты не будешь возражать, если у нас покрасим флаг?». Я согласилась. Н. Сумской, В. Жданов… ходили пешком в Луганск и раздобыли краску. Вечером пришел Коля Сумской, Надя. Дома были я, отец и Лида. Дочка уже поставила греть воду. Я сказала Сумскому «Коля, давай я покрашу флаг. Вы ходите в полицию отмечаться и там могут заметить на руках краску». Так я покрасила флаг. Он был большой, из старой простыни. Его шила Лида на машинке. На следующей день Лида, Шура Ищенко, Коля Сумской и Володя Жданов пошли вешать флаг на шахту №1. Хотели повесить на трубе. Но шахту охраняет семь полицейских. После этого Лида флаг отдала Нине, чтобы она спрятала. Этот флаг после освобождения Краснодона был передан ее матерью в музей».

Сегодня это практически невозможно представить, но ребятам удавалось действовать под самым носом у немецкой полиции и гестапо, коллаборационистов и полицаев и т. д. Вероятно, причиной провала стало все-таки предательство одного из членов группы. Хотя правды мы уже не узнаем, а потому нет никакого смысла обсуждать в сослагательном наклонении события, разобраться в которых не представляется возможным.

Дневник, который Лидия Андросова начала вести всего за полтора месяца до своей ужасной кончины, написан лаконично, если не сказать скупо. Возможно, причиной тому нежелание доверять лишнее бумаге, которую в любой момент могут прочесть при обыске враги, или же специфика характера Лиды. 25 ноября 1942 года девушка пишет первое сообщение.

«Я уже писала дневник и писала довольно долго, но положение заставило бросить писать. Одно то, что мы уже 5-й месяц являемся оккупированными проклятыми немцами. Второе то, что само содержание дневника мне не особенно нравится. Бесконечная ревность, слезы и т. д. Буду писать о лучшей дружбе. Ведь без дружбы никак нельзя. Дружба – наилучшее в нашей жизни и особенно в этот тяжелый период. Да, действительно тяжелый и очень даже тяжелый период. Нас, комсомольцев, заставляют каждый день ходить отмечаться в полицию. Так как наши девочки, а так же и я, все работают на шахте, то нас не посылают на бесплатные работы. А какая нам плата? 350 гр. хлеба и 5 р. 60 коп. упряжка. Я бы ни за что не работала, но работа меня спасла, меня не забрали в Германию, хотя и были повестки, не забрали также в Сталино. Скоро, наверное, всех заберут. Нет, не бывать этому».

Возможно, основной причиной, по которой Лидия Макаровна была так сдержана в своих излияниях, является банальная усталость от постоянного изнуряющего труда. Возможно также, что семья испытывала недостаток в средствах и для того, чтобы много писать не было в достаточном количестве чернил и бумаги.

Современной молодежи практически невозможно представить себе то напряжение, в котором жителям оккупированного Краснодона удавалось не только выживать, но и любить, находить время и силы для досуга, а в случае «Молодой гвардии» и множества других подпольщиков – еще и отдавать свои ночи тяжелому и опасному труду, подрывной деятельности и т. д.

В какой-то мере подпольная работа является даже более изматывающей и трудной, чем непосредственное участие в боевых действиях. Что же касается трудовых повинностей русских людей под оккупацией, их рациона и ужасающих условий быта – пожалуй, сегодня из представителей подрастающих поколений ничего подобного представить себе просто не в состоянии.

1 декабря 1942 года Лидия Андросова пишет:

«С восхода до захода солнца была на работе. Как тяжело. Все болит. А радостно, потому что отступают немцы. Вечером приходил ко мне Коленька. Мы с ним сидели до 9-ти часов. Как не хотелось расставаться с ним, но нужно. Он просил меня не читать книгу вечером, но я читала. Разве я виновата, что не хочу рано ложиться спать? Конечно нет».

И в другом месте:

«Работала на восточной стойке с Валей П. Подносили лес, крепления. Работенка хорошая: не пыльная и не денежная. Немец сегодня заставил отца быть десятником, и что им от него нужно. А впрочем, пусть лучше работает для быстрейшего разгрома врага. Его вызвали опять на работу. Я ходила отмечаться с Надей П. Отметили до 19-го».

Работа была не только тяжелой, но часто и унизительной. 11 декабря 1942 года Лида Андросова жалуется дневнику:

«Работаем с Ниной на новой работе «инженерами» по строительству уборных. Плакали».

То есть, юная девушка трудится в мороз, получая 350 граммов хлеба в день, занимается переноской крепежного леса и других тяжестей и считает это «хорошей работенкой». А после изнурительного трудового дня оказывается вполне способна не только встретиться и провести время с другом (если верить дневнику, Лидия встречалась с друзьями, занималась бытовыми вопросами, проведывала больных друзей и т. д. практически каждый день), а после еще читает книгу. При этом, вполне вероятно, ночью Лидия занимается подготовкой листовок или другой деятельностью, направленной на помощь подполью.

Вероятно, выносливость девушки можно и нужно ставить в пример молодежи, которая живя в вполне комфортных условиях и хорошо питаясь воспринимает выполнение своих трудовых обязанностей или даже саму учебную деятельность чрезвычайно изнуряющей.

Питание жителей оккупированного Краснодона в 1942 году было ужасным. 8 декабря Лидия пишет:

«Папа в отпуску. Он и мама едут менять в Орловку». И позже: «Мама и папа выменяли ячменя. Мама готовит тесто мне на пирог. Я проводила Наденьку и пошла к Нине за дрожжами».

В ту субботу, 12 декабря 1942 года, у Лидии Андросовой был день рождения. Родители не зря потратили выходной день на то, чтобы отправиться в соседний населенный пункт меняться – нужно было чем-то угостить в день совершеннолетия любимую дочь, а заодно и ее гостей. Праздничный стол накрыли, как могли: пирог из ячменной муки и закваска. Тем не менее, все были очень рады и довольны.

«12 декабря. Суббота. Сегодня великий праздник «День выборов в верховный совет СССР». Мне сегодня ровно 18 лет. Вечером приходили Кол, Нина и Надя П-ва. Остальные не пришли. Ниночка подарила мне свое фото с Клавой, открыточку и пожелание. Мама подарила 4-е метра батисту на платье. Коленька подарил мне коробочку пудры и роговой гребешок. За подарки я их всех поцеловала, угостила, чем могла. Пирогом и закваской. Все пожелали мне счастья, поправки и т. далее. Играли в карты. В 9 часов разошлись», - пишет счастливая девушка.

Эти пассажи из дневника Лидии следовало бы обязательно показать школьникам и студентам младших курсов ВУЗов для того, чтобы они по достоинству оценили, как «тяготы» военного времени в ЛНР несопоставимо отличаются от того ужаса на грани физических и психических возможностей, в котором постоянно на протяжении нескольких лет приходилось жить советским людям на оккупированных врагом территориях. Притом, что многие остались в тылу врага сознательно, чтобы вести подрывную деятельность, одно только подозрение в которой могло обречь на ужасные пытки в гестапо и мучительную смерть.

За несколько недель до освобождения…

Ужасная трагедия «Молодой гвардии» - подпольная организация, созданная молодыми людьми, была раскрыта всего за несколько недель до того светлого дня, когда в Краснодон ворвалась Советская Армия.

Ирония судьбы: предполагаемые предатели (их имена авторы исследования намеренно не называют, так как до сих пор точно не установлено, кто конкретно сделал донос и споры об этом в определенных кругах продолжаются по сей день) сделали свое черное дело и погубили семь десятков молодых и невинных жизней, когда фашисты уже готовились к отступлению. Как только советские войска вошли в город, предателей схватили; солдатам едва удалось оттеснить толпу, пытавшуюся разорвать их на части. Мать одного из арестованных просила позволить ей лично застрелить сына. 19 сентября Луганское НКВД расстреляло троих мужчин, обвиненных в предательстве «Молодой гвардии».

В дневнике Лидии Андросовой предчувствие скорого освобождения от ненавистного ига фашистских захватчиков. 29 ноября 1942 г. девушка пишет:

«Как жаль, что сегодня рабочий день!.. Вдруг к нам зашла соседка и сообщила радостную весть… отступают немцы. Мама быстро оделась и пошла смотреть. Они действительно ехали на Запад, на теплые зимние квартиры».

И позже, 8 декабря:

«…приходила Люся Л. Она рассказывала много нового о фронте. Румыны и итальянцы не хотят воевать, а их заставляют. Сейчас сами немцы держат оборону на Морозовской…»

В Воскресенье, 12 декабря, Лида праздновала свое совершеннолетие. Праздник совпал с «Днем сталинской конституции». Чтобы отметить событие, Лидия и ее соратники по «Молодой гвардии» пытались повесить знамя, но фашисты были настороже:

«Вчера был наш праздник «День сталинской конституции». Полиция в этот день была на постах. Боятся, чтобы не повесили знамя или листовки».

Уже в среду девушка сообщает новые радостные вести:

«16 декабря. Среда. Да, чуть не забыла. Сегодня приходил к папе мужчина и говорил, что в Сорокино много немцев. Они отступают через Ворошиловград. Ох, сколько радости! Да и вообще они уже везде отступают. Самолеты летают очень и очень редко и в газете они нет, нет да и забрешутся, как собаки».

Одни из последних записей в дневнике сделаны в период с 20 по 24 декабря 1942 года – началось масштабное отступление; через Краснодон идут разбитые, полуголодные и умирающие от холода, румынские войска:

«20 декабря. Ночью, в 11 часов, папа пришел с работы и сказал, чтобы мы вышли на улицу и послушали гул орудий. Я и мама слышали в течении 5 минут два выстрела. Как радостно и в то же время жутко.

22 декабря. Вторник. С утра на работе. Как весело! Сегодня у нас по дороге отступали румыны. Проехали 84-е подводы, 6 машин и 1 мотоцикл. Это у нас. А по другим дорогам едут и день, и ночь. Без конца и без края. Прямо с работы пошли в полицию. У Нади стоит на квартире румынка. В полиции нам приказали, чтобы мы принесли им простыни, одеяла, подушки… В больнице уже есть раненные… Через несколько дней будет отдых. Три недели работали без отдыха.

23,24. 12.42 Среда, четверг. Все ехали румыны. Пересчитать невозможно… К вечеру все проехали. Ночью бомбили и бросали листовки».

Какая трагедия! Эта нарастающая радость в юном сердце, предвкушающем скорое освобождение от оккупантов, была растоптана доносом предателя. Вместо слез счастья на лице при виде советских войск – невыносимые пытки и смерть в застенках. А ждать оставалось так недолго…

Преданность юной девушки своей Родине и своему народу является эталонной. Тот факт, что ожидание освобождения от оккупантов и прорывающаяся ненависть к ним занимает в коротком повествовании значительное место, только подчеркивает, до какой глубины души Лидия верила в те вещи, которые многих подросткам (и, увы, взрослым) сегодня кажутся неважными и надуманными.

Невинная любовь Лидии Андросовой

Целомудренная и нежная любовь Лиды и Николая Сумского даже в тех немногих строках, которые посвящены ей на страницах дневника. Моральная и нравственная чистота девушки и ее возлюбленного, наверное, могут показаться современной молодежи наивными, тем не менее, они прекрасны и совершенны достаточно, чтобы стать темой для отдельного, более глубоко и вдумчивого исследования.

Незатейливые игры и досуг молодежи тех лет (тем более прекрасный своей спокойной вдумчивостью, что за ним скрывалась смертельная опасность подрывной работы и каторжный труд в полуголодном состоянии), друзей и знакомых Лиды, вызывает невольное восхищение и должен быть показан подрастающему поколению как качественная альтернатива суетности и пустоте цифрового общения и бессмысленности многих современных забав молодежи.

Высокие отношения Лидии и Николая также являются эталоном нравственности, полезным в качестве примера для подрастающих поколений.

29 ноября 1942 года Лидия Андросова впервые упоминает своего любимого:

«С 19-го числа я лежала в постели, болела гриппом. К. С. приходил проведывать меня каждый день. А с понедельника пошел «по больнице», так приходил и два раза на день. Желал мне быстрее выздоравливать. Вообще я его люблю и никогда не изменю».

28 ноября 1942 года, за полтора месяца до трагической и мучительной смерти, между юными и чистыми сердцами происходит трогательное объяснение:

«… Дома меня ждал Коля. Вскоре пришла Ниночка, а вскоре и Юрий. Ниночка только начала ворожить на него и он заявился. Какой легкий на вспомин! Немного позже пришли В. Д. и В. С. Как хорошо играет на гитаре В. Д.! Да, он мой хороший товарищ, но плохо, что трус. В. Д. и В. С. были недолго. Мы по парочкам посидели еще немного. Ниночка учила Юрочку играть на гитаре, а мы с Коленькой разговаривали. Я их проводила. Хоть бы скорее у Ниночки дело наладилось. Какая была бы красота!..

И здесь, у нас в комнате, наступила долгожданная минута. Коленька усадил меня на колени и мы долга сидели молча, не находили слов для разговора. Какое счастье, что мы вдвоем! За 4-е месяца один раз мы встретились так мило, что, казалось, никто нас не мог разбить. Коля целовал меня в губы, щеки, шею, везде, где только было можно, я его тоже целовала. Потом разговаривали. Вскоре пришла Ниночка, а Коля посидел минут 15 и стал собираться домой. Ниночка попросила нас поцеловаться при ней. Мы исполнили просьбу, а она сказала: «Вот молодцы!». Долго сидели с Ниной, все разговаривали о е делах с Ю. П. Я сделаю все. Пришла мама и спрашивает: «Можно войти?». Мы с Ниночкой рассмеялись. Она думала, что я с Коленькой, а я с Ниной. Я проводила Ниночку, поцеловались по-дружески. Я ей пожелала быстрейшего выздоровления. Немного почитала и легла спать. А по-немецки только 8 часов».

8 декабря, девушка уже более открыто говорит об их отношениях и переживаниях:

«Приходил Коля. Я писала песни в альбом. Мы пошутили с ним немного, пришла мама и мы вместе пошли проведать Ниночку. Ее здоровье не улучшается. Немного посидели, пожелали выздоровления и пошли домой. Как я привыкла к Коленьке. Все кажется, что вот он уйдет куда-то от меня и не придет. Да, в жизни все случается.

… Коля ушел сегодня очень рано. Ему нужно было зайти к Т. В. Эти мне дела еще! Мне скучно, а ему дела! Я не обижаюсь, конечно, а даже помогаю ему с большой охотой».

Особо подчеркнутое «писала песни в альбом» встречается в дневнике два или три раза. Вероятно, речь идет о какой-то активности, направленной на помощь делу подполья. Очевидно, «дела» Николая также касались какой-то конспиративной активности.

16 декабря происходит внезапная размолвка, закончившаяся пламенными признаниями в любви. Быть вместе и просто жить влюбленным оставалось всего 23 дня.

«Вечер намечался хороший, но испортился. Володя не пришел. Коля и Юра собрались уходить очень рано. Коля почему-то не веселый. Я стала говорить ему, почему он идет рано домой. Он сказал, что дежурят полицейские и румыны. Я не поверила ему, что он пойдет прямо домой. Он проводил Юрия и вернулся. видела, что он сердит на меня. Нина читала, а мы беседовали с Колей. Мне стало до слез обидно, что я заставила его насильно остаться. Он стал уговаривать меня, говорил, что это больше никогда не повторится: «Прости, прости меня Лидочка… Я люблю тебя… Люблю сильно, я еще никого так не любил и навряд ли смогу полюбить…».

На этом дневник Лидии Андросовой обрывается. Следующая запись, леденящая душу своей убийственной лаконичностью, написаны с 12 января 1943 года, скорее всего рукой ее отца:

«8 вечера. Взяли под арест Лидочку! В ночь с 18 на 19-е зверски замучили фашистские варвары. Расстреляли и бросили в ствол шахты №5 Сорокино. 22 января извлекли замученный трупик из шахты».

Отцу Лиды, Макару Тимофеевичу Андросову, впоследствии придется извлекать из шахты тела бойцов «Молодой гвардии». От жестоких увечий, расстрела, падения с большой высоты и взрыва нескольких брошенных фашистами гранат, тела были неузнаваемы. Распознавали по клочкам одежды и другим приметам.