Память, покрытая тайнами, равнодушием и забвением
Буквально на днях некоторые СМИ разнесли новость: в Киеве, бьющемся в конвульсиях кощунственной и уродливой декоммунизации, сорвали и выбросили на помойку мемориальную доску с именами и портретами футболистов киевского «Динамо». Тех, которых в феврале 1943 года расстреляли за победу над немцами в знаменитом «матче смерти», состоявшемся полугодом ранее.
Такая доска действительно есть. И на ней есть фото пяти человек: Николая Трусевича, Алексея Клименко, Ивана Кузьменко, Николая Коротких и Христофора Кондратьева. И найдена она действительно была на помойке возле нынешнего киевского стадиона «Старт», в годы Великой Отечественной и до неё носившего название «Зенит». В основном на этом стадионе летом 1942 года киевские «динамовцы», сведённые в команду киевского хлебозавода под название тоже «Старт», и драли, как говорится, в пух и прах всех, кто отваживался выйти против них на поле — немцев, мадьяр, украинских националистов из команды «Рух». Там же со счётом 5:1 «Старт» победил и команду «Фланель», которую потом назвали «сборной «Люфтваффе», хотя она была всего лишь сборной немецких частей ПВО, усиленной игроками из других немецких частей. За эту победу динамовцев вроде бы и расстреляли, а саму игру нарекли «матчем смерти» и даже посвятили ей в 2012 году известный кинофильм «Матч» с Сергеем Безруковым в роли вратаря Николая Трусевича (в фильме — Раневича) и Елизаветой Боярской, сыгравшей его возлюбленную.
Но не суть. Мы о доске и всем, что с нею связано. Это удивительная история, в которой самым причудливым образом переплелись правда и ложь, пропаганда и выдумки, память и беспамятство. А ещё, конечно же, привычный чиновничий бюрократизм, на который нарвалось сыновье тщеславие и стремление увековечить отца. И равнодушие и безразличие, и тогда и особенно сейчас плотной пеленой укутывающие нашу жизнь и разъединяющие людей пострашнее нынешнего карантина, вызванного реальным коронавирусом.
О правде. Она в том, что память о расстрелянных динамовцах всплывала в мейнстрим и падала в забвение волнами ещё при советской власти. Впервые о них написали в газете «Известия» через десять дней после освобождения Киева от немцев в ноябре 1943 года. Потом забыли до первых поисков-раскопок на месте Сырецкого концлагеря, в котором и были расстреляны футболисты. Вторые раскопки начались в средине 1960-ых годов, а третьи — в начале 90-х прошлого века, когда на Сырце (микрорайон в Киеве) начали возводить целый жилой комплекс. Ковши экскаваторов, как и первые два раза, зачерпнули вместе с землёй человеческие черепа и кости. И среди них нашли футбольные бутсы.
Тогда окончательно и решили, что здесь расстреляны и динамовцы. А до этого их при СССР вспоминали, повторяю, к памятным датам, к Дням Победы, да когда журналисты или писатели издавали книги или актуализировали тему войны и её жертв. В последний раз найденные останки почти год хранили в склепе — не было решения властей, что с ними делать. Потом решили напомнить о «зверствах фашистов» и всё-таки перезахоронили. А на Сырце между жилыми домами установили памятный знак — каменный куб с футбольным мячом.
На сегодняшней Украине и в Киеве о памяти киевских динамовцем действительно могут позаботиться лишь их нынешние одноклубники, если им разрешат это сделать руководители команды, хозяева — братья Суркисы, Григорий и Игорь, а также так называемые менеджеры. Они, справедливости ради надо это отметить, по мере сил и возможностей и поддерживают эту память. Во всяком случае, они облагородили памятник четверым расстрелянным динамовцам на стадионе «Динамо». По слухам, поддерживают в порядке памятный знак на месте Сырецкого концлагеря, и место их перезахоронения на Лукьяновском военном кладбище. Вместе с другими расстрелянными узниками концлагеря за три раза раскопок и поисков и прах футболистов перевезли на кладбище. На месте захоронения, говорят, установили такой же знак, что и на Сырце, но через пару дней он бесследно и даже мистически исчез.
Теперь о полуправде, вымыслах и домыслах, с которыми связана и история упомянутой выше «мемориальной доски». Их множество, и они — порождение как пропаганды, бессовестно эксплуатирующей «благодатную» тему памяти динамовцев и «Динамо», даже сегодня являющихся почти культом для настоящих и даже новоявленных киевлян, так и нежелания чиновников расставаться с мифами. Порой очень прибыльными.
Полуправда же в том, что матч в 1942 году, после которого динамовцев арестовали, был. Но арестовали их не за него, а, по одной из версий, по доносу. Кто-то наконец-то «растолковал» немцам в гестапо, что «Динамо» — это ведомственная команда НКВД. И расстреляли их в феврале 1943-го, по одной из версий, по подозрению в подпольной деятельности и вредительстве. По другой — во время привычного для немцев «назидательного» и устрашающего расстрела, когда приказали узникам рассчитаться на «первый-второй» и «первых» расстреляли. Трусевичу, Кузьменко и Клименко не повезло — они попали в «первые».
Подсуетилась и прокуратура Гамбурга, которая ещё в 1974 году возбудила уголовное дело по «матчу смерти» и провела своё расследование, по результатам которого известила СССР: «Настоящую причину ареста футболистов установить не удалось. Футболисты Трусевич, Кузьменко и Клименко расстреляны вместе с другими узниками в Сырецком концлагере по приказу начальника лагеря Пауля Радомского весной 1943 года — спустя большой промежуток времени после игры 9 августа 1942 года…. Пауль Радомский погиб 14 марта 1945 года около Штульвайсенбурга. Расстрел в Сырецком концлагере был проведён по его приказанию неизвестными полицейскими, фамилии которых установить не удалось… Это же касается и судьбы Николая Коротких. Точных данных о событиях, которые с ним происходили в гестапо в Киеве, и о его смерти нет. Свидетелей нет. Фамилии возможных преступников неизвестны или не названы. Таким образом, нет оснований возбудить новый процесс».
Как видим, тоже отписка и полуправда (неправильна даже дата расстрела). Кроме того, уже известно, что Николай Коротких, четвёртый динамовец с упомянутой осквернённой доски, тоже стал жертвой принадлежности к НКВД. При обыске у него нашли его же фото в соответствующей форме, заподозрили, как шпиона-диверсанта, и запытали до смерти в гестапо.
Кроме того, на упомянутой доске отображены только, собственно, два динамовца, которые до 22 июня 1942 года играли в команде, — Трусевич и Клименко. Остальные, даже Коротких, — выступали в «Динамо», но в разные годы до этого. И поскольку они не смогли или не захотели уходить с советскими войсками в 1941-м, то судьба свела их в «Старте» и сделала участниками «матча смерти».
Но самое удивительное то, что «мемориальная доска» — это на самом деле могильная плита, и пятым на ней помянут Христофор Кондратьев, который вообще не футболист и в «матче смерти» участия, естественно, не принимал. Он обычный киевлянин, который тоже до войны одно время служил сержантом НКВД, не ушёл с Красной армией, попал в концлагерь на Сырце и тоже был там расстрелян в 1943 году.
О трагедии этого человека рассказал его сын — Виталь Кондратьев, оператор киностудии имени Александра Довженко в Киеве, который озаботился поисками могилы или хотя бы места гибели отца и таким образом вышел на раскопки на месте Сырецкого концлагеря. Я очень хорошо помню этого человека, который пришёл к нам в «Киевский телеграф», где я редакторствовал, и представился: «Я — Виталь, да-да, не Виталий, а именно Виталь Христофорович Кондратьев. Я хочу установить надгробную плиту на могиле динамовцев и своего отца, который расстрелян вместе с ними, но власти против».
Виталь Кондратьев для Украины — фигура в чём-то тоже культовая. Он — оператор-документалист, но вторым оператором работал на съёмках фильма Леонида Быкова «В бой идут одни старики…» и придумал технические устройства, которые помогли сделать съёмки воздушных боёв в кино такими правдоподобными и натуральными. Быкову понравились работы Кондратьева об Арктике, о работе китобойной флотилии, о небе и парашютистах, и он пригласил его на свою картину. И, как видим, не прогадал.
А потом Кондратьев занялся поисками отца и решил увековечить его память в одном списке с динамовцами. Он на свои средства заказал памятник и указанную могильную плиту. Чтобы установить её хотя бы на месте расстрелянных на Сырце или на их захоронении на Лукьяновском — оба места же до сих пор безымянные. И безымянные, и полузабытые, обезличенные. Получалось у него это в чём-то наивно, в чём-то тщеславно — не было никаких оснований на одной плите соединять динамовцев и постороннего им человека. Чинуши за это и ухватились. Кондратьеву так и сказали во всех инстанциях, куда он обращался: дескать, невозможно положительно решить этот вопрос за неимением документов, подтверждающих захоронение в братской могиле останков отца Виталя — Христофора Кондратьева.
Последнее место, куда Виталь обращался официально ещё в 2005 году, это руководство киевского «Динамо», точнее его президент Игорь Суркис. Он хотел, чтобы клуб помог ему увековечить память. Но оттуда ему вообще ничего не ответили. И памятник погибшим футболистам так и остался на заводе-изготовителе, а вот могильную плиту Виталь забрал и хранил её у себя в однокомнатной квартире. На балконе, с которого открывается вид на стадион «Старт», где и состоялся «матч смерти». Кому он сейчас памятен, если в чести сегодня коллаборационисты, служившие Адольфу Гитлеру?
Такие вот дела: немцы не оставили списки расстрелянных и не указали место расстрела с местом захоронения, а чиновники в независимой Украине на этом основании не дали сыну увековечить память погибшего отца. Удивительный симбиоз, правда? Вот уж действительно: киевские чиновники, сегодня в рамках декоммунизации охотно и радостно увековечивающие память украинских националистов, служивших полицаями-карателями у немцев, в том числе и в охране Сырецкого концлагеря, как чувствовали, что их время ещё придёт. Оно и пришло. После госпереворота 2014 года на евромайдане.
… Мне не удалось из Москвы выяснить, жив ли Виталь Кондратьев, которому сейчас стукнуло бы 85 лет, и как мемориальная плита оказалась в мусоре. Семьи у него уже во время наших встреч не было, он жил один, болел, выглядел, как человек на пороге вечности. И, скорее всего, сейчас его уже нет в живых, а квартира оказалась в руках чужих. Они и избавились от «хлама». Он им уже ни о чём не говорил. Украинские же СМИ этим делом не заинтересовались, а только заученно подняли вой о «нарративах российской пропаганды». А могильная плита, повторяю, оказалась на мусорке, куда на современной Украине пытаются отправить и память о «расово неправильном» прошлом. Так что всё вполне логично и вписывается в украинский современный контекст.
И пишу я об этом лишь потому, что ко мне обратились неравнодушные киевляне, которые указали на несоответствия и уточняющие подробности в истории с заброшенной «мемориальной доской». Им, как они сказали, стыдно за город и за то, что в нём сегодня творится, но они не хотят и лишних обвинений и напраслины. И я с ними полностью согласен. Но даже неточности не делают этот случай менее страшным и кощунственным — на помойке топчутся по памяти тех, кем ещё вчера гордились. Так и рождаются манкурты, не помнящие родства и не имеющие совести. Так и убивается страна, у которой вырезаны корни.
Но есть в Киеве ещё и люди, которые помнят. И которые сейчас сохранили надгробную плиту и надеются, что она найдёт себе место хотя бы в музее киевского «Динамо». На надежду неравнодушных и помнящих, как мне кажется, надежда и всей остальной несчастной Украины.
