Виновников трагедии не удастся наказать, пока существует американский проект «Украина». В Донецке прошла акция памяти жертв в Одессе

В Донецке акция памяти жертв 2 мая в Одессе проходит ежегодно. Сегодня она тоже состоялась, несмотря на ряд ограничительных мер из-за коронавируса. На акцию пришли, в том числе, и сами одесситы, которые перенесли ужас того дня, не растеряли силы духа, и продолжили борьбу за свои убеждения.

Хочу, чтобы смерть сына была не напрасной

2 мая 2014 года Александр Хрусталёв потерял сына. Геннадий Хрусталёв стал одним из 48, (по официальным данным) погибших в тот вечер.

«Мой сын был антифашистом. Собирались мы на Куликовом поле, чтобы фашизма не было на Украине. К сожалению, ничего из этого не получилось, но мужчинам свойственно самопожертвование», — делится горестными мыслями Александр Хрусталёв.

— Как вышло так, что меньшинство взяло верх, и заманило людей в эту западню?

— Ну, это давно всё готовилось. 2 мая — это день, когда одесситы всегда за городом. Это маёвка. Никаких митингов не ожидалось. Плюс, движение на Куликовом поле было абсолютно мирным и наивным, скажем так. Не было ярко выраженных лидеров, не было обозначенной цели. Плюс Одесса — такой город, аполитичный.

— Что вы делали сразу после этой трагедии? Пытались добиться справедливости?

— После трагедии я пытался заниматься расследованием. Помогал адвокату, который защищал потерпевших. Хочу, чтобы смерть сына была не напрасной. Соответственно, СБУ мною занялась, я оказался в тюрьме. 27 декабря 2017 года меня поменяли как политзаключённого. Спасибо Донецкой республике, что мы здесь, что мы свободны, что мы среди своих.

— А сейчас в тюрьмах Одессы ещё остаются люди, которые были на Куликовом поле?

— Нет, наши все здесь уже. Последний декабрьский обмен вернул нам последних участников тех событий. Сейчас мы все здесь, все вместе.

В Одессе майдан был беззубый

Среди одесситов, собравшихся сегодня в парке Ленинского комсомола у траурного знака были не только непосредственные участники событий 2 мая. Игоря Вдовенко не было в тот день на Куликовом поле, но своей подпольной борьбой он навлёк на себя преследования новой нацистской власти.

«Я политзаключённый. Меня посадили в места лишения свободы по обвинению в терроризме. 258 статья. Нас четверых арестовали. Кто-то показал на нас. Как говорят, Коммунистическая партия в Одессе — это через одного информаторы СБУ. Ну вот, коммунисты на нас показали. Нашу группу в СБУ даже называли "коммунисты-террористы". Хотя я никогда не был членом Коммунистической партии, так что для меня это странно. Ну, в СБУ любят давать всякие клички громкие. Отсидел пять лет. Освободили в последнем обмене».

— Ваша гражданская позиция изменилась после событий 2 мая, или вы и до этого боролись с фашизмом?

— Нет, моя позиция не менялась. Я всегда понимал, что фашизм — это зло. И после Майдана это зло пришло к нам, в Одессу. Хотя долгое время казалось, что зло только там, в Киеве. Ведь у нас в Одессе Майдан беззубый был, малочисленный. Да он и сейчас такой. Наш Антимайдан был очень многочисленный, но он в то время пытался договориться. Одесса — город достаточно толерантный, и мы постоянно хотели договориться. И прежде всего, хотели договориться с властью. Потому что мы хотели только одного — чтобы был русский язык, чтобы детей учили в русских школах. Ни о каком отделении от Украины на тот момент речь не шла.

Люди, погибшие в тот день на Куликовом поле, реализовывали, в первую очередь, основные права по Конституции, право на свободу слова, право на свободу собрания. Они не представляли даже, что такое может произойти. Что приедут из Киева, из Харькова, из других городов боевики, и их убьют. Они не могли этого представить. Они считали, что свобода слова на Украине на тот момент ещё не была запрещена.

Я смотрел всё происходящее по стриму, и это был самый ужасный день для меня. Я не узнавал улицу Греческую, обычно такую спокойную, по которой люди шли в парк. Она превратилась в поле боя. Потом Дом профсоюзов. Это бывшее здание обкома партии, где в моём детстве парады проходили. Это торжественное место превратилось в пожарище. И я даже сначала, когда всё горело, не представлял, что там погибли люди. Да, потом появились кадры с Гончаренко, который ходил по сожжённому зданию, появились кадры с тем, как добивали раненых. Но до их появления я видел только огонь, и думал, что там просто что-то загорелось. Но уже тогда было понятно, что в город пришла беда.

— А вот все эти люди — Гончаренко, Стерненко… Как вы считаете, при Зеленском их можно наказать?

— Нет, их невозможно наказать ни при какой власти, пока существует американский проект «Украина». Они завязаны не на власть, они завязаны на американское посольство. У них есть какие-то кураторы, которые им позволяют всё. На Украине ничего не поменяется, пока не уйдут кураторы из США.

— А вы согласны с таким мнением, что сейчас, с возвращением Андрея Портнова, с активизацией Шария, на Украине всё же происходят какие-то подвижки в общественном сознании?

— Подвижки, может быть на словах, и происходят. Людям дали возможность говорить больше. Но я думаю, что это связано со сменой определённых кураторов американских, которые где-то, хотя бы формально, чтят свободу слова и так далее. А смотреть нужно не на слова, а на дела. Есть слухи, что Портнов может стать генеральным прокурором, но нет, генеральным прокурором на Украине может стать только тот человек, который нужен американскому посольству.