«Убежище на этом свете можно получить и вперед ногами, но жаль сдавать Украину националистам». Интервью с Евгенией Бильченко
Евгения Бильченко, украинская поэтесса и профессор НПУ им. Драгоманова, которая уже несколько дней подвергается травле украинских националистов и радикалов из-за своего адекватного поста в защиту русского языка на Украине, рассказала, что никогда не была волонтёром «Правого сектора», а сейчас напротив — делает всё, чтобы защитить русскоязычное население от насильственной украинизации.
— Евгения, вы уже не раз говорили, что никогда не были официальным волонтёром «Правого сектора» во время Майдана, однако многие пророссийски настроенные читатели уверены в обратном. Не могли бы вы прояснить историю этого вопроса?
— Официальным волонтёром «Правого сектора» (ПС) я не была никогда, это легко проверить, позвонив в офис. Но помогать отдельным солдатам — помогала, а они прошли ряд структур от ПС до ВСУ.
После выхода в мир эссе «Страх» о тоталитарных тенденциях в постмайданной Украине в интервью журналистке издания «Страна» Стасе Рафал я в ответ на её вопрос: «Была волонтёром ПС?», — сказала — «да», не вникая, имеет ли это значение. Я хотела проукраинским гражданам показать, что не только Россия, но и их «единомышленники» думают так же. Я объяснила уже всё в 2018 году по поводу этого своего решения. После того, как я на сайте «Лига.нет» начала критиковать украинскую власть, а это было очень трудно, так как у нас людей убивали, того же Олеся Бузину, у меня начались проблемы. Я говорила тогда, что я экс-волонтёр, для того, чтобы украинский режим меня не трогал. Всё это записано с моих слов и начало гулять по сети с моих слов.
Пророссийские граждане вполне имеют право не прощать — я ничего не имею против, я осознаю свою вину и нахожусь в состоянии активного деятельного искупления, на этот счёт моя совесть сейчас спокойна.
— Когда именно вы поняли свою ошибку и решили посвятить себя нарушающимся правам человека на Украине? В частности — русскоязычного населения?
— Всё поняла в 2016. Из-за увиденного на войне. Я шла на одну войну и вернулась с другой. Шла защищать свою Родину, а выяснилось, что моя Родина нападает на саму себя. С одними музыкантами я поехала на передовую в Донбассе, акция, так сказать, окультуривания. Там у меня была беседа с одним из солдат из добробата «Тернополь». К слову, этот батальон он туда в скором времени просто ушёл. Поднялся и ушёл. Он мне сказал такую фразу: «Що ми тут робимо, они всі тут руські». Имелось в виду, что он пришёл защищать таких же украинцев, как он сам, грубо говоря, хуторян из Западной Украины, от регулярной армии Путина, а увидел совершенно другое население, которое разговаривает на русском, думает иначе, восхищается другими ценностями. Это был шок №1, и для него, и для меня. Шок №2 случился в другом городке, тоже в прифронтовой зоне. Один милиционер мне рассказал, что добробатовцы избили 15-летнего мальчишку, который защищал памятник Ленину. Искалечили его до состояния растения.
После подобных историй, в 2016 году, я начала заниматься защитой русского языка. Одним из первых было шумное дело, обернувшееся позже скандалом — «дело рыбок». Одна киевская художница в качестве волонтёра расписала стены детской онкологической больницы сказочными персонажами и дала им русские имена — Фёкла, Прасковья, но не Зоряна или Оксана. На неё начались нападки со стороны радикалов, а я её защищала с точки зрения культурологии в социальных сетях. После этого в моей жизни начался длинный процесс на ниве культуры.
Например, мы организовывали многолюдные поэтические вечера, чтобы русскоязычные писатели и поэты имели доступ в публичное пространство. Это были десятки фестивалей, даже сотни, если считать малочисленные. Каждый год у нас было по 3—4 крупных мероприятия, на которые приглашались люди из России, Белоруссии, онлайн с нами связывались из Германии, Чехии. И каждый месяц ещё 1—2 немноголюдных вечера.
В прошлом году на базе Россотрудничества мы делали проект, посвящённый памяти Владимира Высоцкого — «Дети Высоцкого», который проходил очень трудно, потому что на хедлайнеров нападали С14.
Последний год я делала проект — «Цена сирени» — памяти 9 мая, в который вложила не только свои силы, но и денежные средства. Это небольшая антология, в которой собраны стихи поэтов из разных стран, посвящённые Дню Победы. Она раздавалась совершенно бесплатно. Конечно, на Украине была меньшая активность, но когда была презентация, книгу буквально расхватали.
— Сейчас вас активно травят националисты за вполне адекватный пост об украинском и русском языках, а также вступлении в силу тотальной насильственной украинизации. С чего всё началось? Неужели с поста?
— Пост был последней каплей всего того, что я делала последние пять лет. Об этом говорит Стерненко (Сергей Стерненко, бывший руководитель ПС в Одессе, убивший человека и до сих пор разгуливающий на свободе) в своём видеодосье о моей якобы «сепаратистской» деятельности. Хотя именно радикалы и хейтеры — самые настоящие сепаратисты: они преследуют инакомыслящих и низводят украинское общество в пропасть этнического палеолита и тотального невежества.
— Действительно ли вас могут уволить с работы? Ведь некоторые «активные» коллеги прямо-таки настаивают на этом.
— Действительно, могут. Хотя ректор сам меня бы не уволил, но он реагирует на давление со стороны низовых ура-патриотических и экстремистских общественных структур и безликой ботофермы в сети.
— Как вы считаете, приведёт ли ваше обращение к Владимиру Зеленскому, а также огласка истории в различных СМИ к позитивным результатам?
— Президент Украины должен хотя бы на грани полного правого реванша в стране вспомнить о своих конституционных правах и обязанностях как субъекта власти. Надежда весьма слабая, но умирает, как известно, последней.
— Высказывается мнение, что данную историю вы можете использовать как повод получить политическое убежище в России. Собираетесь ли вы покинуть Украину? И что может вас подвигнуть принять такое решение?
— Я лично везде говорила, говорю и буду говорить: надо у радикалов выбить Украину, как почву из-под ног. Им надо показать, что они — не вся Украина как минимум и анти-Украина как максимум. Поэтому сопротивление должно быть внутренним: этого требуют разум, долг и воля. Но мы сталкиваемся с проблемой массового парализующего страха или молчаливого конформизма среди населения. На этом основании националисты ещё больше приходят в азарт, дерзеют и грозятся физически уничтожить тех, кого им не удалось запугать травлей и увольнением. В том числе, и меня. В мой адрес поступает масса угроз, дело уже зарегистрировано в полиции.
Убежище на этом свете можно получить и вперёд ногами, но жаль им сдавать Украину. В любом случае, я никуда уезжать из страны не собираюсь, разве что депортируют насильно или начнут причинять физический вред.
