Дмитрий Ольшанский: «Время для отмены сложившейся в РФ устойчивой авторитарной диктатуры ещё не пришло»
Демократия, свободные выборы и сменяемость власти работают и приносят пользу в том, и только в том случае, если у вас есть крепкое национальное государство, благополучное буржуазное общество и — уж извините — масонская ложа, то есть, в переводе с конспирологического на человеческий, умение людей играть по невидимым и неформальным правилам каких-то сильных гражданских сообществ.
Если же ничего этого у вас нет, то есть нация ваша (не путать с народом и этносом) проблематична, общество бедное, а неформальные правила если и существуют, то не имеют отношения к публичным политическим процедурам, — все эти модные рецепты управления у вас работать не будут.
В худшем случае, применяя их, вы просто уничтожите свою страну, как то два раза случилось с Россией после её демократизации в 1905 и 1989 году, в лучшем случае — сможете создать нищий и бессмысленный цирк, где де юре что-то непрерывно и хаотически меняется, а в реальности — никуда не девается одна и та же помойка и безнадёга, поскольку драка олигархических баронов не приносит населению ничего, кроме коротких надежд, долгих разочарований, яростных бунтов — и всё заново. Как это бывает, мы видели в России в 1993—1999, и видим в десятках стран мира прямо сейчас.
У бедных и разобщённых никаких демократических ценностей не бывает. Они либо продают их за пучок пятачок первому же ушлому бандиту и феодалу, либо эти ценности оборачиваются такой смутой, что, опять-таки, остаётся надеяться только на приход единоначалия.
Поэтому правильная последовательность такая: сначала деньги, много денег, имущество, хозяйство, благополучие. Потом гражданские связи, разные формы самоорганизации и солидарности. И только в самом конце — выборы и политическая власть.
С 2000 года, когда в России началась здравая жизнь латиноамериканской провинции, кое-что хорошее в этом смысле успело произойти.
Однако же больным местом нынешней системы является её сверхцентрализация, и девяносто процентов всего полезного, что случилось у нас в 21 веке, касается десяти процентов территории страны (эти цифры, конечно, условны, и тем не менее).
Если бы Москва и Петербург (возможно, и ещё два-три города) были отдельными государствами в древнегреческом духе — здесь, пожалуй, уже и сейчас было бы всё необходимое для «свободы и демократии».
Но проблема в том, что их достижения держатся на ресурсах всей России, а вся Россия — продолжает отчаянно нуждаться в деньгах, всевозможных инструментах цивилизации и восстановлении в русском народе того утраченного в советские годы национального и гражданского навыка действий, какой сейчас есть только у меньшинств, интеллигенции и мегаполисов.
Отдельно нехорошо ещё и то, что представители тех анклавов, где как будто бы всё уже готово для самоуправления — не умеют и не хотят мыслить государственными интересами, а ведут себя как делегаты культурных диаспор и «внутренние чужие». Они прекрасно ориентируются в проблемах родного города — Митрохин в Москве, Вишневский в Петербурге, Ройзман в Екатеринбурге, а Шлосберг даже и во Пскове, но стоит дать им федеральные полномочия — и начнётся полная катастрофа политического нигилизма, которую мы уже видели в 1991—1992 году. То есть успешное меньшинство у нас — это не паровоз для всех прочих вагонов, а их враг, любой ценой летящий в западный мир, пока они — куда попало, хоть в пропасть.
Либеральные анклавы, увы, не создают нацию. Они могут только работать тараном для её уничтожения, когда она — трудно и долго — восстанавливает себя после катастрофы.
Таким образом, время для отмены каким-то чудом сложившейся у нас устойчивой авторитарной диктатуры — ещё не пришло.
Исчезни она сейчас — и в России взорвётся бомба, действие которой сотрёт и всё то ценное, что здесь за эти двадцать лет произошло.
Другое дело, что под воздействием естественной смены поколений она может отмениться сама — и совсем не так медленно, разумно и постепенно, как следовало бы, — и тогда спаси нас всех Бог.
