Я не слежу за дискуссией по поводу обмена, но говорят, что она есть, и я даже её участник. На самом деле дискутировать я не собираюсь — Верховный Главнокомандующий примет решение исходя из всего комплекса соображений, а не руководствуясь только чьей-то узкой позицией, — но своими соображениями поделюсь.
Когда мы хороним своих погибших и проявляем заботу об их семьях — мы, в том числе делаем это для тех других, кто тоже может погибнуть. Когда мы вытаскиваем раненого с поля боя — мы не только спасаем его самого, сохраняем людской ресурс государству, чтобы он снова завтра стал в строй, — но и показываем всем ещё целым, что о нём позаботятся, случись с ним ранение. С пленом всё точно так же: каждый, кто попадает в плен — а попасть в плен можно не только, проявив слабость, но и раненым, бессознательным... — должен понимать, что его обменяют, и снова — это должны понимать те, кто воюет и потенциально может попасть в плен.
Перечисленное прямо влияет на мотивацию солдата воевать, но не только: за каждым солдатом есть семьи, близкие — которые живут с нами и настроение которых влияет на настроение общества в целом. А рядом с ними есть такие же, чьи мужья и дети воюют в данный момент, или потенциально могут быть вовлечены в войну, — и все эти люди должны знать, что государство сделает всё, чтобы их родной человек вернулся домой. Когда меня спрашивают моё мнение, прежде, чем ответить, я думаю о том, что бы я чувствовал, окажись в плену мой сын — и политику как ветром сдувает.
История с азовцами отдельная, — тут включаются другие критерии оценки. К обмену же солдат армии противника на наших солдат я предпочитаю относиться, как естественному процессу — в четырнадцатом сам это проделывал не раз без политизации, а исключительно из здравых соображений. И ещё раз подчеркну: нужно оценивать не из безопасного далека, а так, как будто это касается лично тебя и именно твой близкий сидит сейчас в застенках.
- Календарь