16 лет трагедии в Беслане. Горе, которое заставило рыдать весь мир

В Беслане началась трёхдневная вахта памяти по погибшим 16 лет назад во время теракта в школе № 1.

Траурная церемония началась в 9.15 утра, когда в здании школы, которое стало мемориальным комплексом, прозвенел звонок. Именно в это время 16 лет назад на праздничную линейку ворвались боевики и прозвучали первые выстрелы. В школьном спортзале, где держали заложников, около фотографий погибших зажгли свечи, во двор школы несут игрушки и воду, которую террористы в течение трёх дней не позволяли пить заложникам. Все три дня здесь будет звучать траурная музыка.

В память о жуткой трагедии публикуем прошлогодний материал издания TUT.BY, посвящённый 15-летию со дня теракта.

* * *

15 лет назад школьную линейку в небольшом городе Беслан (Северная Осетия, Россия) криком оборвали мужчины с автоматами. Они согнали детей и взрослых в здание, а затем три дня удерживали — без еды и воды, под дулами автоматов и с подвешенными над головами бомбами. Террористы требовали вывода российских войск из Чечни, но переговоры, по сути, так и не начались. А потом был штурм (или «операция по освобождению», как это назвали российские власти). Погибли 333 человека, в том числе 186 детей. В 40-тысячном городе трагедия коснулась каждой семьи — и заставила рыдать весь мир.

Это случилось утром 1 сентября 2004-го в школе № 1 Беслана. В этом старом здании детей учили уже более чем сотню лет. И когда вдруг появились мужчины с оружием, не все поверили в реальность ситуации: «Это учения?» — спросила у одного из них Аида Арчегова, которая привела в школу двух сыновей. Тот остановился: «Это захват школы».

В 2004-м Россию оглушила волна терактов: в феврале в подземке Москвы подорвался террорист-смертник и погиб 41 человек, затем — взрыв 9 мая на стадионе в Грозном, где погиб президент Чечни Ахмат Кадыров и с ним же председатель Госсовета. Потом — налёт на город Назрань, захват склада с оружием (которое, по одной из версий, потом используют в Беслане) и убийство 95 человек. В августе смертницы взорвут два самолёта, вылетевших из Москвы, и унесут с собой жизни ещё 90 человек. Позже — снова 10 жертв в московском метро.

Но никто не мог поверить, что можно замахнуться на детей.

Ответственность за эти атаки, как и за теракт в Беслане, взял на себя Шамиль Басаев. Он и его подельники добивались выхода непризнанной чеченской республики Ичкерия из состава России. Непосредственно руководителем боевиков при атаке на школу стал Руслан Хучбаров по прозвищу Полковник.

По данным следствия, в захвате участвовали 32 террориста (по неофициальным — чуть ли не вдвое больше, якобы остальные скрылись). Они приехали на двух машинах, одну из которых по дороге захватили у участкового в одном из сёл под Бесланом.

---

... В 9 утра в школьном дворе на линейку собралось более тысячи человек. Некоторые из родителей взяли с собой и малышей. Захват случился быстро: боевики отрезали пути для побега, а затем стрельбой в воздух начали загонять людей в здание. На звуки прибежал милиционер из отделения поблизости, он успел убить одного боевика и ранить ещё двух — это была единственная попытка сопротивления. По разным данным, ещё до 150 человек из числа детей и родителей смогли убежать в начавшейся суматохе.

Позже, в первой записке властям, террористы назовут «цену» несогласия: «Если убьют любого из нас, расстреляем 50 человек, если ранят любого из нас — убьём 20 человек, если убьют из нас 5 человек — мы всё взорвём. Если отключат свет, связь на минуту, мы расстреляем 10 человек».

«Я думал, они нас так пугают [стрельбой], успокаивают. В 9 лет не будешь думать, что кто-то хочет убить тебя. Если бы я сейчас туда попал, я бы не выдержал», — через много лет говорил изданию Deutsche Welle Камболат Баев, один из бывших учеников школы.

Большинство людей загнали в спортивный зал, остальных — в тренажёрный и душевые. У всех забрали телефоны, снаружи выставили камеры для наблюдения, а из машины выгрузили взрывчатку. Над головами испуганных детей и родителей начали растягивать «гирлянду» из бомб — между двумя баскетбольными кольцами.

Провода были подведены к двум педалям, на которых террористы были вынуждены дежурить: цепь срабатывала при отпускании, а не наоборот — так боевиков нельзя было ликвидировать без угрозы взрыва. Взрывчатку также расположили на полу спортзала, в дверях и коридорах школы. Стало ясно, что теракт тщательно спланирован: даже тросы были нарезаны на нужную длину.

«Все, просто все были напуганы. Седой 60-летний мужчина, сидевший рядом со мной, поднялся на ноги и попросил их проявить милосердие. Он погиб первым. Я услышал выстрел и увидел, как он упал в нескольких метрах от меня. Они выстрелили ему в грудь, — рассказал журналистам издания The Sun Георгий Фарниев (мальчик на фото выше), ему было тогда 11 лет. — В тот момент я решил, что если я хочу выжить, мне надо будет вести себя тихо, как мышь. Но этот старик был не последним, кто погиб в тот день. Я услышал, как позади меня начала плакать 6-летняя девочка. Это был её первый учебный день в школе, она пришла в первый класс. Девочка хотела к своей маме, поэтому начала плакать. Террористы стали ей говорить, чтобы она заткнулась, я даже хотел повернуться и сказать ей, чтобы она успокоилась. Но я был слишком испуган, чтобы повернуть голову. Она продолжала плакать и звать свою маму до тех пор, пока не раздался выстрел, после которого наступила тишина».

Около 20 мужчин из заложников вызвали строить баррикады у окон (после этого их просто отведут в кабинет к стенке и расстреляют). Стёкла велели выбить: так террористы исключали вариант, что их могут отравить газом — как при штурме захваченного на Дубровке театрального центра в Москве.

Спустя годы выжившие дети расскажут, как по-своему они реагировали на ситуацию.

«Жара, духота, хаос полнейший, а я туфлю ищу. Мне говорят: „Да успокойся, потом найдёшь«. А я думал только, что если без туфли домой вернусь, меня мама отругает», — вспоминал спустя много лет Хетаг Хутиев. В тот день он пошёл во второй класс.

Заложникам было приказано говорить только на русском языке. Когда Руслан Бетрозов, отец двоих сыновей, попытался успокоить рядом шокированных заложников и заговорил с ними на родном языке, ему дали договорить. А затем поставили на колени и убили выстрелом в голову на глазах всех, в том числе — его собственных детей. Затем им дали тряпки и велели вытереть кровь вокруг.

«Его протащили через весь зал и бросили, а мои дети проползли к нему и сидели рядом два дня. Представьте, что они испытали перед своей собственной смертью. Потом отца оттуда вынесли, и они остались одни», — рассказывала также изданию Deutsche Welle Эмма Тагаева-Бетрозова. Теракт лишил её семьи.

Отныне любой шум или плач прекращали жестоко: брали из толпы любого человека и приказывали — или ты успокаиваешь их, или мы тебя убиваем.

В город начали прибывать силовики, в частности военные и сотрудники ФСБ, в операции было задействовано более 250 сотрудников различных ведомств. Через два часа после захвата из школы вышла учитель, Лариса Мамитова. Она передала послание боевиков: на переговоры те требовали глав Северной Осетии и Ингушетии, а также генерал-полковника, который много лет руководил операциями федеральных войск России в Чечне (его имя записали неправильно, перепутав с врачом). Однако штаб так и не привлёк этих людей к переговорам.

Во второй половине дня, примерно в 16 часов, в здании прогремел взрыв. Подорвалась одна из шахидок, почему — точно неизвестно. Некоторые из заложников говорили, что женщины-захватчицы и сами были в замешательстве, когда на месте узнали: их целью станут дети. Рядом с местом взрыва были заложники, некоторые погибли сразу. Ещё 21 выжившего расстреляли, опасаясь их сопротивления после увиденного. А людям в спортзале объявили: в здание выстрелили снаружи, из танка — «ваши».

Наступил второй день. Террористы дали возможность некоторым заложникам позвонить домой — с одной целью: чтобы через них убедить, что штурм школы недопустим. Оперативный штаб предложил боевикам деньги и свободное отступление из страны, но последовал отказ.

При этом власти озвучили СМИ: по их спискам, в школе находится 354 человека. В этом сомневались многие журналисты, местные жители в знак протеста вышли с плакатами на улицу — на самом деле внутри было 1128 человек. Этот факт потом многие воспримут как попытку умолчать о масштабах беды. Были раздражены и сами террористы: они даже заявили заложникам, что готовы «довести» цифру живых людей до озвученной российскими властями.

Детям и родителям боевики повторяли: о них попросту забыли — и за долгие часы ожидания, без каких-либо новостей извне, люди начинали верить в это и отчаивались.

«Около школы никого не было, они нас этим пугали. Даже в туалет идёшь в те классы, смотришь в окно — и никого нет в округе, и ты думаешь: блин, неужели люди об этом не знают? Они [террористы] говорили: „Вы никому не нужны, посмотрите, там никого нет«. Психологически это ломало. Только когда выбежали, мы поняли, насколько там всё серьёзно: вплоть до вертолётов всё летало, и вся армия здесь была, и людей миллион человек», — вспоминал Инал Кануков в интервью сайту «Правмир». В том сентябре он пошёл в седьмой класс.

Не получив желаемого, террористы объявили властям: в их поддержку люди в школе сами объявили голодовку. На самом деле даже матерям с грудными малышами отказывали в еде, а потом и воде. Люди питались чем придётся: кто-то ел лепестки цветов из букета, который принёс учителю на 1 сентября. Кому-то пищей на трое суток стал комок старой жевательной резинки, которую заложник нашёл приклеенной под столешницей парты.

«Я не помню, что чувствовал: хотелось есть, хотелось пить, было жарко. Было так жарко и душно, хотелось только, чтобы лицо обвевал ветер и чтобы можно было напиться воды», — говорил Аниран Урусов, которому в сентябре 2004-го было 10 лет. Его слова приводил сайт Inopressa.

«Я лежала на полу в захваченной школе, а снаружи шёл сильный дождь, и я думала: блин, вода просто пропадает даром... а мы так хотим пить. Отпустили бы нас хоть на пять минут под дождём постоять, а потом обратно. Я, наверное, боготворю воду. После теракта у нас часто отключали воду, и я всегда плакала. Отключали на два часа, а я набирала семь вёдер и три бидона», — признавалась потом журналистам «Сноба» Амина Качмазова. Во время захвата школы ей было 8 лет.

Тем временем в оперативном штабе глава Северной Осетии Александр Дзасохов пытался передать через доверенных лиц послание Аслану Масхадову, беглому лидеру непризнанной чеченской республики Ичкерия. Того просили приехать в Беслан и убедить сепаратистов отпустить детей. Уже после всего Масхадов выпустил заявление, в котором отрицал свою причастность к теракту и называл его кощунством (но в уголовном деле об атаке содержится утверждение, что он — один из организаторов). Контакта с ним искала и журналистка Анна Политковская, но по дороге в Беслан её отравили; искал Масхадова глава парламента Северной Осетии, двое детей которого были в школе. Ответного звонка не последовало.

«Среди нас были трупы. Юлия Рудик у меня была одноклассница, её сестра на второй день умерла, у неё был сахарный диабет. Её не выпускали. Трупы были среди нас, этот запах, запах мочи, запах всего, духота. Постоянная стрельба в потолок, постоянные крики. Они могли кого-то ударить, прикладом. Мы были в напряжении, потому что понимали, что в любой момент мы можем просто взлететь на воздух. И вот эти три дня сидеть в этом стрессе, ждать неизвестно какого исхода. Было уже всё равно», — после многих лет рассказала «Эху Кавказа» Зарина Цирихова. Ей было 14 лет, когда захватили школу. Девушка сначала сбежала из здания, но опомнилась и вернулась — ведь там осталась её сестра. И обе, к счастью, выжили.

Около 16 часов второго дня в школу пропустили Руслана Аушева, бывшего президента Ингушетии — он был единственный, кого террористы подпустили к себе. Ему не разрешили передать детям и взрослым еду и лекарства, но разрешили вывести с собой 24 человека — в основном, кормящих матерей с младенцами.

Ему же, Руслану Аушеву, передали записку от имени организатора атаки Шамиля Басаева.

Требования были следующие: вывод российских войск и признание независимости Чечни. А взамен — обещание от имени мусульман отказаться от каких-либо атак против РФ «как минимум на 10−15 лет», войти в состав СНГ и не заключать никаких союзов против России.

Не получив согласия, бойцы ожесточились. Расстрелы продолжились. Людям окончательно отказали в воде — даже сломали краны, чтобы никто не ослушался. Заложникам пришлось пить уже свою мочу, да их и не выпускали в туалет. Более тысячи заложников в жарком и смрадном зале уже вторые сутки ждали освобождения.

«В первый день хотелось есть. Во второй день — хотелось пить. В третий день уже не хотелось ни есть, ни пить. Просто хотелось жить. Но были моменты, когда думал: слушай, ну давай уже всё закончится», — описывал «Снобу» происходящее в зале бывший ученик школы Заур Абоев. На момент атаки ему было 16 лет.

Утром третьего дня состояние многих, особенно стариков и детей, ухудшилось. У некоторых из заложников начались галлюцинации. Тяжело раненые умирали.

На третий день влиятельный олигарх ингушского происхождения Михаил Гуцериев, будучи в штабе с переговорщиками, уговорил боевиков подпустить к зданию машину со спасателями, чтобы вывезти тела убитых в первый день мужчин.

В 12.40 подъехала машина — а через 25 минут раздался оглушительный взрыв, затем ещё один. Рухнула крыша спортивного зала, начался пожар. До сих пор ожесточённые споры вызывает вопрос: что взорвалось? Власти настаивали — одна из самодельных бомб террористов. Но заложники из зала говорили, что «огненный шар» появился из крыши и вылетел через противоположную стену, оставив после себя круглую пробоину. То есть, здание начали бомбить свои, когда внутри были люди?

«Я там сидела и своими глазами видела, как извне залетело взрывное устройство. Мы лежали полчаса, и нас никто не спасал. Я говорила своему ребёнку, когда на неё сыпались угольки: „Потерпи. Сейчас уже придут, спасут". Потом мы ещё попали в столовую, в которую уже танки стреляли», — говорила изданию «Медуза» Жанна Цирихова, у которой в школе погибла дочь.

Те, кто пережил взрывы, бросались через разбитые окна на улицу. Но около 30 человек погибли на бегу, в нескольких метрах от свободы — террористы стреляли по беглецам.

«Я не помню, когда начались взрывы, меня, наверное, оглушило волной взрывной. У меня звука вообще не было, я ничего не слышала. В моей памяти это так: никто никуда не бежит, люди лежат мёртвые. Я бегу в одну сторону, потом в другую сторону, когда я бегу уже третий раз, я вижу, что идёт женщина, она меня зовёт: „Иди сюда". Я к ней подхожу, она берёт меня за руку, с другой стороны была ещё одна девочка, и мы бежим. Как оказалось позже, эта женщина, которая меня спасла, она спутала меня со своей дочерью, как потом она сама говорила, она подумала, что я её дочь, которая умерла там же», — упоминала Амина Качмазова. Девочке-заложнице тогда было 7 лет.

«Перед взрывом я повернулся к дочке, и так получилось, что я её собой закрыл. У меня спина была в осколках, хотя тогда ничего не чувствовал. Пополз с ней к провалу в стене, там под одним окном дыра была после взрыва, оттуда люди выбегали. Ползли, если честно, по... Под руками были руки, ноги, головы», — рассказывал журналистам сайта «Правмир» Айтег Семихов. Он попал в плен с матерью, женой и двумя детьми — и чудом они все выжили.

После череды взрывов боевики отказались от дальнейших переговоров. Как бы там ни было — взорвалась бомба террористов или обстрел начали снаружи, — но после этого бойцы спецназа ФСБ были вынуждены начать неспланированный штурм.

Многие дети погибли в огне и в дыму, когда не смогли сами выбраться наружу из зала через полутораметровую стенку под окнами. За выжившими приходили террористы из других помещений: кого-то убивали, кого-то сгоняли в столовую и актовый зал.

«Я не верю в рай. Если бы Бог был, он бы всем помог. Он бы не допустил этого.

Террористы ходили по залу и расстреливали тех, кто шевелился. Мы притворялись мёртвыми. Мама лежала рядом, я её трогала, а она не реагировала. Я тогда очень испугалась. А какая-то девочка пела. Или мне показалось. Взрывы гремели, а она пела», — вспоминала Фариза Митдзиева, которой тогда было 8 лет. Она была в школе вместе с мамой, бабушкой и братом, все уцелели.

Началась ожесточённая борьба. Террористы прикрывались детьми: их выставили в живой щит на подоконниках. По зданию военные местами открыли стрельбу из пулемётов на БТРах, а именно по огневым точкам захватчиков, которые держали периметр школы под своим контролем. Боевики отстреливались до последнего, забирая с собой чужие жизни.

Эвакуация людей завершилась лишь к вечеру, но охота на террористов продолжалась до полуночи.

За три сентябрьских дня в Беслане погибли 333 человека. Из них 186 — дети, 111 родных и друзей семейств, 17 педагогов и сотрудников школы. 10 спецназовцев, включая командиров всех трех штурмовых групп, 8 спасателей и один милиционер.

Сотни человек попали в больницы. Как минимум 72 ребенка и 69 взрослых из выживших стали инвалидами на всю жизнь.

«И одного мгновения нет, чтобы я об этом не думала, чтобы я не видела перед собой детей, умирающих с голоду и без воды. Падают дети, на меня смотрят! Я же старше всех, я же главнее всех! А я ничего не могу сделать. Ничего не могу. Я унижалась перед этими... Террористами. Я даже слово это ненавижу! Я стояла перед ними на коленях», — через 10 лет говорила бывшая директор школы Лидия Цалиева.

Чтобы похоронить всех, не хватило местного кладбища — пришлось разбить новое. Оно получило название «Город ангелов».

Теракт в Беслане стал вторым самым крупным в мире по числу жертв, не считая крушения башен-близнецов в Нью-Йорке.

4 сентября президент России Владимир Путин выступил с обращением к нации. Он выразил соболезнования и заявил:

«Мы живём в условиях обострившихся внутренних конфликтов и межэтнических противоречий <...> Нужно признать, что мы не проявили понимания сложности и опасности процессов, происходящих в своей собственной стране и в мире в целом. Это не вызов президенту, парламенту или правительству. Это вызов всей России. Всему нашему народу. Это — нападение на нашу страну».

Он пообещал: будут приняты меры, чтобы укрепить страну и создать новую систему взаимодействия сил и средств для контроля за ситуацией на Северном Кавказе. Последовали и реформы: вводилась система назначения глав субъектов РФ вместо избрания народом. Спустя три года будет создан Национальный антитеррористический комитет для противодействия терроризму и координации различных ведомств.

Вскоре после теракта по стране прошли митинги, где люди требовали назвать виновников теракта. По данным опроса от «Левада-Центра», большинство опрошенных россиян считали, что операция по спасению заложников была провалена. Некоторые из родных и вовсе винили в смерти заложников лично Путина.

Для выяснения обстоятельств захвата школы в Беслане была создана следственная группа из 62 человек. Дело формально не закрыто до сих пор, но через три года было оглашено мнение комиссии: власти Северной Осетии не приняли должных мер, чтобы предотвратить теракт (оказалось, поступали сигналы о готовящейся атаке на страну), обстрел здания снаружи начали только после вывода заложников, а количество жертв объясняется тем, что боевики сами были нацелены на это и не хотели переговоров.

Причину смерти определяли лишь на основе визуального осмотра тел. По этим данным, 45% жертв погибли от осколочных ранений, ещё 16% от огнестрельных. В 36% случаев причину смерти так и не установили из-за повреждения огнём.

Родители погибших детей создали организацию «Матери Беслана» (позже она раскололась, появилась ещё одна — «Голос Беслана»), чтобы через суды добиваться отдельного расследования действий штаба при освобождении заложников.

«Перед началом штурма с [лидером самопровозглашённой Ичкерии] Масхадовым, который был объявлен преступником и находился в розыске, была договорённость, что он приедет [освободить заложников]. Но сделать его спасателем бесланских детей было недопустимо, — рассуждала Элла Кесаева, чья дочь была в заложниках. — С крыш пятиэтажек два огнемета ударили по спортзалу, где все дети были ещё живы. Я сама слышала взрывы и видела характерный дымок. Потом начали стрелять танками. Это военное преступление, и срока давности ему нет».

Хотя есть и те из пострадавших, кто придерживается версии, озвученной следствием. А оно решило, что силовики действовали с учётом «характера развития событий» и это не связано с наступившими последствиями.

Единственным пойманным живым террористом был Нурпаши Кулаев. Спустя год судебного процесса его приговорили к пожизненному заключению. Казни он избежал лишь благодаря введённому в России мораторию.

Кроме того, судили пятерых сотрудников милиции Северной Осетии (отделение рядом со школой) и Ингушетии (где, как выяснилось, был лагерь террористов). Их обвинили в служебной халатности, но никто из них не отправился за решётку — некоторых оправдали, а другие попали под амнистию. С должностей были сняты главы МВД и ФСБ Северной Осетии.

«Да, мы отличаемся, — признавался выживший Инал Кануков, он был в школе вместе с сестрой. — У нас жизнь поделилась на до и после, и теперь как бы человек ни хотел, как бы он ни скрывал, это уже не сотрётся из памяти. Всё вот здесь [в голове]. Когда один на один с собой остаётся человек, тогда понимает, что себя не обманешь. Иногда, бывает, накрывает, ты опять смотришь эти видео, начинаешь во „ВКонтакте", в YouTube документальные фильмы смотреть, может, что-то ты ещё не видел. Ты уже всё видел, но пытаешься всё равно что-то найти».

Директор новой школы: «С годами становится только тяжелее. Но у нас есть наши дети и работа»

Некоторое время здание школы № 1 оставалось заброшенным, был момент, когда власти решили его снести вовсе. Но жители Беслана стали стеной. И в 2012 году здесь открыли мемориал, над уцелевшими помещениями возвели купол. Остался и тот самый спортзал. На стенах можно увидеть портреты: дети, родители, учителя. По фамилиям иногда можно понять: погибла целая семья. 66 бесланских семей потеряли здесь каждая от 2 до 6 родных. 17 детей полностью осиротели — но сплочённый осетинский народ не оставил их, ни один ребёнок не попал в детдом.

Многие приходят сюда, чтобы оставить свечу. Но немало бывших заложников так и не смогли больше переступить этот порог.

— Вы знаете, нас буквально заставили выйти на работу через месяц после случившегося. Мы выходили под расписку, — отвечает учитель Елена Ганиева на вопрос TUT.BY, как решилась снова выйти к детям и преподавать. — Сначала работали на базе другой школы, с теми детьми, которые были в состоянии... Многие из них были ранены, ещё лечились. А у некоторых был страх просто пойти в школу. Из тех, кто мог, формировали кое-какие классы, небольшие. Первый год был адом. Мы сами не понимали, что творится. И дети не понимали.

Ровно 15 лет назад Елена Ганиева, тогда завуч школы № 1 Беслана, открывала линейку первоклассников (15-я секунда на видео ниже), которую оборвали автоматные очереди.

Женщина провела в заложниках все трое суток — рядом с учениками и родным сыном. Впоследствии педагог возглавила школу, которую построили взамен старой.

В городе несколько школ, но эта, новая, осталась без номера. Властями было решено, что «№ 1» принадлежит старой. Хотя учителя и дети были не согласны и вздыхают: все 15 лет они воюют за имя, но вернуть его остаётся разве что через суд.

— Когда в следующем году открыли новую школу, мы все перешли туда. Красивая была, роскошная. Но первое, что она у нас вызвала, — слёзы. Потому что видеть школу, эту красивую махину, построенную ценой чего... всем известно — это было тяжело, — признаётся Елена Сулидиновна. К слову, все классы в школе носят имена погибших при штурме спецназовцев.

Все выжившие педагоги-заложники, а это более 20 человек, перешли сюда, и многие работают по сей день. Хотя собеседница отмечает: «После теракта мы потеряли ещё пять наших учителей. Кто-то умер от высокого давления, кто-то от сердца, кто-то от опухоли в голове, кто-то от ранений».

Здание новой школы появилось прямо напротив старой, через дорогу. Тогда были споры: насколько уместно? Как это перенесут выжившие заложники, которые продолжают здесь учиться и работать?

— А мы сами выбрали это место, для нас это было символично, — объясняет Елена Ганиева. — Хотя, в основном, ходим туда, [только когда] приезжают гости. Нам туда ходить очень тяжело, особенно тем, кто сидел в зале.

О своём пребывании в заложниках она говорит мало — и это можно понять. Но когда мы спрашиваем, правда ли, что дети носят в старую школу бутылки с водой, объясняет:

— Когда был основан наш музей памяти, первое, что сделали — вокруг столика поставили баклажки с водой. Потому что это очень важно. У меня сыну 24 года, у него возле кровати всегда стоит баклажка с водой. Это уже привычка, без этого мы уже не можем. Это самое страшное, что может быть в жизни человека — остаться без воды...

Но самым главным, говорит женщина, была взаимовыручка. Иначе бы не выжили.

— Если бы люди не поддерживали друг друга тогда, можно было сойти с ума. Но даже в первый день, когда заложники как-то выходили и набирали бутылочку с водой, то пока человек возвращался на своё место — со всеми делился. По глоточку. Кто-то прятал у себя кружку воды, чтобы дать другим. Кто-то мочил майку, и пока доходил до места, другие люди высасывали воду из этих маек. Поддерживали даже тем, что сидели спинами друг к другу, чтобы легче было сидеть. Тогда даже это было огромной помощью.

И ни в коем случае не давали никому истерить. Это было бы хуже всего...

— Так сидели и надеялись. Надежда. Наверное, надежда нас держала. Мы до последнего надеялись на то, что нас не оставят. А в последний день, честно говоря, просто хотелось скорее умереть, чтобы это закончилось. Полное обезвоживание, галлюцинации, уже все лежали и сил не было. Хотелось, чтобы всё закончилось. Любым способом и всё.

Елена Ганиева с сыном и выжившими учениками вышла из школы на третий день, после штурма.

— С тех пор так и пошло... Дети не дают нам возможности расслабляться, мы сразу вошли в свою колею. Началась учёба. Нам очень помогали те дети, которые пришли из старой школы.

— А чем помогали?

— Морально, физически. Это дети, с которыми мы прошли огонь, воду и медные трубы. Дети, которые видели смерть, и они были с нами на равных... Мы на каждого смотрели, как на чудо.

К ним особое отношение. Эти дети до сих пор приходят в школу. Знаете, сегодня у нас есть первоклассники, дети бывших учеников-заложников. Те когда-то не вернулись сюда закончить школу, а сегодня в первый класс к нам привели своих детей. Понимают: только сюда, только к своим учителям.

Педагог заметила тенденцию среди тех детей, кому удалось пережить захват:

— Очень многие из них — понятно, почему, — пошли по юридической и медицинской линии. Решили спасать человеческие жизни. Одна выпускница, например, сейчас работает в крупном кардиологическом центре в Москве, а другой наш ученик стал врачом-реаниматологом в области медицины катастроф.

В новой школе все эти годы занятия не начинают в первый осенний день.

— Каждое 1 сентября мы вспоминаем те события, идём всем коллективом в старую школу. В 09.05 [момент захвата] звучит колокол. 2-го у нас концерт-реквием, назавтра учащиеся в старой школе, в момент штурма, выпускают в небо белые шары, и на мемориале в «Городе ангелов». 4 сентября у нас день тишины, готовимся к новому учебному году.

А линейка для учеников пройдёт уже 5 сентября. Там — ни слова о трауре. Педагоги считают: этот день полностью принадлежит первоклашкам, и для них он должен остаться праздником. Через много лет эти же дети, уже будучи выпускниками школы, по местной традиции придут с цветами к «Дереву скорби» и памятнику погибшим спецназовцам. Здесь так заведено.

Кстати, раньше линейки переносили с 1 сентября на другие дни только во всех 18 школах района. С нынешнего года уже во всей Северной Осетии учебный год стартует с 4-го числа.

— Это наша беда. Это наша память... Проходят эти траурные дни, потом мы болеем неделю... С годами становится только тяжелее. Но у нас есть наши дети и наша работа.

Напоследок Елена Сулидиновна просит передать, что дети Беслана с теплом вспоминают Минск, куда их приглашали после событий 2004-го. Кажется, это был какой-то фестиваль.

— Наши дети танцевали там осетинский танец. И настолько были поражены вниманием со стороны Беларуси. Просто до слёз... Правда, — впервые за беседу не сдерживает эмоций женщина.

• tut.by