И рвались в бой войска за Харьков

Всем известна славная дата в истории и Харькова – 23 августа 1943 г. Об этом уже столько сказано и написано! Гораздо менее известны другие исторические даты: декабрь 41-го - январь 42-го, май 1942, февраль – март 1943-го.

Надо сказать, что зимой 42-го в результате упорных боев на Изюм-Барвенковском направлении удалось лишь немного потеснить немцев, образовав так наз. Барвенковский выступ, только удлинивший здесь линию фронта на 90 км. И в мае харьковчане не увидели на улицах своего города советских воинов, а в феврале 43-го увидели. Однако ненадолго: в марте город пришлось оставить под напором превосходящих сил противника.

А бои здесь были поистине героические.

Именно тогда, в слякотную пору ранней весны 1943 г., повторили подвиг панфиловцев герои-широнинцы возле Тарановки, принял боевое крещение чехословацкий батальон под командованием Людвика Свободы у села Соколово, а офицер этого батальона надпоручик Отакар Ярош стал первым иностранным гражданином, которому было присвоено звание Героя Советского Союза. Об этом тоже написано немало, действует в с.Соколово прекрасный музей советско-чехословацкой дружбы, воздвигнут очень удачно отобразивший эту дружбу монумент.

Я хочу здесь пошире рассказать о трагических событиях мая 1942 г., ибо о них в исторической литературе сказано скупо и далеко не все. Причем господствует версия об отсутствии второго фронта, чем воспользовалось гитлеровское командование и подтянуло сюда отборные войска из оккупированных ими стран, пытаясь взять реванш за поражение под Москвой.

Все здесь вроде бы соответствует действительности, кроме одного: к чему тут «пытаясь», когда немцы бесспорно взяли реванш? Да еще какой!

Если смотреть в корень, то грандиозная Сталинградская битва началась под Харьковом в мае 1942 г. Точнее, именно из-за провала нашего наступления на Харьков немцам удалось на широком участке прорвать фронт и двинуться к Дону и Волге. Как это произошло?

В начале 1942 г. бои на Изюм-Барвенковском направлении постепенно затихли. И вдруг в апреле картина стала стремительно меняться. К линии фронта начали скрытно подтягиваться войска. На полевой аэродром, где мне каждый день приходилось дежурить со своей радиостанцией, прилетели из глубины России еще два полка штурмовиков, и один из них состоял из неизвестных нам ранее Ил-1.

12 мая 1942 г. войска Юго-Западного фронта рванулись с этого выступа в наступление на Харьков.

Мне не забыть, какое оживление царило на аэродроме. Одна эскадрилья за другой поднимались в воздух. В эфире творилось что-то невообразимое. Особенно, если начинался воздушный бой. Летчики забывали о всех этих официальных «Остров, я Буран-5. Как слышите? Перехожу на прием» и шпарили черезчур уж открытым текстом: «Жора, мне «мессер» на хвост садится, прикрой! Да какого ты….чешешся? Заходи от солнца, чтобы фриц не видел» - «Игорь, над тобой «фока» крутится. Не зевай, а то загремишь к… матери»…

В общем, «летунам» было не до правил радиосвязи. Особенно трудно приходилось Илам. Первые эти машины выпускались одноместными (победило над замыслом конструкторов чье-то некомпетентное мнение) и опасались заходов сзади, пока один механик (жаль, забыл его фамилию) не предложил остроумное решение: два ЭРэса (реактивных снаряда) устанавливались сверху на плоскостях и били назад. Стоило летчику увидеть в зеркальце, что «мессер» заходит в хвост, нажимал на кнопку – и ЭРэс не только пугал, но и, случалось, сбивал врага. Спереди бронированные Илы были неприступны, т.к. несли под плоскостями 8 ЭРэсов, имели скорострельные пушки и пулеметы. И сразу стали грозой немецких танков, т.к. достаточно было попадания одного ЭРэса – и танк превращался в факел. Пушки прекрасно зажигали автомашины и бронетранспортеры, пулеметы косили пехоту. Завидев идущих на штурмовку Илов, немцы в страхе разбегались кто куда, истошно вопя: «Шварцен тодт!» - черная смерть. Так это название и закрепилось у немцев до конца войны.

Исключительно напряженными были бои. Экипажи прилетали возбужденные, разгоряченные, перекуривали в сторонке, пока «технари» дозаправляли их машины, - и снова в воздух.

Через неделю летчики рассказывали, что наши передовые части где-то уже в 40-ка км. от Харькова, а некоторые – и в 30. Еще немного, и первая столица Украины вновь будет нашей. Потом от них же узнали, что немцы ударили большими силами со стороны Краматорска и Волчанска и пытаются отрезать наступающих.

Неужели это правда? Ведь Совинформбюро по-прежнему сообщало, что «на Харьковском направлении наши войска ведут наступательные бои». А 19 мая передана такая обширная сводка, что просто дух захватывало. «За время с 12 по 16 мая, - с подъемом читал Левитан, - наши части продвинулись здесь на 20 – 60 км и освободили свыше 300 населенных пунктов…Захвачено у противника 365 орудий, 25 танков, сотни минометов и пулеметов, 90 автомашин, взято в плен свыше 1200 солдат и офицеров. За то же время уничтожено 400 немецких танков, 210 орудий, около 700 автомашин, 147 самолетов, около 12 тысяч солдат и офицеров»…

Как же после этого верить в расползавшиеся упорные слухи об окружении под Харьковом нескольких наших армий?! Но, видно, что-то действительно случилось, потому что этот забитый самолетами аэродром стал быстро пустеть. Самолеты взлетали, строились звеньями и брали курс на… восток, словно растаивая в лучах восходящего солнца. Над опустевшим аэродромом зажурчал ручейком жаворонок, как бы показывая, что теперь он здесь хозяин.

Проводив самолеты, я переключился на связь со штабом. Командир БАО (батальона аэродромного обслуживания) несколько раз запрашивал, что делать с бомбоскладом. Вначале передали «ждите», потом обещали выслать автомашины, а в конце концов приказ: бомбы взорвать и выехать в ранее указанное место нового базирования. Комбат аж присвистнул:

-- Ничего себе – взорвать! Рядом село, все стекла вылетят, а кое-где и дома повалятся.

Но приказ в армии не обсуждают. Комбат отдал распоряжение подрывникам и помчался догонять автоколонну с имуществом БАО. Я – за ним. Но из-за порчи автомашины отстал. А вскоре со своей командой влился в разрозненный поток вырвавшихся из «харьковского котла» бойцов. С ними прошли (точнее, «кроссировали») по нещадно палимой солнцем полынной степи, под бомбежками и обстрелами, с трудом отрываясь от преследования, трагический путь до Дона, а переправившись через него на бревнышках и ящиках, пошли к Сталинграду. Я почти ничего не слышал, с трудом говорил (контузило во время близкого взрыва), двигался почти автоматически, но все же дошел. А сколько осталось наших бойцов в той неласковой степи! Очень верно сказал об этом В.Высоцкий:

Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог –

Кто считал, кто считал!...

Сообщается в сводках Информбюро

Лишь про то, сколько враг потерял.

Еще в мае, когда мы тащили свою полуразбитую спецмашину с рацией на прицепе у эмтээсовского трактора, услышали по радио (приемник еще работал) очень удивившее нас сообщение. Диктор бодро говорил о том, что теперь, когда длившиеся две недели бои подошли к концу (какому только?), можно сказать, что основная задача, поставленная советским командованием, выполнена. При этом в данной операции захват Харькова якобы не входил в планы командования. Главное было – предотвратить и сорвать удар немецко-фашистских войск. И это удалось (??!). « В ходе боев немецко-фашистские войска потеряли убитыми и пленными 90 000 солдат и офицеров; 540 танков, не менее 1511 орудий, до 200 самолетов. Наши войска в этих боях потеряли убитыми 5000 человек, пропали без вести 70 000 человек; 300 танков, 832 орудия и 124 самолета». В конце сообщения делался такой неожиданный вывод: «Командование немецкой армии расписывает бои под Харьковом как свою крупную победу и сообщает при этом фантастические цифры якобы захваченных в плен советских солдат и уничтоженной советской техники. В ответ на эти измышления мы можем только сказать: еще несколько таких немецких «побед» и немецко-фашистская армия будет окончательно обескровлена».

Но пока только обескровливалась наша армия. Действительное развитие событий выглядело так.

Мы знали, что немцы летом 1942 г. предпримут крупное наступление. Но где и как? Генштаб предложил укрепить оборону южного участка фронта, где вероятнее всего это произойдет. Но Верховный не согласился с этим, предписав «нигде не давать немцам покоя». В развитие этой идеи было предпринято несколько локальных наступлений на разных участках, и ни одно не завершилось заметным успехом. Командование Юго-Западного фронта (командующий – Маршал Советского Союза С.К.Тимошенко, член Военного совета – Н.С.Хрущев) убедило Сталина, что имеют очень удобный плацдарм для наступления на Харьков и быстро овладеют им. Сталин дал «добро». Но увлекшись победным началом наступления, руководство фронтом не разглядело опасности со стороны Краматорска, где противник накапливал крупные силы. Генштаб высказался за то, чтобы прекратить наступление и не допустить прорыва немцев. Однако Тимошенко и Хрущев убедили Сталина (а он им верил), что опасность Краматорской группировки немцев считают явно преувеличенной и надо продолжать наступление, пока в войсках такой высокий порыв.

А Паулюс, командовавший здесь гитлеровскими войсками, оказался мудрее наших стратегов и ударил с этого «не стоющего серьезного внимания» плацдарма, а также со стороны Волчанска прямо «под дых» нашим черезчур увлекшимся войскам. И не одна, а 6-я, 57-я армии, часть сил 9-й армии и оперативная группа генерала Л.В. Бобкина оказались к 23 мая полностью окруженными. Немногим удалось вырваться из «мешка» - большинству пришлось сражаться до конца. В прямом понимании этого слова.

Наши потери здесь, как утверждают историки, составили не 75 тысяч (по официальной сводке), а более 240 тысяч солдат и офицеров (в числе их девять генералов). Плюс огромное количество техники и разного снаряжения. Харьковская операция потерпела сокрушительную, с далеко идущими последствиями катастрофу. Однако и месяц спустя после провала наступления Совинформбюро продолжало сообщать о том, что «на Харьковском направлении наши войска вели бои с наступающими войсками противника». А чуть позже: «Совершив организованный отход (?!) на новые рубежи, наши части продолжают наносить врагу мощные удары»...

А в это время последовал другой страшный удар – в Крыму. Здесь было достаточно войск, чтобы сдержать и даже контратаковать немцев, но командование фронтом (ген.-лейт. Д.Т.Козлов), задерганное некомпетентным вмешательством сталинского приспешника Л.З.Мехлиса, в сложной обстановке оказалось неспособным управлять войсками. 8 мая наши части, потеряв свои основные силы и технику, оставили Керчь. Это настолько усугубило положение, что 4 июля, после девяти месяцев героической обороны, Севастополь был оставлен нашими войсками.

«В результате потери Крыма, поражения наших войск в районе Барвенково, в Донбассе и под Воронежом противник вновь захватил стратегическую инициативу и, подведя свежие резервы, начал стремительное продвижение к Волге и на Кавказ» (Г.К.Жуков. «Воспоминания и размышления», кн.2».

Такова вкратце правда о трагическом лете 1942 г. Почему же так бессовестно искажала истинные события официальная пропаганда? На кого были рассчитаны лживые сообщения? На воинов других фронтов? На работников тыла, вытягивавших из себя жилы на бессменных трудовых вахтах? На союзников?

А с другой стороны, нужна ли была тогда людям голая правда о положении на фронтах, когда они мучительно ждали хоть крохотную весть об успехах на фронтах? Ждали и жили этим.

Ну, а потом? Пошли по накатанной дорожке. В многочисленных статьях, речах и даже мемуарах авторы, уступая нажиму цензуры, вынуждены были излагать далекие от истины версии тех или иных событий войны, особенно ее тяжелейших периодов начальных месяцев и лета 1942 г.

Приобрели ли мы что от этого? Думаю, что потеряли. Особенно в глазах идущего за нами поколения. И как прав был А. Твардовский, сказавший:

Одна неправда нам в убыток

И только правда ко двору.

Анатолий ПАНИН, член Национального союза журналистов, Украины, инвалид войны, писатель.

Харьков, сентябрь 2009 г.