Без света. Без воды. Без газа. В подвалах. Уже третий год в таких нечеловеческих условиях выживают жители фронтового посёлка Спартак. Их осталось всего 80 из нескольких тысяч, живших здесь до войны. Среди них двое детей. Очень много людей погибло. Остальные разъехались кто куда.
Дорога на Спартак из Донецка лежит через Путиловский мост, разрушенный ещё в 2015 году. Сквозь разбитый асфальт пророс бурьян, кругом валяются ветки деревьев, оборванные провода, стоят бетонные блоки. В центре моста зияет огромный провал. Не доезжая до него, сворачиваем направо. Спартак совсем рядом, но участок дороги от Путиловского моста до поселка – самый опасный. Сюда каждый день «прилетает», поэтому не проезжаем, а буквально пролетаем его на предельной скорости. Дорога испещрена ямами от разорвавшихся снарядов, кое-где прямо в асфальте торчат хвосты снарядов. Успеваю сделать несколько снимков на лету.
Апокалиптическая дорога упирается в стелу у въезда в посёлок. Ей тоже досталось, она вся в пробоинах от осколков.
Поворачиваем налево – мы в Спартаке.
Во времена Советского Союза в Спартаке находился совхоз. Совхоз-миллионер, как называли такие хозяйства тогда. Здесь не только выращивали всевозможные виды овощей и фруктов, в Спартаке занимались научной работой – выводили новые сорта растений. Теплицы и лаборатории ныне превращены в руины, а бескрайние поля, уходящие за горизонт – в поле боя.
На улице многолюдно. По центру сложена огромная куча из веток, вокруг неё люди.
Измотанные войной, уставшие, но очень приветливые и дружелюбные. Улыбаются, здороваются, охотно вступают в разговор. Рассказывают, что это не просто субботник, теперь это их работа. Местная власть предложила им вычищать родной посёлок от следов войны и разрухи. Рабочий день с 8 утра до 4 часов дня, естественно, с корректировкой на обстрелы, иногда они начинаются днём, а иногда ВСУ бьют прямо с утра. Зарплата 2400 рублей в месяц. Деньги не ахти какие, но поселковцы и этому очень и очень рады – ведь это первая работа, появившаяся в Спартаке за два с половиной года войны. Для пенсионеров – а таковых тут большинство – отличный вариант подработки к пенсии. Люди работают с удовольствием.
«Вы кто такая и зачем снимаете?» - вдруг слышу грозный окрик позади. Оборачиваюсь. На меня строго смотрит высокая молодая женщина в оранжевой куртке. Я представляюсь. Марина, сотрудница местной администрации, улыбается. Оказалось, «Антифашист» знают и читают.
Среди взрослых людей замечаю маленькую девочку. Знакомлюсь. Это Вика, ей 10 лет.
Всю войну малышка живёт в посёлке. Утром ходит в школу, днём гуляет на улице, а вечером спускается в подвал, который уже два с половиной года является её домом. Школа Спартака давно разбита, ребёнок ездит на автобусе в соседнее село Яковлевка. Сейчас в яковлевской школе учится 60 детей со всех окрестных посёлков. Это единственная уцелевшая школа в округе.
Вика ведёт меня в свой «дом». Я разговариваю с малышкой, и параллельно смотрю по сторонам. Возле домов, где живут люди, аккуратно сложены брёвна и ветки.
«Это для топки буржуек» - объясняет мне Вика. Газа в посёлке нет уже третий год, люди обогреваются при помощи таких вот печек. «А у нас буржуйка прямо в подвале топится» - говорит ребёнок.
В одном из дворов замечаю интересную надпись. Местным жителям присуще чувство юмора.
«Тут живёт тётя Вера, комендант посёлка» - рассказывает Вика. У подъезда стоит сама «губернатор», смущенно улыбается.
Спускаемся в Викин «дом». Кромешная темнота и стойкий запах гари. К нам присоединяется Валентина, бабушка девочки. Говорит, что такой «аромат» даёт буржуйка. Но выбирать не приходится – на улице уже мороз, в подвале очень холодно, если не топить – долго не протянешь. Бетонные стены подвала завешены коврами, на бетонном полу тоже они – так хоть немного теплее. И уютнее. Квартира этой маленькой семьи давно разбита, снаряд угодил в крышу дома. Подвал стал их новым «домом». Выживать помогают волонтёры – привозят еду, воду, одежду, свечи. Прошлой зимой Валентина с внучкой были в Минске, неравнодушные к их беде люди пригласили погостить у себя. Вика вспоминает большой деревянный дом, аромат хвои, много-много снега. Летом местные власти вывозят девочку к морю – она уже не один раз была в России. Это - самые лучшие и тёплые воспоминания в её маленькой жизни…
Поднимаемся наверх, выходим на улицу.
Валентина показывает «кухню». Эту постройку соорудили во дворе, когда стало ясно, что война надолго, и жизнь в подвалах тоже. Здесь они готовят, пьют чай, просто собираются посидеть с соседями, поговорить о наболевшем. Всё как в обычной семье – чаепитие и разговоры на кухне – с поправкой на то, что рядом фронт, и в любой момент ВСУ может открыть огонь по мирным обездоленным людям…
Рабочий день окончен. Поселковцы собираются во дворе. Подхожу к ним.
Рассказывают о том, что стреляют каждый день. Привыкнуть к этому невозможно, просят не верить тем, кто говорит, что «привык к обстрелам». Невозможно привыкнуть к смерти, каждый день проносящейся в виде снарядов над твоей головой. Невозможно привыкнуть к свисту пуль у виска. Невозможно привыкнуть к мысли о том, что многих родных и близких больше нет, что жизнь разрушена, и когда всё это прекратится – одному Богу известно… Переходим к разговорам на бытовые темы. Магазинов и рынка в посёлке давно нет, за продуктами приходится ходить в соседнее село – тамошний магазинчик уцелел. Мобильные телефоны также ходят заряжать туда. Некоторые из моих собеседниц, как, например, Ирина (в фиолетовой куртке на переднем плане), перебирались жить в Донецк. Прожив полтора года, женщина вернулась домой. Во-первых, не осталось денег для аренды жилья, а во-вторых – просто хочется домой. Неизвестно, сколько ещё продлится весь этот ад, а скитаться у Ирины больше нет сил. Пусть всё разбито, пусть нет света, газа и воды, пусть каждый день обстрелы, но всё же, это – дом.
Во время нашего разговора начинаются «бахи». Мне нужно осмотреть разрушения в посёлке до наступления темноты и начала серьёзных обстрелов. Прощаюсь со своими собеседницами и прошу Валентину провести меня по разрушенным улицам.
Продолжение следует…