Я часто бываю в «красной зоне». Удивительно, но здесь есть жизнь! Даже в войну люди приспосабливаются ко всему и учатся жить даже в условиях военных действий.
Пользуясь затишьем, я снова отправляюсь в самые западные и самые опасные точки Донецка. За ними – территория порошенковских прихвостней без тени сожаления, человечности и рассудка обстреливающих город с недавно миллионным населением, долгие годы трудившимся для процветания вероломной страны. Мы с коллегой уже писали о микрорайоне Тихий в Петровском районе города. Вернемся к нему еще раз.
В 6 остановках отсюда – Жилплощадка, Трудовские… Выжженная земля, обломки и «адаптированные» к вражеской артиллерии жители, для подавляющего большинства которых обстрелы стали чем-то вроде грозы: они прячутся от них под лестницами в подъездах, в коридорах, в ванных комнатах. На Жилплощадке, например, один подвал на всю улицу, одно бомбоубежище на весь поселок. Не добежишь. Всего в огромном Перовском районе бомбоубежищ 18. А ведь кому-то из сотен погибших здесь мирных дончан они могли бы спасти жизнь.
Тихий не входит в часть так называемой «красной зоны», но прилегает к ней. Хотя разрушений и пережитого людьми страха здесь хватает с избытком.
Иду по улице Щипачева, где нет целых домов: все посечены «Градом» и забиты фанерой. Сзади – двое местных жителей шутят, глядя мне вслед: «Ты что хочешь: фотик или камеру?». В прошлом – Петровка была печально известна, как самый «бандитский» район города. По вечерам здесь ходить было опасно из-за «гопников». Но теперь такая шутка более чем оправдана: ДРГ – гость незваный. Возвращаюсь к ним, говорю, что журналист, спрашиваю, как они здесь живут. Отвечают: «Весело!». Оно и понятно: неприятно вспоминать, что живут одним днем, не зная, уснут в своих кроватях или в подвале, и проснутся ли утром живыми и здоровыми. Иду дальше. Обгоняет меня пара, представляются, как брат с сестрой. Сестра – инвалид 1 группы, синдром Дауна. Брат рассказывает: «Я киевлянин, сейчас приехал сестре помочь, в больницу веду, зуб. Что она вам расскажет? Она, как ребенок, ничего не понимает. А в Киеве такие же люди живут, не хотят войны». Уходят. Странная пара.
Огибаю школу №114, в доме напротив (я очень надеюсь) живет моя старая знакомая. В ее подъезде только на двух этажах целые окна. Но дверь открыта! Позже мне объяснят: здесь не запираются, потому что все соседи сплотились, как одна семья, и каждый раз стучаться, когда нет хлеба или соли – напряжно.
«Я думала, ты уехала», - встречает меня в коридоре Валентина. Она инвалид третьей группы, проблема с ногами. Всю войну она прожила в своей квартире с видом на посадку за школой, через которую однажды прорвались танки украинских фашистов. «Я в коридоре сижу, слушаю бой, - рассказывает Валентина. - Куда бежать и как? – спрашивает эта мужественная женщина, которой каждый шаг причиняет боль. – От танка разве убежишь? Я за всю войну даже в другую комнату не перешла (окна квартиры выходят и в сторону оккупированной украинскими боевиками Марьинки, и на противоположную сторону дома). Даже диван не отодвинула от окна. Когда совсем шумно было, на углу дома «Град» упал, только подушку переложила от окна на другую сторону... Потом слышу: все дальше и дальше грохот. Слава Богу, думаю, отогнали. Потом слышу, ребята кричат: «дайте кто-нибудь попить!» Я крикнула, чтобы ко мне поднимались. Всех напоила, накормила».
До войны у Валентины в квартире жили три хорька и кошка. Сейчас кошка осталась одна. После очередного обстрела у Манечки, последнего уцелевшего хорька, разорвалось сердце. И что-то в одночасье оборвалось и в груди хозяйки. Валентина собрала кое-что из вещей и уехала в Макеевку (ДНР). Но прожив вдали от дома две недели, все же решила вернуться: родные стены лечат.
«Конечно, много друзей, много знакомых потеряла в этой войне. Было время и в подъезде одна жила. Соседи уезжали – все мне ключи оставляли, чтобы присматривала за квартирами, цветы поливала. Потом одни вернулись, другие. А был случай, когда соседи сверху приехали, и ночью стали отношения выяснять, гремели… Часа два уже было. Я поднялась к ним, помню, замахнулась изо всех сил… Хорошо, сосед руку мою успел перехватить… Я их не осуждаю, это личный выбор каждого, где прятаться от войны, где жить, но те, кого здесь не было в самое страшное время, обязаны с уважением и пониманием относится к нам, оставшимся здесь. Сказала им тогда: «Утром, хоть поубивайте друг друга, но чтобы ночью ни одного звука не было. Страшно». Больше они не шумели.
А потом и к ним в квартиру прилетело».
«Перед самой войной у меня дочка на последнем месяце беременности была. А жили они в общежитии, недалеко от аэропорта, - продолжает Валентина. – Позже, зимой, их так обстреляли сильно… Они в подвале всей семьей были, малышке 6 месяцев было, ничего еще не понимает, не сильно встревожилась. А дочку потом откачивали долго, в себя приводили, она даже не разговаривала. Их завалило, несколько дней там под обломками находились, пока их ополченцы нашли, раскопать смогли, вызволили. Сейчас уже лучше ей, но страху натерпелась – не дай Бог».
«Было. Все было. И голодной сидела. Но не помню и дня, чтобы дворник на работу не вышел, школа работала, в нее попадали раза три или четыре, в магазин наш «Изюм» каждый день продукты привозили, каждый день! Под бомбежками, под всем!.. Сцену одну запомнила: шумно так, стреляют, а у нас со двора смех детский доносится! Я к окну – а там мамы с детьми гуляют! Вот это люди! Я таких смелых нигде не встречала».