Андрiй откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе.
— Что ж, — сказал он, — извольте. Я сказал бы всемогущему: «Я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать украинцев добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай украинцам вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду, газа, нефти и денег. Пусть исчезнут голод, холод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей".
— И это все? — спросил Вэв Эпэ.
— Вам кажется, что этого мало?
Вэв Эпэ покачал головой.
— Всемогущий ответил бы вам: "Были времена, когда им было дано больше, чем всем окружающим их народам. Было время, когда им досталось наследие огромной страны. Было время, когда газ для них был дёшев, а кредиты текли рекой. Не пошло это на пользу украинцам. Ибо сильные создали свои банды и банки, отобрали у слабых то, что я дал им, и слабые всё так же остались нищими".
— Я бы попросил бога оградить слабых, "Вразуми жестоких правителей", сказал бы я.
— Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их. Вместо «коломойских" придут «ахметовы", вместо «ахметовых" «фирташи", вместо «фирташей" «корбаны».
Андрiй перестал улыбаться.
— Накажи жестоких, — твёрдо сказал он, — чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.
— Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Вместо «коломойских" и «корбанов» вылезут «филатовы», «бирюковы" и «геращенки" Тоже жестокие. Так придётся карать всех, а я не хочу этого.
— Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы украинцы получили всё и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.
— И это не пойдёт украинцам на пользу, — вздохнул Вэв Эпэ, — ибо когда получат они всё даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно. Давать бесплатно газ и уголь, продовольствие и лекарства, бензин и кредиты на существование их страны.
— Не давай им всего сразу! — горячо сказал Андрiй. — Давай понемногу, постепенно!
— Постепенно украинцы и сами возьмут всё, что им понадобится. Как делали не раз за 23 года. Просто забирали без спроса газ, нефть и бензин.
Андрiй неловко засмеялся.
— Да, я вижу, это не так просто, — сказал он. — Я как-то не думал раньше о таких вещах... Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, — он подался вперёд, — есть ещё одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего украинцы любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!
— Я мог бы сделать и это, — сказал Вэв Эпэ. — Но стоит ли лишать украинцев их истории? Они же не любят больше всего ни труд, ни знание. Иначе жили бы они совсем не так, как сейчас. Иначе они могли бы гордиться и своим народом, и страной, а не влачить жалкое существование. Стоит ли подменять один народ другим? Не будет ли это то же самое, что стереть украинцев с лица земли и создать на их месте новый народ?
Андрiй, сморщив лоб, молчал обдумывая. Вэв Эпэ ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Андрiй тихо проговорил:
— Тогда, всемогущий, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными... или ещё лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
— Сердце мое полно жалости, — медленно сказал Вэв Эпэ. — Я не могу этого сделать.